Олег Кудрин - Чужая кровь

Этими жестокими, но честными словами Рубина просто припечатала несчастного Баро к креслу.

— Если вы хотите предложить отправить ее в больницу, то я сразу скажу вам "нет", — с трудом выдавил из себя отец больной девушки.

Рубина взяла Баро за руку и посмотрела ему в глаза:

— Постой, Рамир, дай договорить. С такой болезнью ее только в психушку возьмут. А я и сама этого не хочу. Я знаю другой способ. Не поручусь за успех, но попробовать надо.

— Ну так пробуй!

Рубина согласно кивнула, но тут не выдержала Зем-фира. Обняв старушку за плечи, она сказала мужу:

— Рамир! Она не все тебе сказала. После такого "лечения" все болезни внучки возьмет на себя бабушка. И тогда может умереть сама Рубина…

Баро замер, вопросительно посмотрел на Рубину, потом перевел взгляд на Земфиру. Та продолжила объяснение:

— Это обряд, когда шувани берет на себя болезнь того, кого лечит.

— Послушай меня, — заговорила Рубина, обращаясь к Баро. — Ты не веришь врачам, так позволь мне совершить этот обряд. У нас нет другого выхода.

— Но ты же можешь не выдержать, — начала было Земфира, но осеклась под резким взглядом Рубины.

Заговорил Баро:

— Скажи, Рубина, а если бы священное золото было в моих руках, можно было бы без всего этого обойтись?

— Не знаю, Рамир, не знаю. Но даже если и так, мы не можем ждать!

— А если золото найдется?

— Рамир! Дорога каждая минута. Позволь нам попробовать спасти Кармелиту.

И вновь Баро нужно было принимать решение. Очень тяжелое решение.

Принимать его самому, и не откладывая.

— Рубина, ты веришь в то, что это ей поможет?

— Без веры я не была бы шувани и не могла бы помогать людям.

— А это действительно для тебя так опасно?

— Думаю, что все обойдется. — Рубина подталкивала Баро к положительному ответу — так она хотела помочь и ему, и своей внучке.

— Рамир, дорогой, — заговорила с болью Земфира. — Рубина делает доброе дело, спасает Кармелиту, но…

Старушка метнула взгляд на Земфиру, запрещая ей продолжать.

— …Но, возможно, ведь все и обойдется? — проговорила Земфира.

— Ну, тогда — с Богом! — решился после паузы Баро и сделал то, чего не делал никогда за всю свою жизнь — встал перед Рубиной на колени и поцеловал ее старушечью в морщинах руку.

— Только об этом, Рамир, никто не должен знать. И пока мы не закончим, никто сегодня не должен заходить в комнату Кармелиты.

— Я все понял, Рубина. Туда не зайдет никто. Если понадобится, я сам буду вашим охранником.

Баро перекрестил уходящих женщин.

Нагуляв за день хороший аппетит, Васька вернулся домой. Он вбежал в палатку и тут же кинулся к оставленной для него на столе порции.

— О! Явился — не запылился! Где тебя черти носили? — поинтересовалась Розаура.

— Да так, по городу гулял.

— Ах, по городу гулял? А у мамы, значит, разрешения спросить не нужно?

— Но я ведь уже взрослый!

— Взрослый? А совсем недавно этого взрослого, который по городу гуляет, на кладбище уволокли — слава Богу, живой вернулся!

— Так что ж теперь — и из палатки не выходить? Розауре попалась под руку Васькина игрушечная собачка:

— Выходишь из палатки, а там тебя уже поджидает страшный-страшный Р-рыч! Р-р-р-р! — И Васькина игрушечная собачка, шутя, набросилась на своего маленького хозяина.

— Да не боюсь я никакого Рыча! — ответил Васька, отбиваясь от собачки в маминых руках. — И вообще, его скоро поймают!

— С чего это ты так уверен?

— Просто знаю.

Розаура только покачала головой, но говорить ничего не стала.

Когда-то, лет двести тому назад, когда в Управске кроме деревянных домов стали строить еще и камен-ные, камень для этого добывали поблизости, на приволжских откосах.

Заброшены эти каменоломни были тоже во времена незапамятные. И не зря же такие времена называют именно незапамятными, потому что никто в Управске о старых каменоломнях давно не помнил.

И Удав рассчитал верно, что искать там Рыча никому даже не придет в голову. Так что если б только Рука с Лехой обращали больше внимания на маленьких детей и пожилых мужчин, то вряд ли кому-то удалось бы его найти…

Палыч ждал Максима в гостинице и от нетерпения не мог найти себе места.

Завидев наконец его светлую шевелюру, истопник подошел к своему молодому другу:

— Мы нашли Рыча! — Где?

— Там, за городом… — Палыч торопливо стал рассказывать обо всех своих с Васькой похождениях.

— Палыч, ты понимаешь: найдем цыганское золото — поможем Кармелите. Ну, по крайней мере, цыгане так думают.

— И, поверь мне, Максим, у цыган то, что они думают, — очень часто получается!

— Ну что ж, Рыча вы с пацаном выследили, остается теперь еще выследить, где он прячет золото.

— Да, но вот только справимся ли мы сами? Может, цыган на помощь позвать — они ведь его тоже ищут?

— Палыч, послушай, в болезни Кармелиты есть очень большая доля моей вины. И я должен сам это исправить, понимаешь? Я хочу, чтоб у нее все было в порядке. И если цыгане верят, что это золото ей поможет — я должен достать им это золото. Из-под земли достать!

— Так из-под земли, в общем-то, доставать и будем, — усмехнулся Палыч.

Рубина приступила, может быть, к самому важному обряду в своей жизни.

Комната была освещена единственной свечой, стоявшей перед иконой.

Кармелита с закрытыми глазами лежала на подушке. Дыхание — прерывистое.

Трудно было узнать это, еще совсем недавно такое живое, красивое и молодое лицо — казалось, на него уже повеяло дыханием смерти.

Рубина вложила в неподвижные руки Кармелиты по пучку трав, непрерывно шепча свои заклинания. Несколько раз перекрестила внучку. Затем глазами попросила Земфиру подать ей приготовленную пиалу с водой. Трижды перекрестив, Рубина поднесла воду к губам Кармелиты — и та, не приходя в себя, все-таки сделала один глоток. Рубина обмакнула в воду палец и окропила внучку раз, другой, третий.

Земфира внимательно следила за лицом Кармелиты, но оно продолжало оставаться совершенно безу частным.

Рубина поднесла пиалу с водой к иконе, не переставая ее крестить и бормотать заклинания. Земфира подала ей блюдо с сушеными травами. Рубина взяла их в горсть, сказала короткое заклинание и высыпала в воду. Земфира подала яйцо, Рубина разбила его над пиалой и вылила туда же, в воду, освещаемую отблесками свечи. Еще раз трижды перекрестила. Взяла большой цыганский нож, как будто воткнула его в воду — и вдруг вода в пиале стала красной, как кровь! Глаза Земфиры расширились от ужаса, а Рубина залпом выпила все содержимое пиалы.

— Все, Земфира. Я сделала все. Я выпила ее боль. — Рубина в изнеможении опустилась на стул и с тоской посмотрела на портрет Рады. Покойная дочка, казалось, тоже смотрела на нее…