Олег Кудрин - Во имя любви

— Собака здесь не я, а ты! А я — дочь цыганского барона. Поэтому ты сейчас развяжешь мне руки и ноги, а после этого я буду есть!

— Ну, хорошо, баронесса, я учту ваши пожелания. Но и ты учти: если только дернешься, я тебя пришибу. Ясно?

Рука стал развязывать молодую цыганку. Снял веревку с рук, склонился над ногами… И как только ноги Кармелиты тоже стали свободны, она со всей силы толкнула Руку — очень удачно, прямо на камни с острыми углами, словно специально заточенные напильником, — и кинулась к выходу! Бандит поднялся и, превозмогая боль от падения, бросился за пленницей. Настиг он ее уже у самого выхода, схватил и потащил обратно, не обращая внимания на то, что цыганка била его, щипала и кусала изо всех сил. То есть продемонстрировала полный набор девичьих единоборств.

— Пусти меня! Пусти! Тебя все равно найдут! А если убьешь меня — не получишь выкуп.

Рука молча дотащил Кармелиту до того места, где оставались веревки.

Изловчившись, он вновь связал ее, и только после этого заговорил:

— Да пойми ты, сука, что я тебя убью, а твой папаша об этом даже не узнает — и деньги отдаст как миленький!

— И ты можешь убить человека?

— Могу, не впервой. Есть будешь?

— Не буду.

— Ну, так подыхай с голоду! — и Рука вновь заклеил Кармелите рот.

Максим не мог так просто сидеть, сложа руки. С — Баро он уже говорил, и больше сказать было, увы, нечего. Оставался Миро. Правда, прошлый раз молодой цыган бросился на него с кулаками из-за того, что Максим не уберег Кармелиту от бандитов… Но ведь нельзя же сидеть просто так, нужно что-то делать.

Максим поехал в табор, нашел Миро, но, как говорится, получил от ворот поворот. Нет, Миро не стал опять лезть в драку, но и разговаривать с человеком, который не сумел защитить Кармелиту, ему было тошно.

Максим молча брел через табор, когда его окликнули. Он обернулся и увидел Люциту — девушка тоже не могла так просто сидеть и ждать. Ее новая и такая яркая любовь, ее Рыч — нет, ее Богдан (так лучше!) — попал в беду. А она никак не могла придумать, чем же ему помочь. И, увидев Максима, схватилась за него как утопающий за последнюю соломинку. Она стала быстро-быстро говорить, но Максим никак не мог понять, что от него хотят. Он с трудом остановил Люциту:

— Что тебе нужно?

— У тебя украли любимую, а у меня любимого, — Люцита неожиданно успокоилась и в одно мгновение снова стала настоящей цыганкой — сильной и в этой своей силой уверенной, несмотря ни на какие жизненные передряги.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Я говорю о Рыче.

— О Рыче? Так ты тоже в этом замешана?

— Наоборот, мой Рыч — такая же жертва, как и твоя Кармелита, — и Люцита рассказала Максиму все, что сама узнала от своего неудачника возлюбленного.

— Люцита, я не могу во все это поверить. Ведь Рыч был там, и это именно он ударил меня!

— Я не знаю, как тебе это доказать, но он хотел помочь Кармелите…

— А может быть, ты просто плохо его знаешь? Ну, вот наверняка же он тебе не рассказывал о том, как пырнул меня ножом когда-то?

— Ошибаешься, рассказывал. А вот ты, кажется, забыл, что это именно его показания на суде спасли тебя от тюрьмы!.. А?.. Максим, пойми, и в его, и в моей жизни были ошибки, но мы оба хотим стать лучше!

— Ну, хорошо, предположим, что я в это поверю — я во все готов сейчас поверить, чтобы только помочь Кармелите, — а дальше-то что?

— Надо объединиться, нужно искать их, спасать. Ну не могу я больше сидеть, сложа руки, и ждать неизвестно чего!

— А что ж ты раньше сидела? Когда только узнала о том, что готовится похищение Кармелиты?

— Но я же знала лишь то, что Рыч собирается этого не допустить…

Максим сорвался на крик:

— Да ты понимаешь, что говоришь? Она знала! Нужно было сразу рассказать!

— Кому?

— Кому? Да мне, Миро, цыганам, милиции, мэру какому-нибудь — хоть кому-то!

Максим ушел. Люцита опять осталась одна. Разговора не получилось.

И Форс ушел. А Тамара с Антоном остались в его доме. Правда, доступ во все комнаты, кроме Светкиной студии, где Антон делал ремонт, и кухни, был Форсом на всякий случай перекрыт. Мать с сыном пили кофе. Хороший кофе, сваренный по просьбе Антона заботливой мамой Тамарой.

— Мать, я тобой просто восхищаюсь — ты потрясающе говорила с Форсом. Ты была с ним на равных!

— Учись, сынок. А то спрятался за мамкину юбку, а ведь ты уже не маленький.

— Ну, за это я только что уже поплатился.

— Каким образом?

— Ну, как же. Вот вы сейчас с Форсом все так замечательно обговорили, а мне там вроде бы и места нет.

— Отчего ж? Ты, например, можешь сейчас отвезти меня в ближайшее интернет-кафе.

— Так. А зачем?

— А затем, чтобы отправить Астахову вот это, — и Тамара положила перед сыном две фотографии: Евгении — первой жены Астахова, и Кармелиты.

— …Вот, перешлем ему эти фотографии и небольшое анонимное письмецо. А потом он сам ко мне прибежит с расспросами.

Антон не мог оторвать взгляда от двух фотографий — старой черно-белой и новой цветной.

— Боже мой, они и в самом деле чертовски похожи! — он даже не заметил, как свел в одной фразе Бога и черта. Зря свел и зря не заметил…

Войдя в кабинет Баро, Форс застал могучего цыганского барона с игрушечным медвежонком в руках. Да, этот изнывающий от горя, от беспокойства за жизнь родной дочери, снедаемый постоянным волнением, не спавший несколько суток мужик нашел в старых игрушках своей Кармелиты ее любимого медведя. И уже не мог больше с ним расстаться. Хотя бы с ним…

— Есть новости? — с надеждой в голосе встретил Баро гостя.

— Рыч снова вышел на связь. Требует денег.

— Скажи ему: деньги будут, я собираю.

— И сколько вам еще потребуется для этого времени? — Форс выдержал удивленно-недобрый взгляд Баро. — Господин Зарецкий, поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства — Рыч торопит.

— Понимаю… Скажи, что деньги будут через два-три дня. Астахов оказался благородным человеком и обещал мне помочь.

— Астахов? Вы обратились к нему? Помнится, между вами была вражда. Не могу поверить, что вы переступили свою собственную гордость и обратились к нему.

— Да я к черту лысому обращусь, лишь бы только спасти мою дочь!

— Понимаю…

— Слушай, Леонид, а почему с нами на связь все время выходит Рыч, а не этот Удав — он же у них за главного?

— Не знаю, я ведь не Удав. Я могу только предполагать…

— И что же ты предполагаешь?

— Очевидно, Удав — это как бы их мозг. А такие люди никогда ничего конкретного не делают сами.

— Значит, Рыч — шестерка Удава? Интересно, давно ли он с ним связался.

Неужели еще когда работал у меня… Нет, не понимаю все-таки, как же он мог?

Ну, одно дело еще украсть золото — но девушку, ребенка! Как?..