Олег Кудрин - Во имя любви

Люцита обещала матери, что все у них будет по закону — и до венчания не разрешала Рычу спать с ней в одной палатке, а палатка-то у них была как раз одна. Из нее выглянула только что проснувшаяся Люцита:

— Богдан, ты здесь?

— Зде-есь! — Рыч закричал на все поле, хотя лежал совсем рядом с палаткой. Кони подняли морды и недоуменно посмотрели на своих новых хозяев.

Люцита подошла к лежавшему Богдану.

— Ты не замерз? Ничего, что тебе пришлось спать снаружи?

— Нет, ну что ты! За годы жизни у Баро я так соскучился по воле… — Рыч любовался своей цыган-кой глядя на нее снизу вверх. — А потом я еще так долго сидел в этой норе под землей, не видел неба, не видел, какая наша земля красивая, не дышал полной грудью!

— Бедный ты мой, бедный!

— Нет, Люцита, я не бедный. Я теперь самый богатый человек на свете — ты мне весь этот мир подарила!

— А ты подарил мне саму себя!

Рыч вскочил и развел костерок под котелком, чтобы Люцита смогла умыться не холодной водой.

— Спасибо, Богдан!

— Тебе спасибо, Люцита! И благодарение Богу за то, что он мне тебя послал!

Сашке и Марго цыгане отдали для ночлега старую уютную палатку покойной Рубины. Утром они проснулись одновременно.

— Сашка! Я бы с тобой и на край света пошла! — проворковала Маргоша, сладко потягиваясь в постели.

— Ну, если мы пойдем на край света, то за это время ты мне нарожаешь много-много маленьких цыганят…

— А что? И нарожаю!

Они стали целоваться и обниматься.

— Никогда не думала, что мне так понравится житье цыганами…

— Э! Не с цыганами, а с цыганом! — поспешил поправить ее Сашка, изображая суровую ревность, но не выдержал и сам первый прыснул со смеху.

— Я хотела сказать, что мне так понравится жить в таборе.

— Так, ну все, хватит в постели нежиться. Ты думаешь, такая уж в таборе легкая жизнь? Давай-ка, дуй к бабам, помоги им еду готовить!

— Я готова! Пошли, Саш…

— Куда?

— Как это — куда? Ты же сам сказал — еду готовить…

— Ты что, Марго? Смеешься, что ли? Меня же засмеют в таборе!

— Почему это засмеют?

— Да где ж это видано, чтобы цыган-мужик бабам помогал?! У нас это не положено!

Следователь Солодовников назначил очную ставку. Первым к нему в кабинет привели Форса. Затем конвой ввел и Руку с Лехой. У одного из них была забинтована рука, у другого — голова. Все трое внимательно посмотрели друг на друга под пристальным взглядом следователя.

— Подозреваемый Кузнецов, повторите свои показания относительно этого человека!

— Это наш главный, Удав, — глухо произнес Рука.

— Теперь вы, Гусаров!

— Это Форс — наш главный по кличке Удав. Вроде… — вторил Руке Леха.

— Что скажете? — повернулся Солодовников к Форсу.

— Скажу, что это они заставили меня назваться Удавом, — Форс говорил медленно, с нажимом. Следователь посчитал, что он просто выдумывает показания на ходу, но на самом деле медлительность Форса была адресована не Солодовникову, а как раз двум другим слушателям.

— Как же это они, интересно, вас заставили? — самоуверенно спросил следователь.

— Силой. Они угрожали убить мою беременную дочь. Поймите, Ефрем Сергеевич, я готов пожертвовать собой, но не своей дочерью!

— Леонид Вячеславович, но вы же, как адвокат, тоже должны понимать, что это — всего лишь слова. И что же? У меня теперь есть ваши показания против показаний этих двоих. И у меня нет никаких оснований доверять вам больше, чем им.

— Почему, Ефрем Сергеевич? Перед вами два закоренелых уголовника — на них висит целый шлейф преступлений, включая убийство Бейбута Милехина!.. А вот чьи показания действительно имеют силу, так это Кармелиты Зарецкой. Она свидетельствовала против меня?

— Может быть, вы хотите, чтобы я вызвал на очную ставку с вами и Кармелиту Зарецкую? — иронично всплеснул руками Солодовников.

— Я очень этого хочу. Пусть она мне в глаза скажет, что я Удав. Но только я убежден, что она этого не скажет!

Форс не просто блефовал. Он действовал в строгом соответствии со своим новым планом, хотя и рискованным, но весьма многообещающим.

— Хорошо, — вынужден был согласиться следователь. — Но Зарецкую я вызову только после того, как мы закончим с Кузнецовым и Гусаровым.

— Не возражаю, — отвечал ему Форс, тем более что именно на это он и рассчитывал. И, испросив у следователя разрешения, стал задавать, как адвокат, вопросы Руке и Лехе: — Скажите, вы помните, как связали меня, как затащили в катакомбы? Как заставили меня назваться Удавом? Или вы забыли?

Рука, всегда соображавший быстрее, картинно опустил голову. Леха, на всякий случай, последовал его примеру.

Форс повернулся к Солодовникову:

— Мне больно вспоминать о том, что они со мной сделали, — и меня же упекли в тюрьму за все их преступления!

Начиная эту, казалось бы, простенькую очную ставку, Ефрем Солодовников никак не предполагал, что закончится она именно так.

Марго зашла в палатку Розауры. Там уже сидели почти все женщины табора.

Кто чистил картошку, кто мыл овощи, кто резал мясо.

— Бог в помощь! — сказала Маргоша и присоединилась к нехитрому кухонному трудовому процессу.

Не прерывая работы, женщины затянули песню.

— А что, и вправду в таборе все бабы делают? — Маргоша решила разузнать о цыганской жизни у сидевшей над картошкой рядом с ней Розауры.

— А ты что, не видишь?

— Вижу. И вот эти вот жбаны таскаете? И за водой сами ходите? И вот это все чистите, жарите-варите, моете, детей нянчите, а потом еще и мужиков ублажаете?!

Другие женщины тоже прислушались к разговору.

— И деньги на гаданиях тоже женщины зарабатывают? — продолжала Марго.

— А как же! — отвечала своей старой управской знакомой Груша. — Мы и зарабатываем. На эти деньги-то все и живут.

— Ну, бабоньки! А мужики-то вам тогда на кой ляд?

— Они нас защищают и любят, — послышались голоса. — Они — отцы наших детей.

— Бабоньки, да это же рабство! XXI век на дворе! Третье тысячелетие! Да вы что?!

— И что же ты предлагаешь? — смеясь, спросила Груша.

— Надо с этим покончить! Раз и навсегда, взять и покончить! Женщина — тоже человек! В смысле, свободный человек!

Но цыганки только посмеивались над феминистической проповедью попавшей в табор русской женщины.

Чтобы убедить следователя в своей правоте, Форс предложил провести следственный эксперимент с ним, Рукой и Лехой прямо в пещерах приволжского подземелья. Чтобы разрешить свои сомнения, Солодовников согласился.

И вот следователь, трое арестантов в наручниках и небольшой милицейский конвой — в катакомбах.

— Они привели меня сюда, связали и стали угрожать, — рассказывал следователю Форс. — Они требовали, чтобы я похитил дочь моего делового партнера Зарецкого Кармелиту с целью выкупа!