Олег Кудрин - Во имя любви

— Да как же я могу не говорить, когда все об этом знают?

— Что все знают?

— Знают, что Рыч привел Форса к моему отцу и сказал, что Удав — это он.

— Ну привел, ну сказал. И что с того?

— Да Форс сильно и не отрицал, что он Удав!

— Не знаю, не слышал. Знаю только, что теперь отрицает. И очень сильно.

— Да?!

— Да, — Рука поиграл пистолетом.

— Значит, теперь все зависит от моих показаний? Скажу, что Форс — это Удав, значит — Удав. А если нет, то и нет?

— Именно. Только говорить, что Форс это Удав, я тебе не советую!

— Почему же?

— А ты не понимаешь? Да потому что Удав, он и в тюрьме — Удав! Это по его воле я сейчас здесь, поняла?

— Ну и что? Не стану я врать, и ничего ты мне не сделаешь!

— Сделаю, еще как сделаю!

— Не сделаешь — тогда все сразу поймут, что Форс и есть глава всей вашей шайки!

— Так это смотря что я сделаю. Убивать такую красавицу, как ты, я, конечно, не стану. А вот Максиму, жениху твоему, если ты только выдашь Удава, — не жить. Ясно?

— Ой-ой-ой, не очень-то я тебя испугалась!

— Да на мушке сейчас твой Максим! На мушке, так же как и ты. Так что поаккуратней, девочка, не дразни меня!

— Врешь! Почему я должна тебе верить?

— Хочешь доказательств? Смотри! — Рука достал из кармана листик бумаги, на нем было нарисовано пронзенное стрелой сердце. — Точно такой же рисунок уже лежит в кармане пиджака твоего Максима. Наши люди везде — они подложили бумажку ему в карман, да так, что он и не заметил. Так что поверь мне — мы сделаем с вами все, что захотим!

Конкретных указаний Удава-Форса не было, и Рука получил простор для проявления своей жестокой, но в чем-то даже детской фантазии.

Тамара с грустью вошла в свой родной дом, который они проектировали, строили и обживали вместе с Астаховым, тогда еще — одной семьей. Антон с ней не пошел, испугался.

— Здравствуй, Коля! — сказала она мужу как-то очень просто.

— Тамара? Честно говоря, я думал, что вы с Антоном уже очень далеко отсюда. Зачем ты вернулась?

— Я вернулась за деньгами.

— За деньгами? Но мне помнится, я дал Антону денег. Или наш чудный мальчик с тобой не поделился?

— Коля, не буду от тебя скрывать — Игорь Носков нас обокрал. У нас ничего нет…

— Он всегда был подлецом.

— Коля, я вернулась, потому что подумала: может быть, ты дашь мне еще один шанс? Все-таки в нашей с тобой жизни было много хорошего…

— Много? Ну, что-то хорошее, конечно, было. Но мало, и в прошлом.

Сейчас у меня в жизни гораздо больше хорошего. И возврата к прошлому я не хочу.

Как живое подтверждение того, как ему хорошо, в гостиную вышла Олеся в домашнем халатике.

— Прекрасно выглядите, Олеся! — Тамара уяснила себе положение вещей. — Стильная прическа!

— Спасибо.

— Я вижу, Коля, что Олеся чувствует себя в этом доме хозяйкой. Позволь спросить тебя, а по какому праву?

— Потому что я так хочу. Ты очень кстати вернулась, Тамара, я уже собирался тебя разыскивать.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы мы развелись.

— Вот, значит, как далеко у вас все зашло. Коля, я пришла просить у тебя денег, а ты переводишь разговор на другую тему. Ну что ж, я готова обсудить с тобой наш развод, но только после того, как мы закончим разговор о деньгах.

— То есть ты хочешь, чтобы я купил у тебя развод? Я правильно понял?

— Совершенно правильно!

— И сколько же ты хочешь?

— То есть как это — сколько? Ровно столько, сколько мне полагается по закону, — половину всего совместно нажитого имущества. Тебе это скажет любой юрист и любой суд.

Как ни сопротивлялся Палыч, но после автосервиса Максим затащил его в кафе. Обоим мужикам — и старому, и молодому — хотелось просто поговорить о жизни.

В пивной, где раньше трудилась Маргоша и куда теперь зашли Максим с Палычем, всегда было людно. Рядом с друзьями крутился и Леха, вылезший по плану, предложенному Рукой, из своего убежища. Он хорошо замаскировался.

Поэтому быть узнанным Максимом не боялся. В прошлом Леха был начинающим карманником (говорят, перспективным), и Рука решил использовать этот давний талант своего приятеля. За Максимом Леха ходил с утра, но до его кармана добрался только в пивной. Однако добрался и ничего не украл, а лишь добавил.

И тут же исчез.

Максим с Палычем выпили уже не одну кружку, когда на мобильном у Орлова раздался звонок. Звонила Кармелита.

— Скажи, Максим, ты сегодня проверял карманы своего пиджака?

— Карманы? Нет, не проверял, а что?

— А ты проверь прямо сейчас.

Максим сунул руку в один карман, в другой — и вытащил кусочек бумаги. На листике было нарисовано пронзенное стрелой сердце — точно такое же, какое было в тот момент у Кармелиты, как будто рисовала их одна рука. А точнее — один Рука.

— Спасибо, очень мило! — смеясь, говорил Максим своей любимой. — Ты положила, когда я собирался на работу?

— Да… Я…

— Какая же ты у меня еще маленькая — совсем девочка… Но я тебя все равно люблю!

Кармелита с ненавистью посмотрела на стоявшего перед ней с пистолетом Руку.

Зарецкий сидел в шатре у Миро и перебирал струны цыганской гитары.

— Баро, я с детства привык кочевать, я не умею жить на одном месте, я люблю свободу… — говорил ему Миро. — Но у меня не получается забыть, как интересно мы жили в этом городе!

— Хорошее же ты слово выбрал — "интересно"! Сколько всяких бед и несчастий случилось за это время!

— Я не о том, Баро. Просто это был первый город, в котором мы выступали в настоящем театре. Мы чувствовали себя настоящими артистами!

— Так ты скучаешь по театру или по городу?

— И по тому, и по другому… Баро поставил гитару в сторону:

— Неужели ты хочешь вернуться в Управск?

— Я не знаю, хочу ли я этого… Я знаю только то, что там остались не только воспоминания, там остался и человек, по которому я очень тоскую, — Миро выдержал пристальный взгляд Зарецкого. — Я вижу, Баро, как и ты скучаешь по ней.

— Миро, мальчик мой, ты все еще любишь Кармелиту?

— Я пытался забыть ее, но не могу.

— Но она теперь принадлежит Максиму…

— Я знаю.

— Если мы вернемся в Управск, ты снова будешь добиваться ее?

— Нет, не буду. Потому что она хочет быть с другим мужчиной. Но я стал бы ей любящим другом, братом. Я бы смог. Но мне необходимо быть с ней рядом!

Баро только тяжело вздохнул.

— Хорошая у тебя дочь, Баро… — Миро сам взял гитару и запел одну очень старую и очень печальную цыганскую песню.

Тамара собиралась уже выйти из астаховского дома, как вдруг столкнулась со Светой. Для обеих эта встреча была совершенно неожиданной:

— Тамара Александровна? Здравствуйте! А я думала, что вы с Антоном уже где-то далеко…

— Нет, мы вернулись. А ты, Свет, что здесь делаешь?