Олег Кудрин - Во имя любви

— Почему? Может быть, Максим передумал?

— Да нет. Что ты! Он любит Кармелиту. Это на редкость порядочный человек.

— Тогда я совершенно не понимаю, чего они тянут?

— Рамир, я хоть и начальник Максима, но не могу знать все о нем. О них.

Наверно, лучше у них и спросить.

— Спасибо, мудрый совет… — усмехнулся Зарецкий.

— Не обижайся.

— Я не обижаюсь, я просто волнуюсь. Ты знаешь, Коля… В доме происходит что-то странное… Люци-та обвиняет Кармелиту во лжи…

— В какой лжи?

— Не знаю, я сам до конца не могу разобраться. Эта история с похищением, мне кажется, никогда не закончится…

— Подожди. Но преступники-то сидят в тюрьме?

— Да, конечно, — уверенно сказал Баро, даже не представляя, насколько он ошибается. — Но что-то по-прежнему мучает нашу девочку, я это сегодня точно понял. Коля, вспомни, может, Кармелита что-нибудь говорила? Тебе или Максиму? Или Олесе?

— Нет. Она мне не очень доверяет, пока. А о других я ничего не знаю.

— Не доверяет, говоришь? Это дело времени. Она должна привыкнуть:..

Неожиданно зазвонил мобильный Баро.

— Извини… Так, посмотрим, кто это к нам?.. — сказал Зарецкий, глядя на экран красивого, дорогого мобильного телефона с золотистым корпусом. — Ага, женушка… Да. Ты где, Земфира? В больнице? Что?! Кто?..

Астахов встревоженно посмотрел на Баро…

…Баро просто влетел в палату, сразу же бросился к постели Рубины, рядом с которой уже стояли Земфира и Палыч.

— Не понимаю, как такое могло произойти? — говорила Рубина, обращаясь к Земфире. — Выйти замуж за Рамира, отодвинув мою Раду?.. Как же ты могла? Я не ожидала от тебя…

Тут Рубина заметила Баро, только-только вошедшего в палату:

— Рамир, прости меня! Прости меня, глупую.

— Я давно тебя простил. Прости и ты меня…

— Ты не виноват передо мной… не у меня просить прощения нужно…

Пусть тебя жена твоя простит.

Баро недоуменно посмотрел на Земфиру.

— Нет, нет, не у нее. У своей настоящей жены, у Рады проси прощения!

— Но теперь она моя жена. Она — Земфира!

— Как? Как эта женщина… эта женщина могла стать твоей женой?

— Рубина, а что в этом плохого?

— Ты нарушил наши обычаи. Ты женился на другой, а раз ты так быстро женился на другой, значит, ты не любил мою дочь…

— Почему ты говоришь так, Рубина! Все знают, как я любил Раду!

Рубина указала рукой на Земфиру.

— Почему эта женщина говорит, что она твоя жена?

— Она и есть моя жена, — ответил Баро, все еще не понимая, что происходит.

— Побойся Бога, Рамир! Ведь не прошло и сорока дней после смерти Рады.

— Сорока дней?

Все, кто были в палате, удивленно посмотрели на Рубину.

Первым опомнился Баро.

— О чем ты говоришь? Какие сорок дней? Прошло восемнадцать лет.

— Как ты смеешь?! Как же тебе не стыдно!.. Не надо, не надо смеяться над горем матери.

— Побойся Бога, Рубина! Зачем мне смеяться над тобой?

Палыч в подавленном состоянии тихонечко, на цыпочках вышел из палаты.

— Ты никогда не любил мою дочь! Наверно, женился на Земфире, потому что она моложе моей Рады! Вот и все.

— Рубина… — попыталась возразить Земфира, но только попыталась, ибо старая цыганка тут же остановила ее резким взмахом руки.

— Замолчи…

Палыч не мог просто так уйти из больницы и направился к лечащему врачу Рубины. В кабинет ворвался резко, без стука. Врач сидел за столом, внимательно изучая чью-то историю болезни.

— Доктор, с Рубиной происходит что-то странное! Она путает время!

— Успокойтесь! Поясните, в каком смысле путает?

— Ну, вот вы ушли, а она все ругала и ругала Земфиру за то, что та стала женой Баро. Мы сначала ничего не могли понять, думали, просто бред.

— Бред ли?

— Да, не совсем бред, а просто вываливается все, что в подсознании накопилось. Но потом пришел ее зять — цыганский барон, Зарецкий. Тогда она начала говорить чуть подробней. И мы все поняли. Представьте! Она считает, что ее дочь умерла недавно, хотя прошло уже лет двадцать!

— Странно. Вы оставили ее одну?

— Нет, там зять — Зарецкий, и его жена. Новая жена — Земфира.

— Кстати, а вы не помните, она говорила что-нибудь о своих похоронах?

— Нет. Она даже не вспоминает о том, что сама встала из гроба.

— Возможно, что летаргия лишила ее памяти о последних двадцати годах жизни.

— Что, и такое бывает?

— Всякое бывает. Вон, не слыхали — бурятский лама уже 70 лет находится в непонятном состоянии: ни жив, ни мертв.

— Да-а-а, — задумчиво произнес Палыч. — Правильно сказано в "Сказках попугая" Шукапсати: "Пришлось ей остаться и на этот раз. Тогда она заплакала и прочла такие стихи: Не думай, что радуюсь я, тебя покидая. И ночи, и дни я горю, как ветка сухая".

— Что-что? — озадачился доктор.

— Ничего-ничего, — ответил Палыч, — это у меня после котельной осталось.

— После котельной? — еще больше удивился доктор.

— Да-а-а, — махнул рукой старик, понимая, что все равно всего доктору коротко не объяснишь: что он долго работал в котельной, в которой раньше трудились разные творческие люди, оставившие в наследство разные философские книжки.

— Ладно, не хотите — не говорите, — чуть обиженно сказал медик.

— Да я… я расскажу, я все расскажу, — запричитал Палыч. — Но потом, когда времени побольше будет. А пока… Вам лучше пойти к ней, к Рубине.

Поговорите с ней побольше, может быть, память вернется.

Поговорив с Форсом, Кармелита вернулась домой. Было тяжело, плохо, страшно. Очень хотелось, чтобы в родном доме ее встретил кто-то близкий: отец или Максим. Но нет же, как назло. В гостиной сидела мать Максима!

— Кармелита, ты вернулась! — с хорошо акцентированным волнением вскричала Алла. — Ты даже не представляешь, как напугала всех, когда ушла так неожиданно! Отец изнервничался, Максим тоже.

— А вы не знаете, где он?

— Максим? Он пошел искать тебя. Вместе с этим симпатичным молодым цыганом. Очень симпатичным.

Конечно, Кармелита почувствовала иронию в ее голосе. И именно поэтому не захотела скрывать правду, а сказала прямо, по-цыгански глядя прямо в глаза собеседнице:

— Его, этого очень симпатичного молодого цыгана, зовут Миро… Он был моим женихом…

— До вашей встречи с Максимом? — невинно спросила Алла.

— Да. Мы еще в детстве были с ним помолвлены.

— Вот как?! — Аллины глаза довольно округлились. — Как интересно получается… А почему вы не поженились? Потому, наверно, что у вас возник роман с моим сыном?

Соня, сгорающая от стыда из-за расспросов матери, перебила Аллу:

— Мама, может быть, в другой раз расспросишь Кармелиту?! Надо Максиму позвонить, сказать, что Кармелита уже дома.

— Совершенно согласна, дочка. А то, наверное, молодые люди с ног сбились. Ты у меня вообще самая умная из всех моих детей, — сказала она таким тоном, как будто чад у нее было с десяток.