Даша Полукарова - Ниоткуда с любовью

— А почему ты не рассказала о своем отъезде? Даже Михаила не предупредила?

Она пожала плечами, отворачиваясь от Красовского.

— Нужно было срочно кое-что проверить. Если бы я начала предупреждать и отпрашиваться, все бы сорвалось. К тому же, я не знала точно, на какой срок еду.

— А если бы мы тебя уволили в твое отсутствие? — Маша искоса взглянула на него.

— Олег…

— Александрович, — подсказал Красовский с невозмутимым видом.

— Да, Александрович! — разозлилась она. — Зачем вы приехали в аэропорт?

— Чтобы свозить тебя на обед.

— Куда? — не поняла Маша.

— На обед. — Спокойно заметил Красовский. — Поехали. Уставшим с дороги нужна хорошая еда.

Они приехали в обычное кафе на набережной, каких здесь было не меньше десятка. День клонился к вечеру, народу было не очень много, но в атмосфере уже ощущался приближающийся наплыв посетителей. Им предложили столик в углу зала, куда они и направились. Маша, которая после разрыва с Красовским резко разлюбила рестораны и пафос подобных мест, была рада обычному стандартному дизайну, совершенно нормальной публике и простым «человекоподобным» официантам.

Официантка принесла им меню, но вместо того, чтобы читать его, Маша осматривалась по сторонам.

— Вы в такой атмосферке обычно увольняете своих сотрудников?

Красовский сурово взглянул на нее поверх меню.

— Что за бред?

Сурмина пристально посмотрела на него. Тогда Олег вздохнул и опустил меню.

— Маш, не смотри на меня волком. Я не собираюсь тебя увольнять.

— Иначе вас не поймут на работе, Олег Александрович.

— Я понял, что ничего о тебе так и не узнал за этот месяц, Маша. — Вдруг сказал он, и она ответила ему удивленным взглядом.

— А хотели узнать? — собравшись с силами, поинтересовалась она.

— Да. И сейчас хочу. — Они молча посмотрели друг на друга, Олег словно подбирал слова.

В этот момент официантка подошла принять заказ. Когда она отошла, Сурмина снова обратила взгляд на Красовского, но тот, казалось бы, и не собирался продолжать.

— Я не буду тебя увольнять. Мне нравится, как ты работаешь, у тебя есть способности… Но тебе нужно учиться.

— Не сочтите, что я нарываюсь, Олег Александрович, но… как же ваши сотрудники? Неужели у Лены и у прочих дам не возникнут претензии из-за моего безнаказанного возвращения? Сочтут, что вы нашли себе любимчика, пойдут слухи…

— Ты ждешь, что я тебя уволю?

— Я просто ничего не понимаю… Зачем все это? — и она обвела рукой зал кафе.

— Для чего я решил встретить тебя? Сам не знаю. Хотел тебя увидеть. Привел сюда? Хотел поговорить.

— Ну, так давайте поговорим. Что вас интересует?

— Как ты съездила?

Она помотала головой.

— Нормально.

— И все?

Она пожала плечами.

— Просто это долгая история.

— Я почти ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты хочешь стать архитектором, у тебя есть младшая сестра Женя, и ты любишь рисовать. Я даже не знаю, кто тебя подтолкнул стать архитектором? Отец?

— Вы! — разозлилась Маша.

— Я серьезно, — сказал он и вздохнул. — Маш, мне кажется, мы совершили ошибку. И я не хочу, чтобы ты злилась на меня.

— Да я не злюсь! С чего вы взяли?

— Ну, хотя бы с того, что ты зовешь меня на «вы».

— И что с того? Вы вообще-то мой начальник! — ядовито заметила она тоном, далеким от такого, каким обычно говорят со своими начальниками подчиненные.

Маша откинулась на спинку стула. Она не понимала, что делает здесь, зачем Красовский привез ее сюда и зачем мучает своими разговорами, как будто не понимает, что мучает. Она резко поднялась со стула.

— Простите, Олег Александрович, я выйду подышать. Здесь как-то душно.

Она с трудом сохраняла спокойствие, пока говорила и пока шла между столиками к выходу. Она распахнула тяжелую дверь и вышла из кафе на свежий воздух. Ее рубашка безжалостно продувалась на ветру, верхняя одежда осталась в помещении. Она не могла больше оставаться внутри. Понимала, что если Олег будет расспрашивать и дальше, она непременно расплачется. Теперь нужно было очень быстро успокоиться и идти назад. Отговориться головной болью и попросить отвезти домой. А там… что будет там? Она примет таблетку и ляжет спать.

Все наладится… все обязательно наладится…

Но сейчас сердце ее было разбито.

— Маш, — позади нее раздался знакомый голос. На плечи ей легла тяжелая ткань ее пальто. Сурмина обернулась, встретилась взглядом с Красовским и упала в его объятья, как и тогда, в самый первый раз.

Она плакала на его плече, а он успокаивал ее, как маленькую.

Его объятья были спокойными и надежными, и Маше сразу вспомнилось, как он обнимал ее, когда они были вместе, и у нее быстро и сильно вдруг забилось сердце.

— Все будет хорошо, Маш. Все будет хорошо. Все наладится.

— Все наладится, — послушно повторила Маша. — Я знаю.

Она отстранилась и посмотрела на него своими темными серьезными глазами.

— Спасибо.

Они смотрели друг на друга еще с минуту, а затем, не сговариваясь, подались друг к другу навстречу. Красовский поцеловал ее, и у Маши внутри все замерло от этого поцелуя. Как будто не было этих двух недель расставания, все было как обычно, и они заехали поужинать в кафешку после работы. Но Маша знала — что-то изменилось.

Две недели она привыкала жить без Красовского, как до того привыкала к нему, и теперь… что же теперь? Эта мысль вдруг охладила ее, вернула ее разум на место. Она уперлась Красовскому в грудь и легко отстранилась от него, хотя внутри у нее все перевернулось.

— Олег… Александрович.

— Александрович? — прошептал он и уставился на нее своими кошачьими глазами. — Не отталкивай меня.

— Я не понимаю, зачем мы это делаем.

— Не надо это анализировать. Ты же чувствуешь то же, что и я.

— А что чувствую я — вы… ты это знаешь?

— Приблизительно, — ответил совершенно невозможный Красовский и вновь поцеловал ее, как будто это само по себе должно было быть ответом для нее. И Маша больше не стала сопротивляться, потому что в голове все сильнее звучал вопрос: «зачем?». Зачем она отталкивает его, если можно просто наслаждаться моментом?

И она перестала соображать и позволила ему увезти себя к нему домой. И ей казалось, что вот сейчас у нее появилась возможность не вернуть все назад, а продлить этот миг, запомнить его рядом с собой, чтобы потом наслаждаться этими воспоминаниями, когда будет совсем тяжко.

Какой же дурой она была. Самые сладкие воспоминания после расставания причиняют больше боли, и потому их всегда стараются стереть из памяти.

Маша осознала это только с рассветом, который так и не наступил в то утро. Улицу заполнил туман. Он лежал непроницаемой молочной пеленой, и его освещал свет от фонаря, еще не погасшего с ночи. И когда Маша подошла к окну, ей показалось, что они существуют в непроницаемом белом коконе, который окружает их со всех сторон своей матовой стеной.