Тиффани Райз - Похититель бурбона

Тамара открыла рот, чтобы ответить, но решила промолчать.

- Я бы постучал в твое окно посреди ночи, и ты бы меня впустила. А потом, на твоей кровати, я бы затрахал тебя. И на следующую ночь сделал бы то же самое. И следующей. И каждую ночь, пока ты бы не забеременела. А затем знаешь, о чем я мечтал?

- Нет, - ответила она, ее голос едва был громче шепота.

- Я бы бросил тебя. Бросил беременную наедине с матерью, и тебе бы пришлось признаться, что ты беременна, и ребенок от меня и только меня.

- Это была твоя мечта? - У нее тоже была такая мечта. Кроме последней части. Последней части, которая была кошмаром каждой девушки.

Он кивнул.

- Моя фантазия. Моя ужасно уродливая фантазия о расплате за то, что сказала и сделала твоя мать. Я рассказываю тебе не потому, что горжусь этим. Нет. Дядя Андре убьет меня собственными руками, если я сделаю такое с тобой или другой девушкой. Но вот ты, превращаешь меня в человека, которым я не хочу быть. Не делай этого со мной. Делай что угодно, но не это, Тамара.

- Я не этого хотела, клянусь, - попыталась убедить она. - У меня была такая мысль, такая же, как и у тебя. Мама ненавидит тебя больше, чем кого-либо во всем мире. Я, беременная твоим ребенком, доведу ее до безумия. Это ее убьет.

- А ты хочешь ее убить.

- А ты бы не хотел?

- Иди спать, Тамара. Поспи немного. Мы поговорим об этом утром.

- Этом? О чем мы поговорим утром?

- Думаю, о том, что мы собираемся делать.

- Ты разведешься со мной?

- Думаю, в конечном итоге, да. Такова и была цель, верно?

- Да, но это было раньше… понимаешь.

- Понимаю.

- Ты ненавидишь меня?

- Нет, я не ненавижу тебя. Я не счастлив с тобой, но тут мы оба виноваты. Больше я. Я взрослый. А ты нет. Я должен был позаботиться об этом, а не перекладывать все на твои плечи. Это моя обязанность.

Она знала, что он хотел ответить, и это причиняло боль. Она знала, что он имел в виду под «Ты глупый ребенок, и я не должен был доверять тебе». И, может быть, он был прав. Может, ему не стоило доверять ей.

Но она не была глупым ребенком.

- Я пойду спать, - произнесла она. - Если мы должны… Если мы должны пойти к доктору, чтобы разобраться с этим, то сделаем это.

Он медленно кивнул.

- Да, так всегда. Это было всего один раз. Посмотрим, что будет.

- Хорошо, - сказала она. - Посмотрим. - Она посмотрела на него. - Спокойной ночи.

- Верно. Спокойно ночи.

Леви начал закрывать дверь, но остановился.

- Я знаю, ты ненавидишь ее, - начал он. - Я тоже ее ненавижу. Но не порти мою жизнь, пытаясь испортить ее, хорошо?

Тамара сглотнула ком, у которого оказался привкус вины.

- Не буду. Прости.

- Ты не виновата. Не виновата. Я не должен был терять голову. В таких вещах я должен быть главным, понимаешь? Каждая девушка на земле принимает таблетки. Кроме той, на которой мне посчастливилось жениться.

- В то время это казалось хорошей идеей.

Он тяжело вздохнул. Один из старых раздраженных вздохов Леви, которые она обожала.

- Ты правда думаешь, что сможешь справиться с ребенком? - спросил он.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты ведь понимаешь, что он может быть темнокожим, верно? Я светлый, но не значит, что и мои дети будут такими. Иногда так бывает. Есть темнокожие женщины такие светлые, что их принимают за белых, и они выходят за богатых белых мужчин, и каждая беременность - это игра в ожидание. Будет ли ребенок белым? Темным? Никогда не угадаешь.

- Ты поэтому не хочешь заводить со мной детей?

- Списком причин, почему я не хочу иметь с тобой детей, можно обклеить весь дом. Но если ты хочешь знать причину номер один - потому что я не хочу иметь детей. Точка. Не в этой жизни, по крайней мере. Я не могу доверить этому миру своих детей. Я знаю, что он делает с такими, как я.

- Но ты достаточно светлый, чтобы быть белым.

- Но я не белый, - ответил он так же, как и она сказала: «Я не Мэддокс». - Я знаю, что ты делаешь мне комплимент, говоря такое, когда это не так.

- Не думала, что ты воспримешь это как комплимент. И не думала, что ты примешь это как оскорбление.

Леви тяжело выдохнул.

- Когда мне было четырнадцать, мы с мамой переехали из Франкфорта в Лоуренсбург. Я пошел в новую школу. Новенький в школе. В большинстве своем белая школа. И так никто ничего не знал обо мне. Я сдал тесты, и меня определили в лучший класс. Девушки флиртовали со мной. Парни хотели сидеть со мной за одним обеденным столом на перерыве. Тренера говорили мне попробовать себя в футбольной команде, раз я на полфута выше, чем остальные в классе. Я был новым человеком, заново рожденным. Эта школа протянула мне ключи от царства. Спустя две недели после начала учебы на родительское собрание пришла мама. И это стало концом Возрождения Леви Шелби. Знаешь, что я больше всего ненавидел?

- Что? - спросила Тамара.

- Те две лучшие недели в моей жизни.

Тамара смотрела на свои белые ступни на выбеленном полу.

- Я так злился на маму за то, что она все испортила, - продолжил он. - Я собирался высказать ей все после школы, сказать, чтобы она больше не приходила в школу. Я пришел домой и увидел ее, она стояла на четвереньках на кухне, оттирала линолеум. Весь день она убиралась в домах и возвращалась домой и убирала наш. Мне было стыдно за себя, так стыдно, что я взял тряпку и опустился на пол рядом с ней. Но я скорее был зол, нежели пристыжен. Эти белые дети заставили меня презирать собственную маму. После этого я не хотел быть одним из них. Моя мама стоила миллион таких, как они. И ты ждешь, что я приведу ребенка в этот мир, который сделает с ним такое? Заставить его ненавидеть собственную маму? Я - семья для тети Глории и дяди Андре. Им все равно, что я как бельмо на глазу на семейных собраниях. Я их кровь. И мой отец дал мне работу выгребать дерьмо за лошадьми из его конюшни. Где же мое приглашение на семейные собрания Мэддоксов?

- Но я видела пару твоих девушек. Ты встречался с белыми девушками.

- Я трахал белых девушек. Вот в чем разница.

- Но почему, если…

- Потому что я трахал их.

Это были самые холодные слова, которые она когда-либо слышала от него. Холодные и медленные.

Потому что. Трахал. Их. Три пощечины.

- Вот почему… почему ты поцеловал меня в мой день рождения?

- Нет, - выдохнул он, потирая лоб. Она с уверенностью могла сказать, что он не хочет этой беседы. - С тобой все было по-другому.

- Почему?

- Потому что ты… милая. Но больше ты не такая милая, верно?

Четвертая пощечина. Пока что самая сильная. Она больше не была милой. Нельзя держать своего дедушку под холодной и мерзкой водой от потопа, пока он не перестал сопротивляться, и все еще оставаться милой. Он тоже отнял у нее это, как и дедушка. Он забрал ее очарование, и она никогда его не вернет. Однажды она признается самой себе, что хотя она и была рада, что он мертв, тот факт, что именно она была убийцей, так и не принес ей счастья.