Кэрри Лонсдейл - Разбивая волны

– Уходи!.. – сказала я шепотом, потом крикнула во весь голос: – Уходи! Пошел прочь!

Но мужчина как ни в чем не бывало продолжал шагать вверх по склону.

Раскаленная лава заструилась у меня между лопатками, нёбо закололо крошечными электрическими разрядами.

– ПРОЧЬ!!!

Мужчина поднял руку, показывая на меня.

«Ты виновна! Ты!!!»

Колокольчики над моей головой подняли беспорядочный трезвон. Этот звук оглушал, и я зажала уши ладонями, но все было бесполезно. «Ты виновна!» – эти слова отдавались у меня буквально в костях, от звона колокольчиков ныли зубы, а в груди что-то противно пульсировало, словно я оказалась на рок-концерте, да еще в переднем ряду.

Мужчина подошел совсем близко. Шаги его участились, стали длиннее. Я уже различала его мятые коричневые брюки и светлую рубашку. Рубашка была вся в грязи, нескольких пуговиц не хватало, словно он упал и катился по земле. Руки мужчины были сжаты в кулаки, редкие волосы растрепались и напоминали какую-то крайне неприятную плесень, которой поросла его блестящая макушка. То, как он двигался, его гневное лицо и зловещая целеустремленность – все это казалось мне очень знакомым, навевающим какие-то давние воспоминания. Очень, очень давние и давно похороненные.

Мои ладони, кожа на спине, на животе и даже под коленями – все стало липким от пота. Я уже различала налитые кровью глаза, ощущала идущий изо рта мужчины запах пивного перегара.

– Папа? – прохныкала я.

«Ты виновна!!!»

Колокольчики над моей головой вдруг разбились, разлетевшись миллионами осколков. Битое стекло потоком хлынуло вниз, вонзаясь мне в плечи, путаясь в волосах. Я вскрикнула.

Отцовские руки метнулись вперед, между веревками качелей, пальцы сомкнулись на моем горле. Я попыталась схватить его за запястья, оторвать от себя, но не смогла. Его большие пальцы с силой сдавили мою гортань, ломая хрящи, перекрывая приток воздуха.

Я хотела вдохнуть – и не смогла. Легкие готовы были лопнуть от напряжения, горло судорожно сокращалось, но я так и не смогла глотнуть живительного кислорода.

Испытывая острый приступ паники, я попыталась сделать еще один вдох. Ничего не вышло.

У меня потемнело в глазах, кровь шумела в ушах, как Ниагарский водопад. Колени подогнулись, и я почувствовала, что падаю, проваливаюсь куда-то вниз – в пропасть, у которой нет и не может быть дна. И никто не поймает меня внизу. Никто не прервет последний гибельный полет. Никто не протянет руку, чтобы вытащить меня назад – к свету и воздуху.

Я была одна, на волосок от гибели, когда в моем гаснущем мозгу прозвучал прекрасный и требовательный голос:

«Мама, дыши!..»

Пятница.

После полудня.

Я услышала чей-то плач. Он был таким горьким, терзающим душу, что я испытала почти физическую боль. Мне хотелось, чтобы плач прекратился, но я не знала, что для этого нужно сделать.

Что-то прижалось к моим губам. Это было немного похоже на поцелуй, только гораздо крепче. Мои щеки надулись, как мяч, грудь стала приподниматься, и тут же что-то сдавило мои ребра. Я ощутила несколько резких толчков; воздух со свистом вылетел у меня из легких, но тяжесть с груди не исчезла. Казалось, кто-то хотел во что бы то ни стало расплющить меня, раздавить в лепешку. В спину мне вонзалось что-то острое, словно я лежала на постели из сосновых иголок, но ни рук, ни ног я не чувствовала.

На несколько мгновений плач прекратился, потом я снова услышала его, на этот раз – совсем близко. И кто-то над моей головой считал: «Раз. Два. Три…» – считал мерно, с одинаковыми паузами, как автомат. Плач стал громче, безысходнее, тоскливее.

«Пожалуйста, не плачь!»

– Я слышала! – воскликнул детский голос. – Слышала ее в своей голове! Мамочка сказала, чтобы я не плакала.

«Мамочка?..»

Перед моим мысленным взором предстал образ маленькой девочки со светлыми вьющимися волосами и голубыми глазами. Моей девочки…

«Мама?..» Чужая мысль робко прикоснулась к моему сознанию.

– Посторонись немного, Кэсс! – Голос был мужской, грубый.

И снова к моим губам прижались чужие губы, воздух ворвался в саднящее горло, раздул легкие. Сильные ладони надавили на грудную клетку.

– Дыши, Молли! Давай же, детка, дыши!..

Я и сама хотела дышать. Очень хотела, но тело отказывалось мне повиноваться. Оно было чужим, неподатливым, тяжелым, и я была заключена внутри его, как моллюск в раковине.

« Мама!!!»

Этот пронзительный крик раздался внутри моей головы. На сей раз я узнала голос. Он принадлежал моей Кэсси и был очень… красивым.

«Я здесь, Русалочка».

Кэсси заплакала громче.

Давление в груди нарастало. Я больше не могла его терпеть. Казалось, мои легкие объял жаркий огонь. Нужно было срочно что-то делать… Внезапно мой рот сам собой широко раскрылся, легкие расправились, и внутрь хлынул поток воздуха. Я услышала собственный хриплый вдох.

– Слава богу!

Я сделала несколько глубоких вдохов подряд, и только после этого плотная мгла перед глазами начала редеть.

– Оуэн?.. – с трудом произнесла я и тотчас раскашлялась. Горло у меня саднило так, словно я в одно мгновение заполучила сильнейшую ангину.

– Не разговаривай, тебе нельзя!

Нельзя так нельзя. Я, может, и сказала бы что-нибудь еще, но горло болело так, словно из него только что вытащили раскаленную кочергу.

Кашель между тем унялся, и я заметила, что все мое тело сотрясает крупная дрожь. Мне и в самом деле было холодно: руки и ноги я теперь чувствовала, но пошевелить ими все равно не могла – пальцы словно окоченели и не слушались.

– Ее знобит. Я принесу одеяло. – Я услышала рядом с собой голос Фиби. «А она-то как здесь оказалась?» – подумала я.

Послышались удаляющиеся шаги, потом они вернулись. Чьи-то руки укутали меня бабушкиным вязаным пледом, который согрел меня на удивление быстро. Правда, я все еще мерзла, но дрожь прошла.

– Как ты, мамочка?..

Я с усилием приподняла веки и тут же снова зажмурилась – таким ярким был бьющий мне в лицо свет. Лишь несколько секунд спустя я поняла, что это не солнце и не установленные Оуэном светодиодные лампы – это горела и переливалась аура Кэсси. Она была золотисто-желтой, как ее волосы. И прекрасной.

Пораженная до глубины души, я долго смотрела на дочь снизу вверх, а потом сказала:

– Ты такая красивая, Кэсс!

Всхлипнув, Кэсси прижалась к моей груди, и я снова раскашлялась.

– Осторожнее, детка. Давай лучше поможем твоей маме сесть.

Чьи-то руки взяли меня за плечи и приподняли. Я была так слаба, что ни за что не смогла бы сделать этого самостоятельно. Огромным усилием воли я заставила себя обнять Кэсси, которая зарылась заплаканным лицом в мою блузку.

Я поцеловала ее в теплую макушку.