Александра Гейл - Синичка в небе

Я думала, что придется расспрашивать таксиста о близлежащих клубах, но, как оказалось, со мной был гуру ночных развлечений. Ванька быстро назвал мне три адреса, а потом, сделав поправку на маршрут Бесхребетного (который ехал, если верить Роману, тем же путем, что и мы), выдал наиболее вероятный вариант. И не прогадал.

Моя сестра относилась к редкой категории людей, которые всегда берут трубку. Это пошло, опять же, из детства: с тех пор, как у нас появились телефоны, мы часто созванивались, например, когда подходили по темноте к общежитию. А если кто-то из нас не слышал звонок, это было весомым поводом для скандала. Вариант, что Лона не расслышала мобильный за грохотом музыки, исключался. В этом вопросе она была очень внимательна. Но не сегодня, и это меня пугало не меньше новости о наркотиках.

Мы ворвались в клуб ураганом. Растолкав локтями конвульсивно дергавшихся под психоделическую музыку людей, устремились к бару в поисках Бесхребетного. Только он словно в воду канул. Найти его в толпе не было никаких шансов, и мы приняли решение разделиться. В конце концов, придурок нас волновал в последнюю очередь.

Найти Лону было сложно, но все же удалось: она сидела на диванчике, тяжело откинувшись на спинку и закрыв глаза. Обнимающая коленки объемная юбка и кружевная блузка (я такую не помнила. Подарок Романа?), несколько выбившихся из прически прядей и то, как сиротливо лежал в раскрытой бледной ладошке длинный ремешок сумочки лишь подчеркивало врожденную хрупкость сестры. Казалось, щелкни по Лонке пальцами — рассыплется. Она вся была белая-белая

— в лице ни кровинки. Не помню, чтобы до того момента мне становилось так страшно. Стресс-тесты на работе к такому не готовили. Я хотела подойти к ней, встряхнуть, разбудить… но телом завладело оцепенение. Если она так бледна, то вдруг не дышит? И вместо того, чтобы помочь сестре, я схватилась за телефон и начала вызванивать Ваньку.

Найти Лону было сложно, но все же удалось: она сидела на диванчике, тяжело откинувшись на спинку и закрыв глаза. Обнимающая коленки объемная юбка и кружевная блузка (я такую не помнила. Подарок Романа?), несколько выбившихся из прически прядей и то, как сиротливо лежал в раскрытой бледной ладошке длинный ремешок сумочки лишь подчеркивало врожденную хрупкость сестры. Казалось, щелкни по Лонке пальцами — рассыплется. Она вся была белая-белая

— в лице ни кровинки. Не помню, чтобы до того момента мне становилось так страшно. Стресс-тесты на работе к такому не готовили. Я хотела подойти к ней, встряхнуть, разбудить… но телом завладело оцепенение. Если она так бледна, то вдруг не дышит? И вместо того, чтобы помочь сестре, я схватилась за телефон и начала вызванивать Ваньку.

Звонка он ждал и нашел нас быстро, а потом выругался так, как я еще от него не слышала. В отличие от меня, ему хватило смелости встряхнуть Лону. И даже дать ей оплеуху. В ответ сестра лишь слабо что-то промычала, хотя в той ситуации одно это успокаивало. Врать не могу, я поняла, что происходит, но должна была услышать. Обязана!

— Ваня, что с ней? — с трудом выговорила.

— Передоз, — ответил он сухо, безжалостно подтверждая догадку.

— Ее накачали. Она не сама, Лона не может. Она водку-то ни разу не пробовала…

— Ну конечно ее накачали, — куда мягче ответил Ванька, передавая мне сумку сестры.

Он уже стал поднимать Лону, когда на ступеньках у диванчика объявился Бесхребетный. И первым его заметил Ванька: сестра тут же была кулем свалена на диван, а затем — я и глазом моргнуть не успела — как «Женя» уже висел перед нами, вздернутый за грудки.

— Чем ее накачал? — рявкнул Гордеев-младший. Да так хорошо и грозно у него вышло, что я отступила на шаг,

— Да ничего такого. Подмешал немножко экстази, чтобы расслабилась. А то вечно такая серьезная, зажатая, — залопотал он, а я вдруг подумала, что без Ваньки бы точно не справилась. Даже расплакаться от бессилия захотелось.

— Теперь больше нравится? Что ты с ней такой делать собирался? Отвечай! — Ванька так подтянул Бесхребетного, что ответ прозвучал едва слышно, очень сипло:

— Ничего, клянусь. Она же девушка друга.

— Значит, накачивать девушек друзей можно? Ты хоть в больницу ее отвезти собирался? Или кишка тонка сказать, что именно ты тот ублюдок, который чуть не убил девчонку?! — заорал ему в лицо Ванька, а потом швырнул на пол.

Ровно в тот момент мое оцепенение спало, и присела рядом с хрипящим, задыхающимся «Женей».

— Я заставлю ее заявить на тебя, — прошипела, наклоняясь как можно ближе. — Я привлеку начальника, чтобы дело не закрыли твои мама с папой.

Дьявол, да я бы самого Новийского из норы выкопала и выяснила, как правильно провернуть трюк с выламывающей дверь командой спецназа.

— Ты сядешь за хранение и умышленное причинение вреда здоровью. Если очень повезет — то и за распространение. Понял? — сладко спросила я, а затем еще ближе наклонилась и прошептала в самое ухо. — Я, может, и маленькая, и страшненькая, но, как ты сам смел заметить, с’ка. И за то, что ты сделал с моей сестрой — я тебя уничтожу.

Я не знала, откуда взялись такие слова, но по глазам увидела: он поверил. В отличие от глупца Романа, Бесхребетный поверил, что я готова ради своей сестры на страшные безумства. Он даже перестал хрипеть. Просто смотрел на меня глазами животного, которого загнали в угол, и хищником была я… Ощущение было непривычным и малоприятным, но он причинил вред Лоне. Такое не прощают.

— Саф, идем, — позвал меня Ванька, заставляя опомниться.

Он был прав: Лоне был необходим врач.

***

Роман Щеглов и Илона Сафронова познакомились благодаря тому, что наплевательски относились к учебе. Она училась в колледже при его университете, и свел их вместе не сданный зачет: искали вместе преподавателя для пересдачи, а тот не жаждал попадаться нерадивым студентам. Разумеется, моя сестра показала себя с лучшей стороны, доверив симпатичному незнакомцу руководство в деле поимки «неуловимого мстителя». Раз встретились, два встретились… а на третий Роман пригласил Илону в кафе. С тех пор зачет им стал неважен.

Полагаю, в моей сестре Роман нашел то, что давно искал: девушку, которая признает его безусловным авторитетом. А Лона с детства была очень покладистой, неконфликтной. Она ходила по улицам держась за мамину руку, а если той не было рядом — за мою. Лет до шестнадцати она была тем самым раздражающим водителей пешеходом, который до последнего мнется у перехода, не решаясь ступить на проезжую часть и тормозя весь поток. Ей всегда была нужна твердая рука, ниточка, которая не дает потеряться в жизни. Поэтому она доверяла мне, доверяла Роме, доверяла Бесхребетному, а еще терпеливо сносила то, что ей не нравилось. Даже на общежитие не жаловалась, а ведь любить в нем было, прямо скажем, нечего.