Александра Гейл - Синичка в небе

С другой стороны, стоило так подумать, как находили доказательства обратного. Спустя две недели после начала встреч, в тот день, когда Николай Давыдович улетел в командировку в Москву, Ванька пригласил меня к ним домой. Сказал, что, наконец, сыграет мне на гитаре и покажет свою комнату. Звучало очень подростково, но являлось новым и для него, и для меня. Это как-то сглаживало ситуацию.

Квартира, в которой я уже бывала, в отсутствие начальника казалась совершенно иной. Ванька в куртке, зимних кроссовках и джинсах смотрелся здесь как инородное существо. В владелец такого помещения обязан носить такой дурацкий бардовый халат с золотыми вензелями, такой еще в фильмах можно увидеть. И, желательно, выглядеть как граф Дракула. Иначе все мимо. Гордеев-старший, не будучи современным воплощением Влада Цепеша, тем не менее, вписывался, а вот его сын — ничуть.

— Добро пожаловать в наш музей! — восклицал Ванька желчно, как попало скидывая обувь у входа.

— Я здесь уже была, — напомнила я в который раз.

— Да, я помню, — отмахнулся Ванька.

— И вышла живой, — не преминула подколоть.

— А вот это уже странно.

Он был на взводе больше, чем обычно, из чего я сделала вывод, что перед отъездом отец здорово потрепал ему нервы. Я не один раз слышала, как Гордеев отчитывал сына за отсутствие академического интереса, но на этот раз, видно, переусердствовал.

— Иди сюда, — прервал Ванька мои размышления, сгребая подмышку. — Вот она святая святых. Комната. Если что, я специально не слишком прибирался, чтобы ты не имела на мой счет иллюзий.

— Это означает, что в углу я найду гору носков? — усмехнулась я.

— Нет. Но что-то вроде.

Только после столь своеобразного вступления мне распахнули дверь и пропустили вперед. И было все не так плохо. На кровать было неряшливо наброшено одеяло, подушка валялась где-то в центре. Будто сначала Ванька собирался прибраться, а потом передумал производить положительное впечатление и оставил как есть. Стол был завален дисками, а в самом центре комнаты, на проходе стоял усилитель и валялась электрогитара с процессором. На спинку стула рядом была брошена серая майка. В целом, было очень мило и светло, в отличие от остальной квартиры. Видно, что на этой территории Николай Давыдович не обитает. Может, оно и плохо, но с тех пор с моем сознании квартира Гордеевых разделилась на две совершенно не связанные между собой части.

— Присаживайся, — сказал Ванька, жестом предлагая мне выбрать кровать или стул. Видно было, что ему несколько не по себе.

— Ты сюда гостей не приводишь? — без труда догадалась я, выбрав все-таки кровать, ибо стул был занят майкой.

— Нет, — ответил он прямо. — Не хочу знакомить с отцом друзей. Они друг другу взаимно не понравятся. Да и как-то смысла нет сюда тащить посторонних. Все равно скоро съеду.

— Ждешь этот день?

— С нетерпением.

Не желая продолжать грустную тему, я предложила Ваньке сыграть мне на гитаре. Решение устроило всех, и, стоило прозвучать первым нотам, стало значительно веселее.

— Знаешь, что это? — спросил Ванька, перекрикивая усилитель и закономерно сбиваясь с ритма.

— Нет.

Я сама удивилась тому, насколько плохо было слышно мой ответ.

— Glasgow Kiss Джона Петруччи, — самодовольно крикнул Ванька.

Подтянувшись повыше на кровати, я приготовилась слушать. У него получалось очень неплохо. Не нужно было хорошо разбираться в технике, чтобы понять: Ванька играет часто. И это легко объяснялось: если я дома предпочитала болтать с Лоной, сидеть в интернете или прибираться, то Гордеев-младший, очевидно, занимал свободные часы музыкой. При том, что он не был обременен ни готовкой, ни другими домашними делами, это являлось альтернативой общению с отцом. Где-то к середине композиции гитаре начал вторить стук по батареям. Ванька его тоже услышал, но и не подумал убавить громкость.

— Они придут, — предупредила я, поскольку знала об этой стороне жизни куда больше.

— Разумеется, придут, — весело ответил Ванька.

Я даже расхохоталась, а он подмигнул и снова уставился на гриф. Признаться, однотипная мажорная гармония бесконечно длинного творения Петруччи к концу мне надоела. И когда претендент на должность великого исполнителя спросил, понравилось ли мне, я честно ответила, что он — да, а мелодия — нет. Ваньку это более-менее устроило, и он с довольным видом плюхнулся на кровать рядом со мной, достал с полки вазочку с конфетами и пристроил рядом. Угощал гостью.

После этого я даже фыркнула: у него была свеженькая собственная комната с огромной кроватью, электрогитарой, всевозможными электронными девайсами и даже припрятанными от отца конфетами! Так светло, уютно и комфортно, что впервые захотелось стукнуть его за извечное недовольство жизнью. Или укусить. Больно так. Порыв был очень силен, но совесть позволила лишь щелкнуть его по носу.

— Ауч, за что? — возмутился Ванька.

— За нытье! — пояснила я охотно. — Сидишь тут как собака на сене и жалуешься, что все не так. Да бы я закрылась на замок и не выходила отсюда неделю, — мечтательно произнесла. — При условии неисчерпаемости конфет, конечно.

Ванька улыбнулся.

— Хочешь ключик? — спросил, растягиваясь на кровати на боку во весь рост. — Отец и не заметит моего отсутствия. И работать можно будет круглосуточно.

От интимности положения — мы вместе на одной кровати — я чуть не спустила Ваньке его ядовитую реплику. Но, видимо, все равно с отпором достаточно затормозила, чтобы это заметили. Его губы искривились в хитрой, самодовольной улыбке. В этом он был на своей территории и чувствовал себя вполне комфортно. А меня его поведение сбивало с толку: я никак не могла увязать в голове парня, который уезжал в машине с шикарной Олесей Александровной, а потом приводил домой меня. Не один раз я уже открывала рот, чтобы задать вопрос: почему, как так получилось, что мы вместе? Но только подумала, что настал тот момент, когда мне хватит смелости озвучить непростой вопрос, как Ванька потянулся и коснулся моих губ. Мысли тут же разлетелись в разные стороны.

Подхватив за затылок, он осторожно уложил меня на спину, оторвался, обвел пальцами скулу и снова поцеловал. Ощущение тяжести чужого тела на своем оказалось дезориентирующе приятным. И внезапно из ниоткуда взялся страх потеряться в ощущениях, забыться. То ли врожденное, то ли взлелеянное образом жизни недоверие вступило с схватку с желанием, раз за разом проигрывая под напором мужских губ. Пока, поддавшись панике, я не попыталась оттолкнуть Ваньку и отвернуться.

— Что случилось? — шепнул он, будто почувствовав состояние, и провел носом по шее. Кожа снова покрылась мурашками.

— Я не знаю, — ответила.