Александра Гейл - Журавль в ладонях

Покинув редакцию, Ульяна почувствовала облегчение и даже нашла силы сделать звонок единственному человеку, который мог дать дельный совет.

Николай Давыдович Гордеев заметно постарел за те месяцы, что они не виделись. Ульяна даже испытала своего рода откровение. Она как-то всегда жалела Ваньку, а ведь его отец, по сути, был не менее одинок. Жены так и нет, сын отношения не поддерживает, а из постоянных привязанностей только компания, да Катерина. Впрочем, выглядел Гордеев-старший привычно невозмутимым, а в ожидании своей некогда бывшей помощницы он читал газету. Ту самую газету.

— Доброго дня и приятного аппетита, — сказала Ульяна, усаживаясь за столик.

— Вряд ли день так уж добр, особенно к тебе. И бедняге Новийскому.

Жалости от него она и не ждала, но все же мог бы и не упоминать мужа, и без этого было тошно до ужаса.

— Мне нужна консультация юриста, — перешла она к сути, прекрасно зная, что еще успеет наслушаться приятностей.

— А в метро уже данного рода услуги не предлагают? Давненько я там не бывал!

— Хорошо, вы можете поговорить с самим собой, так и быть, я послушаю,

— съехидничала Уля, не сдержавшись.

— Ты, Ульяна Дмитриевна, ушла с должности моего личного помощника при том, что знала, насколько я ценил тебя как сотрудника. И ждешь, что я с ног собьюсь, помогая?

— Не так уж и ценили, если тормозили профессиональный рост ради собственного удобства! — отбрила она. — И что бы вы ни говорили — пришли сюда.

— Я пришел сюда, потому что речь о моем сыне.

— Ой, право слово, вы с Новийским два сапога пара! — не сдержалась она. — Как что случись, так тоже за отцовство свое хватается, потрясая им, будто главной заслугой жизни. Но беда вся в том, что вы оба понятия не имеете, что делать с собственными детьми.

Сказала это, и тут же поняла свою ошибку. Вряд ли она выбрала верную тактику переговоров, обвинив Гордеева-старшего в пренебрежении сыном.

— Давай еще раз, с самого начала, — вдруг посерьезнел Николай Давыдович.

Уля вздохнула, взялась руками за единственный спасительный круг — бокал с питьевой водой — и вкратце рассказала собеседнику невеселую историю крушения своего брака. Наиболее полно — об уговоре, по которому Алексей должен был остаться с ней, когда Сергей уедет. С каждым новым словом Гордеев-старший все больше мрачнел и некоторое время после завершения разговора молча жевал свой греческий салат. Глядя на него, Ульяна еще удивлялась. Она вообще не представляла, как он может есть после таких событий.

— И где в этой истории место Ивана? — наконец, выдал Гордеев.

— Простите? — опешила Уля.

— Я услышал обо всем, кроме причины, по которой вы с моим сыном украшаете первую полосу.

— Мы… сблизились уже после решения о разводе с Сергеем. Просто небольшая слабость, ничего серьезного.

Вздохнув, Гордеев отложил вилку и снова взялся за газету. Долго вглядывался в фото, а потом цокнул языком и, подражая Станиславскому, сообщил:

— Не верю!

Ульяна с маниакальным интересом посмотрела на столовый нож.

— Вспоминать молодость в объятиях старых любовников нормально, ненормально затягивать воспоминания ставя под удар благополучие своего ребенка. Кто был инициатором?

— Да никто, мы напились, — выплюнула Ульяна.

— Напились и ты села за руль?

— Нет! О господи. — Она закрыла лицо руками, отчетливо ощущая безнадежность затеи. — Мы напились в первый раз, а затем…

— А затем снова выпили и встретились, и еще выпили и встретились, а в конце концов, стоило твоему мужу уехать из города, как вы провели вместе целую ночь, после которой потеряли бдительность, и ты села за руль, чтобы подвезти Ивана на работу. Впрочем, уже и так очевидно, что инициатор он. У судьбы забавное чувство юмора. Раньше бегала за ним ты, теперь — наоборот.

Не выдержав, Уля с грохотом опустила на столешницу раскрытую ладонь, да так, что посуда звякнула.

— Я могу ребенка потерять, какая разница, кто за кем бегает или бегал восемь лет назад?! Скажите, какие у меня шансы сохранить Алексея?

Гордеев раздраженно отодвинул от нее подальше тарелку и уже открыл рот, чтобы сказать очередную гадость, но передумал.

— Ты мать, Сафронова, в России закон на стороне матери.

— А еще закон защищает подвергшихся насилию женщин, но стоит вмешаться деньгам, как все эти высокопарные речи вылетают в трубу. Вы помогли Сергею осудить первую жену, а что будет за «измену» со мной? Что бы я ни говорила, мне не поверят. Потому что Новийский всегда подозревал между нами с Ваней… что-то. Постоянно на это намекал, и теперь…

— На два тона тише, — бесцеремонно напомнил Гордеев, взглянув на нее с плохо скрытой яростью. — В своей нынешней беде ты сама виновата, и ты это знаешь. Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? Как сохранить при себе ребенка?

— Да!

— И ты правда собираешься переиграть Новийского? Этот человек в своем роде гений. Он знает, кому дать взятку, а кто для этого слишком принципиален, с кем выпить, а кому уделить внимание более тонким способом.

— Он знает не все. Он думал, что я прощу избиение моей сестры и укрывательство преступника.

— Нет, Сафронова, он о тебе вообще не думал. Он просто выбрал карьеру. И он за это поплатился. А ты выбрала трахаться с моим сыном, и ты за это тоже поплатишься. Он сделает тебе очень больно, но, если совсем крышей не поехал, снова выберет карьеру и откажется от сына.

— Почему вы так уверены? — спросила Ульяна, нервно сминая руками ткань юбки.

— Потому что будь мать Ивана жива, я бы отказался. Быть папой на вечер или выходные элементарно. Но в сотый раз бросать важные переговоры, потому что твой сын навернулся с велосипеда и попал под автобус…

— Ваня попадал под автобус? — невежливо перебила Ульяна от удивления.

— Он попадал под автобус, дважды в год стабильно пробивал голову, получал переохлаждение после ночевки в лесу во время туристического похода, падал с трех метров на бетон, свозил до костей колени, катаясь на скейтборде… Я устал считать, сколько раз мой сын пытался самоубиться, лишь бы привлечь мое внимание. А хуже всего то, что я все это спонсировал. Мой ребенок тратил деньги, которые я зарабатывал в ущерб вниманию к нему, на попытки свернуть себе шею. Не удивительно, что он отказался продолжать дело моей жизни. Виновато не скучное страхование, не «ГорЭншуранс», не сидячая работа, как Иван любит обманываться. Это просто болезненная ревность ребенка, которого недостаточно любили.

— И вы расспрашиваете меня о нем, потому что хотите, чтобы этот пробел восполнила я? — насмешливо поинтересовалась она.

— Когда-то у тебя отлично получалось, — фыркнул Гордеев.

Под его пристальным взглядом Ульяна поежилась. В ее планы не входило брать на себя такую ответственность. И только сильнее захотелось сбежать.