Оксана Сергеева - Мажарин [калибрятина]

Они спокойно поужинали, болтая о пустяках и посмеиваясь друг над другом. Лиде

понравился этот человек с ровным голосом, открытым лицом и

прямым взглядом. Но больше всего ей понравилась Марина. Немного усталая, слегка

растрепанная и… безумно счастливая.

– Мажарин, если бы у меня не было посудомойки, я бы уже накопила полную раковину

посуды. Ты меня из кровати не выпускаешь, так нельзя, –

ругалась Маринка, стараясь сохранять серьезный вид.

Еще недавно думала, что без секса легко можно прожить, теперь же – что никак без него не

прожить. Мажарин же рядом. О чем бы ни говорили,

что бы ни делали, все постелью заканчивалось. Уже тело натурально болело от его

безумных ласк, но едва касался, про все забывала. Боль,

неудобство, неловкость, любые заботы и дела отступали не то что на задний план, а

исчезали где-то далеко за гранью их реальности. Даже

пошутила как-то, будто догадалась об истинном значении мажаринского «рядом-рядом-

близко-близко». Видимо, бесконечный секс под этим имелся

в виду.

Шутка не шутка, а работало. Марина занималась с Серёжей любовью и оживала, вспоминая,

что она женщина.

Последние семь лет ведь женщиной не была, а просто человеком в женском обличье без

особенных чувств и отношения к окружающему. Теперь

вот оживала, приходила в себя, училась заново кокетничать и флиртовать, шутит и

иронизировать. Все на Мажарине. Тренировалась на нем, а он и

рад. Ржал над ней, выдумывал всякие глупости, поддерживал ее бред. Вместе они оживали.

Жили. Привыкали быть рядом. Вспоминали, что такое

забота и нежность по отношению друг к другу. Даже спать в одной кровати учились заново,

потому что за семь лет забыли, что значит делить

постель.

Это не так легко, как кажется. Временами в груди у Стэльмах появлялся холодок. Сама не

знала, откуда брался, но накатывало. Охватывало вдруг

ощущение безнадежности. От сильных эмоций, наверное. От страха потаенного, что ничего у

них не получится. А вдруг не получится? Но уже

хотелось, чтобы все получилось и сбылось, как задумали. Что-то вдвоем, а что-то каждый

сам себе – скрытно.

– Господи, надо хоть вещи в стирку забросить и приготовить что-нибудь поесть, – все еще

ворчала, вытирая пыль и разговаривая сама с собой.

В этой квартире столько лет царило молчание, что Маринка не могла наговориться.

Озвучивала каждое свое движение, слышала, как отзывается

Мажарин, и вновь убеждалась, что не сходит с ума: ее Мажара здесь, с ней.

Рядом-рядом, близко-близко…

– Сегодня точно можешь не заморачиваться, к бабушке поедем, – сказал Сергей как бы

между прочим, валяясь на диване и глядя в ноутбук.

– Езжай, – так же небрежно согласилась, будто не понимая, что он имел в виду их обоих. – Я

как раз закончу домашние дела. Белье высохнет,

поглажу. А то ношусь туда-сюда перед тобой с тряпкой, вот и сделаю все, пока тебя нет.

– Поедем вдвоем, я ее уже предупредил. Она нас ждет.

– Думаю, она не сильно расстроится, если ты приедешь один, – упрямо спорила, продолжая

заниматься уборкой, хотя движения потеряли былую

четкость.

Марина занервничала, и это было видно, хоть и говорила она, не поворачиваясь лицом к

Сергею.

– Если ты сегодня не поедешь, то когда потом? Потом тоже будешь искать причины, чтобы

отказаться?

В мажаринском тоне ощущалось столько скрытого давления, что Маринка не выдержала и,

стараясь избежать такого на себя нажима, ушла в

ванную комнату. Трусливо скрылась в ней, начав старательно протирать зеркало. Оно

огромное, почти во всю стену. Работы уйма.

– А как ты дальше жить со мной собираешься? Она будет спрашивать, почему ты не

приезжаешь, что мне говорить? – Мажарин подпер плечом

дверной косяк и нахмурился.

– Что я ей скажу? Где была столько лет? Почему тогда пропала? – Теперь особенно

нехорошо стало от пристального и спокойного взгляда, который

поймала в зеркале.

– Может быть, ничего не придется говорить.

– Предлагаешь сделать вид, что ничего не было? – помолчав, спросила Стэльмах.

– Нет. Не в этом дело.

– А в чем?

– Мы уже живем вместе и дальше будем жить. Поэтому ехать нужно вместе. И пройти один

раз то, чего ты так боишься.

Марина вздрогнула. Она боялась, но не могла признаться в этом страхе прямо. Не могла

сказать, что посмотреть старушке в глаза после всего у нее

не хватает духу. Боялась она до ужаса увидеть в них отражение всего пережитого. Как

оказалось, это еще труднее, чем рассказать Мажарину о

своем прошлом.

– Ты не понимаешь, – продолжила с усилием, ненавидя себя за жалостливый нетвердый тон,

– я не могу.

– Ты сможешь.

Вместо ответа она внезапно отбросила тряпку и жидкость для мытья стекол, хотя зеркало в

ванной не дотерла, и пошла в спальню. Вывалила свои

вещи из шкафа, но отнюдь не для того, чтобы переодеться. Присев около

образовавшийся груды шмоток, Марина начала сортировать их и

раскладывать по ровным стопочкам.

– Наденешь красивое платье и поедешь со мной, – снова появился рядом Мажарин.

Не скрывая своего недовольства, Стэльмах зашвырнула вещи в гардероб. Майки, футболки и

свитера снова вывалились на пол. Она засунула их

обратно, наведя еще больший бардак, чем был до этого, и, вскочив с колен, буквально

побежала в гостиную. Там, забравшись на стул, принялась

перебирать книги на полке.

Пыль! И здесь пыль! Господи, я заросла пылью!

– Мажарин, я даже не знала, что ты такой нудный! – рявкнула, чтобы отпугнуть.

Какого черта ты ходишь за мной по пятам?!

Злиться легче, чем сдерживать слезы. Злость слезы высушивает.

Сергей усмехнулся, пропуская ее нервный ор мимо ушей, словно не крик это, а еле слышное

комариное жужжание.

– Можешь считать меня хоть самой бессердечной скотиной, я не уступлю. – Взяв ее за

талию, снял со стула и поставил перед собой.

– А что, раньше нельзя было предупредить? – начала потихоньку уступать. От

безысходности. Видела: он действительно не уступит и не отступит.

Хоть глаза и губы улыбались – на лице твердость каменная.

– Я предполагал, что будет именно такая сцена, поэтому решил не затягивать. Времени

особенно нет. Собирайся и поехали, – не уговаривал. В

тупик загонял: обойти не получится, перепрыгнуть тоже.

Демонстративно глубоко вздохнув, Марина выдохнула, обдавая Мажарина пылом своего

негодования, и вернулась в ванную дочищать зеркало. Вот

закончит с ним и соберется. Не раньше.

Пока возюкала тряпкой по гладкой поверхности, плакала и думала.

Господи, сколько в ее жизни было дерьма! Сколько пережила разных моментов, когда