Ульяна Соболева - Я тебя не знаю

– Я хотел, чтоб в этом долбаном городе, стране, мире, которые я не помню, было хотя бы одно место, где меня любят и ждут.

– Разве Алиночка тебя не ждала и не любила?

– Ждала и любила.

– Так чего там не остался?

– Не захотелось. Домой хотел. К тебе.

«Ждала и любила»… в голове пульсирует и сдавливает ее, как в тисках. Значит, слушал все, что она говорила. Чертовых три часа слушал или, может, вообще, трахал ее. От мысли об этом перед глазами потемнело.

– А жаль. Нет у тебя здесь дома. Ничего у тебя здесь нет, и не ждет тебя здесь никто давно уже. Зря вернулся, Кирилл. Иди туда, откуда пришел.

Сказала и тут же пожалела. Так пожалела, что захотелось язык себе откусить. Или ударить себя по лицу со всей силы, так чтоб в голове загудело и прояснилось. Потому что взгляд его увидела. Он вдруг стал совершенно другим… чужим. Как тогда, когда ушел в тот день. Все эмоции оттуда исчезли, и холодом повеяло. Настолько сильно, что я даже вздрогнула.

– Ясно. Так бы сразу и сказала – пошел вон. Зачем играла в какие-то игры, слезы, обиды. Все было намного проще, Снежинка. Все было так легко – просто сказать: тебя здесь никто и никогда не ждал. Хотя кто знает, может, ты мне это уже говорила.

Подхватил сумки и по лестнице вниз пошел. А я глаза закрыла, и дыхание со свистом рвется, с всхлипами. Разрыдаться не получается, только горло как в тисках. Черт его раздери, предателя этого, гада и мерзавца. Как же я его ненавижу. Как же ненавижу за то, что сделал со мной, с нами. И сама в дом вернуться не могу. Пальцы в ручку двери вцепились, и с замиранием сердца слышу, как по лестнице спускается, как хлопнула дверь подъезда. Не могу я так. Господи! Не могу! Если я опять ему позволю ворваться в мое сердце, он его выжмет и раздерет на кусочки. Если опять поверю… Да кому я лгу? У меня нет сердца без него. Он его с собой носит. В кармане или за пазухой. И я никогда не знаю, в какой момент вышвырнет или растопчет в грязи… а оно все равно у него в кармане ободранное трепыхаться будет. Сама не поняла, как нажала на кнопку лифта, как спустилась вниз и выскочила на улицу. Оглядываясь по сторонам, не чувствуя холода, не чувствуя, как ветер волосы треплет и швыряет мне в лицо.

А сердце так больно сжимается, настолько больно, что зарыдать хочется. Уехал. Наверное, такси даже не отпустил. А потом взгляд задержался на серебристом «БМВ», и снова в груди все сжалось, я узнала машину… и номера узнала. Медленно пошла к ней, остановилась у пассажирской дверцы и дернула на себя. Села на сидение. Даже не глядя на него. В машине музыка играет до боли знакомая. Я ее наизусть знаю. Каждую песню на его флешке. И пахнет его духами, его потом, телом. Им пахнет. Восхитительно так, по-родному, и с ума сводяще, что от запаха этого глаза закрываются, и лицо искажает гримаса боли. Как же это все невыносимо. Невыносимо жить без него. Наклонился и дверцу закрыл. Молча ключ в зажигании повернул и на газ нажал.

Я не знаю, как долго мы ездили по ночному городу. Я смотрела на него, а он на дорогу. Только изредка на меня взгляд переводил и снова отворачивался. Боже, как же я соскучилась по нему рядом со мной, как же я соскучилась по каждой черте его лица, по его профилю, по его длинным ресницам и пальцам на руле. Я могла сколько угодно врать нам обоим, что все кончено, я могла прогонять его и кричать себе, что ненавижу его, но при этом сходить с ума от отчаянной любви к нему. Наверное, всю ее силу осознаешь только, когда теряешь человека. По-настоящему теряешь. Безвозвратно. Когда у вас точно уже не будет вместе ничего общего, ни одного слова или взгляда. Когда вы не имеете права позвать его по имени и набрать его номер телефона. Когда даже ваше прошлое перестает иметь значение… Это так страшно. Это ТАК невыносимо больно. Это ломка. И когда нет от нее избавления, начинаешь понимать, что готова простить что угодно, забыть, оставить в прошлом, лишь бы так не болело.

– Я всегда тебя ждала, Кирилл.

Резко дал по тормозам и свернул на обочину. Вцепился в руль и смотрит по-прежнему в лобовое стекло, а я руку протянула и костяшками пальцев повела по колючей скуле. Он вздрогнул, и я вместе с ним.

Приподнялась и прижалась губами к его щеке, замирая от наслаждения сделать это самой за столько времени. Иметь право это сделать. Он глаза закрыл и дышит тяжело через раздувающиеся ноздри, а я целую и остановиться не могу. Губы обжигаю о его кожу, и хочется еще и еще с диким упоением, с таким безумным удовольствием, словно я сделала долгожданный глоток воды после опустошающей и иссушающей все тело жажды. Обхватила его лицо ладонями, поворачивая к себе и прижимаясь губами к его губам. Легкое касание, и оба замерли, глядя друг другу в глаза, и еще одно, отрываясь на доли секунд, чтобы с громким стоном впиться в друг друга, жадно проталкивая языки. Сплетая вместе. Потянул меня на себя. Рывком усаживая на колени, лихорадочно задирая подол платья на пояс, притягивая за ягодицы вперед, не отрываясь от моих губ в голодном поцелуе. Откинулась назад, подставляя грудь его широко раскрытому рту, случайно надавила на руль, и машина взвыла, но никто из нас даже внимание не обратил. Кирилл дернул вниз корсаж платья. Слабая резинка ворота с легкостью спустилась, обнажая грудь с болезненно набухшими сосками. Тяжело дыша, смотрю, как загорелись его глаза, наклонился и жадно втянул сосок в рот, а я, запрокинув голову, протяжно застонала, двигаясь на его коленях и чувствуя промежностью напряженный член, и ощущая острую необходимость почувствовать его в себе. Немедленно. Сейчас. Убедиться, что все по-настоящему. Он настоящий. Мы настоящие, и он вернулся ко мне. Выбрал меня.

Когда муж проник в меня пальцем, я глубоко вздохнула и всхлипнула, впиваясь ногтями в его плечи, но он тут же вытащил его и набросился на мой рот, заглушая стон разочарования, умело растирая подушечкой пальца пульсирующий клитор, размазывая мою влагу вдоль всего лона и снова проникая внутрь, хрипло постанывая мне в губы. Молча. Ни одного слова не говорит, только ласкает до умопомрачения и смотрит мне в глаза, а я не могу смотреть, мои веки словно свинцом налиты, и все тело вскидывает от возбуждения. Голодная по нему за этот год до исступления. Забывшая об оргазмах и о том, какое наслаждение могут дарить мужские пальцы… любимые мужские пальцы. Никакая механика не заменит этого дикого возбуждения мозга, когда только от одной мысли, что это ОН, уже начинает трясти. Все вернулось с какой-то безумной остротой, с узнаванием и в то же время новизной каждого касания, поцелуя и толчка. Но я не могла сейчас думать ни о чем, я хотела его чувствовать рядом. В себе, на себе и возле себя. Я не могла справиться с дыханием. Не могла дышать. Я захлебывалась каждым вздохом, потираясь горящей плотью о его пальцы, глядя пьяным взглядом, как ловит ртом мои соски, как жадно втягивает их в рот, не переставая толкаться пальцами глубоко внутрь, удерживая меня за поясницу, не давая пошевелиться.