Ульяна Соболева - Я тебя не знаю

– Хватит! Замолчи! – мне казалось, что я задыхаюсь, – молчи!

– Он лжец! Твой муж подонок и лжец!

– Замолчи! Мой папа хороший, ясно?! А ты… ты козел! Иди отсюда! Не трогай мою маму! Убирайся, или я тебя побью!

– Лиза!

Я тряхнула дочь, пытаясь заставить замолчать, а сама старалась дышать. Только дышать. Глубже и сильнее. Не показать Славику, что поверила. Не показать, что он меня только что разнес на куски… А точнее, что по мне пошли трещины, сеткой. Я еще не разломалась, но у меня от боли дрожат колени и руки, и я сдерживаюсь чудовищным усилием воли, чтобы не рассыпаться при нем.

– Она как раз приезжала к нему в его офис сегодня. Это тоже снял мой человек. Они обнимались, Женя… Не дай подонку обмануть тебя!

В голове закрутились вихрем слова Кирилла сегодня в машине точь-в-точь, как говорил раньше. На повторе. Снова и снова. Я медленно подняла взгляд на Славика.

– Спасибо. Я посмотрю флешку дома.

Пошла в сторону здания, сжимая ручку дочери и чувствуя, как земля шатается под ногами. Шатается намного сильнее, чем тогда, когда узнала о его измене.

– Жень! Позвони мне! Я буду рядом. Слышишь? Я люблю тебя!

«Люблю…люблю…люблю»… Кирилл так и не сказал, что любит меня. Я и не помню, когда он говорил мне это последний раз. Мысли цепляются одна за другую. Сама не поняла, как собралась и уехала с работы домой. Я должна была побыть одна. Обязана просто побыть одна. Автоматически набрала Кирилла, но его телефон оказался выключен.

Я просмотрела эти проклятые видеозаписи тысячу раз, с каждым просмотром понимая, что во мне опять все застывает, как в прошлый раз, и становится страшно, что если я пойму, что это правда, я уже никогда не подниму головы. Меня это убьет. И я готова была его выслушать. В этот раз я хотела смотреть ему в глаза и слышать его оправдания, слышать его версию. Мне сейчас казалось, что я по взгляду пойму – лжет он или нет, как и тогда сразу поняла, что ОНА есть. Только в этот раз у меня внутри от боли все зашлось мгновенно, и я не могла даже сделать глоток воздуха. Снова и снова набирала его номер, но он не отвечал. Просто не отвечал. Сотовый включен, а я слышу проигрыш мелодии ожидания в сотый раз и понимаю, что это уже нельзя списать на севшую зарядку – Кирилл намеренно не берет телефон. Как же хочется найти тысячу и одну причину – почему, и в тот же момент понимаю, что это так бессмысленно. Всегда считала, что если человек действительно хочет, он и ответит и позвонит, и найдет тебя где угодно. Значит, не хочет. В «не может» я не верю уже давно. Не может – это когда умер или руки с ногами отнялись. Все остальное – это «не хочу» или «не хочу сейчас». И не нужно искать никаких красивых причин или верить в эти самые причины. Хотя, несомненно, нужно уважать чужое «не хочу». Но только не сейчас, когда я хотела вытрясти из него правду, в глаза смотреть и трясти его, цепляясь за воротник рубашки. Пусть, мать его, говорит неправду. Я готова ее выслушать. Любую. Только не прячется от меня вот так трусливо.

Но идут часы, и мне кажется, что я начинаю медленно сходить с ума. Почему, черт тебя раздери, почему ты своим молчанием подтверждаешь слова Славика? Почему ты это делаешь со мной, Кирилл? Ответь! Ну же! Возьми трубку!

В отчаянии швырнула сотовый на диван и впилась пальцами в волосы, стараясь не застонать вслух. Детям достаточно переживаний, достаточно слез, пролитых по нему и по нашему разводу. Я не хотела сейчас, чтобы они опять погрузились в эту тоску и депрессию. Кружила по его кабинету, в который раз перебирала его вещи, силясь найти хотя бы что-то. Складывала рубашки и свитера, раскачиваясь из стороны в сторону, впав в какой-то ступор и поглядывая на часы. Уже почти одиннадцать, и ни слова от него. Наверное, это самое страшное – вот так ждать звонка, как будто от этого зависит вся твоя жизнь, как будто он все может изменить. Вот заиграет знакомая мелодия, и все опять станет хорошо. Кирилл скажет, что где-то оставил сотовый, что у него было много дел по продаже магазинов. Потом мы вместе посмотрим это видео, и он даст объяснение всему. Успокоит. Ведь у каждой медали есть две стороны. Разве можно было вот так притворяться? Ладно со мной, а с детьми? Я же видела его глаза, видела, как он смотрит на них, видела эту растерянность, отчаяние. Неужели можно вот так играть? Неужели я настолько глупа и слепа?

Я не хочу опять в ту могилу, не хочу опять быть мертвой. Только что-то мне подсказывало, что в этот раз я не справлюсь. Потому что это хуже измены. Это настолько подло, что я даже представить себе не могу. Чтобы человек, проживший со мной больше двадцати лет, отец моих троих дочерей мог вот так поступить со мной и с ними? Вот так грязно использовать? Играть мною и моими чувствами настолько жестоко, что, мне кажется, я способна окончательно свихнуться, если пойму, что все это правда. Я пока боялась думать, как это воспримут дети, и из какого дна мне потом придется тянуть каждую из них. Потому что второй раз больнее, чем в первый. Намного больнее. Ведь даешь шанс и уже веришь, что в этот раз все будет хорошо. Разбиваться дважды больнее, так как собрать себя по кускам уже намного сложнее.

Встала с пола и зачем-то открыла ящик его стола. Мгновенно замерла. В горле сильно пересохло, и по спине пробежали мурашки страха – вдоль позвоночника от копчика и прямо к затылку, сжимая его в тиски по бокам так, что в глазах зарябило – в ящике лежал пистолет. Я никогда не видела у Кирилла оружия. Я вообще никогда в своей жизни не видела настоящего оружия. Только в кино. Протянула руку, чтоб дотронуться, и тут же одернула. Стало неимоверно страшно. Я протерла лицо сухими, холодными ладонями, тихо завывая от отчаяния. Это походило на какой-то жестокий кошмар, и я сейчас непременно проснусь. Непременно открою глаза, и окажется, что я сплю в своей постели у него на груди, и мне все это просто снилось. Господи! Во что ты влез, Кирилл? Что случилось в твоем проклятом прошлом? Что ты натворил? Я сердцем чувствую, что это лишь вершина айсберга. Почему у тебя в ящике стола лежит пистолет? Судорожно вздохнула, и взгляд остановился на пуговице. Той самой, что Кирилл показывал мне в электричке, когда мы ехали домой из больницы. Я взяла ее в руки и покрутила в пальцах, и вдруг меня словно что-то ударило по голове, я даже дернулась и сильно сжала пуговицу в ладони.

Та фотография в сотовом Насти, девушки Олега, на нем был плащ с такими пуговицами. Перепутать невозможно. Фото сделано крупным планом, и воротник с этой пуговицей бросался в глаза. Вот почему Кирилл так занервничал? Он тоже ее узнал. Конечно же узнал. Сколько вопросов задал про этот плащ. И в этот момент, наверное, что-то щелкнуло… что-то неуловимо изменилось в нем. Я же видела по глазам. Опять видела. Как и год назад. Но я не выяснила, я не настояла на правде, я думала совсем о другом. Боже! Почему люди совершают одни и те же ошибки снова и снова?