Ульяна Соболева - Я тебя не знаю

Пока меня спрашивали, к кому я, и просили обождать в коридоре, я начала погружаться в истерическую панику и кричать «где мой муж?». Никогда раньше не бывала в полиции. Участок навевал на меня дикий страх и тоску. Мне казалось, я влезла в какую-то грязь и топчусь в ней босыми ногами, и Кирилл в ней тонет где-то неподалеку. Может, кому-то это покажется смешным и нелепым – участок себе и участок, а мне это место казалось хуже самой преисподней. Я вдруг четко осознала, что человека может забрать не только смерть и соперница – его может засосать в эту самую грязь, и он уже никогда из нее не выберется. Меня просили обождать на лавочке рядом с какими-то людьми, от которых воняло спиртным и потом. И на меня нахлынула паника.

Сама не знаю, как я подняла там такой скандал, что меня повели в кабинет следователя прямо ночью. Не помню, что я говорила. Спроси меня сейчас, что именно я кричала дежурному, и почему он пошел для меня что-то узнавать, я бы честно сказала, что не помню. Но мне кажется, я угрожала, вспомнила все свои знакомства с влиятельными клиентами по работе, кричала о правах.

– Да успокойтесь вы! Не надо так кричать! Идемте!

Когда распахнулась дверь, я увидела Кирилла, сидящего на стуле перед следователем. И прежде чем кто-то успел что-то сказать, срывающимся голосом прокричала:

– Не мог он никого убить… физически не мог. Он той ночью со мной был. Ясно? Алиби у него!

Следователь все так же, не отрываясь, смотрел на меня, а я смотрела Кириллу в глаза и рассыпалась на части именно в этот момент, потому что мне до ломоты во всем теле хотелось к нему в объятия.

– Вы успокойтесь, Авдеева. Не нужно так кричать. Мы вас отсюда слышали. Что это за поведение? Я вас саму посажу на пятнадцать суток, если продолжите вашу истерику. Выйдите и ждите в коридоре. Ваш муж дает свидетельские показания.

Я вышла на улицу, меня все еще пошатывало, и руки дрожали с такой силой, что я с трудом достала сигарету из пачки и поднесла к ней зажигалку.

Пошла по тропинке вперед по аллее к лавочкам, села и судорожно втянула свежий воздух, глядя на блестящий после дождя асфальт, переливающийся от света фонаря. Я почему-то чувствовала себя выпотрошенной и пустой. После сильного потрясения наступил ступор, я вдруг поняла, что сама не знаю, где я. И это не имело никакого отношения к геолокации на моем телефоне, которая могла высветить точный адрес. Я просто потерялась. Сама в себе и в нем. Потерялась во лжи, я заблудилась где-то в нашем прошлом и в настоящем. И не могла понять, в каком месте я сбилась с пути, и шла уже вслепую. Кому я доверяла и когда.

В голове каша вязкая и липкая. Ни одного ответа на вопросы, которых, по сути, тоже нет, потому что тяжело спрашивать что-то у человека, отказавшегося от вас дважды. Перед глазами его лицо там, у следователя, бледное с лихорадочным блеском в зрачках. В нем что-то неуловимо изменилось, и я не знала, что именно. Наверное, сам взгляд. Из него что-то исчезло, и в тот же момент он стал более глубоким. В этом взгляде я увидела наши двадцать лет, которых в глазах Кирилла еще вчера не было. Сигарета тлеет в пальцах, а я смотрю, как переливаются на свету капли воды на асфальте. Скоро все высохнет, и он станет просто серым. Как и моя жизнь. Вчера все еще сверкало яркими красками, а сегодня стало как это тротуар. Временно. У меня оказалось счастье временным, и все годы, что я жила с Кириллом, были какой-то гадкой иллюзией, как в фильме с Джимом Керри.

Небо становится из черного синим – скоро светать будет. Я продрогла, но встать и уйти не могла. Словно меня прибило к этой лавке, и сдвинуться с нее равносильно смерти. Ведь если уйду – это будет конец, а я пока не готова. Я хочу… И сама не знаю, чего хочу. Просто жду его, и все. Пусть выйдет оттуда и скажет, что все у него хорошо и тогда я уйду. Нет… не уйду. Я еще хочу ответы получить на все свои вопросы. Пусть правду мне расскажет. Я заслужила эту чертову проклятую правду… Я заслужила знать, играл ли он все это время. Для меня это было очень важно. Настолько важно, что все остальное не имело значения. Мне было все равно – убийца он или нет. Да! Я такая ужасная, что мне было на это наплевать, меня волновало – лгал ли он мне сейчас. Мне было важным, как он относится ко мне и к нашим детям, и совершенно не волновало, как мой муж поступит со всем белым светом. Наверное, именно в этом и заключается человеческий эгоизм.

Алиса смску прислала, и я ответила ей, что все в порядке, что папу выпустят, и что я его сижу жду на улице, что все не так страшно, как мы подумали. Она спросила, привезу ли я его домой, а я просто отключила телефон и стиснула челюсти. Сейчас этот вопрос можно было сравнить с ударом отверткой прямо в сердце. Каждый их вопрос о нем всегда бил сильнее, чем мои собственные страдания и воспоминания. Их слезы, их отчаяние было невозможно выдержать. Я не знаю, кто пишет, кто говорит, что развод – это всего лишь начало новой жизни, и что нужно это объяснять детям. Я не могла. Может потому что я все еще любила их отца… И мне было стыдно за эту любовь, после того что он сделал.

И я не смогла ответить ей честно. Потом солгу, что села зарядка. Это была еще одна причина, по которой я его ненавидела – за мою ложь детям. За грязь, в которой я вывалялась с ног до головы.

Кирилл вышел, когда все фонари уже погасли, и небо стало серым. Я не обернулась, просто услышала шаги и смотрела куда-то вдаль в утреннюю тишину, слегка подрагивая от холода. Муж накинул мне на плечи свою куртку и сел рядом так же молча.

Все вопросы куда-то исчезли. Нет, я хотела спросить. Я кричать хотела и бить его по лицу, по груди, а сама ни звука издать не могу, ни встать, ни пошевелиться. Долго в тишине сидели. Повеяло запахом паленых листьев, город начал оживать. Так странно, у вас внутри все саднит и сердце сжимается в камень, а жизнь продолжается. Люди на работу идут, машины ездят, солнце всходит. И в такие моменты кажется, что ты стоишь на месте, а вокруг меняются декорации, что-то происходит, двигается, а ты окаменела где-то на краю цивилизации. Тебя просто вышвырнуло из всеобщего праздника за стеклянную дверь. Вроде все видишь, а потрогать не можешь.

Поднесла к губам еще одну сигарету, и Кирилл щелкнул возле нее зажигалкой, точно такой же, как и у меня – мы тогда их вместе покупали и друг другу подарили.

– Я вспомнил, – наконец сказал он, а я глаза закрыла и зажмурилась. Пусть молчит. Не хочу, чтоб говорил. Пусть еще рядом со мной вот так посидит. Больше так не будет, я уже знаю. Потом я сама спрошу. Чуточку тишины. Совсем немножко. Вот так возле него в его куртке, втягивая любимый запах и представляя, что мы просто сидим с утра в парке.

– Вчера вспомнил, когда в тот город поехал. Все вспомнил, Женя.