Воинствующая Амазонка - Дневник обычной женщины

— Жизнь — это кусочки застывшего времени, лишь скреплённые ниточками минут, часов, дней, лет… Иногда ниточки короткие, иногда длинные…Длинные переплетаются, наматываются в клубки… Почему-то многие люди именно эти клубочки принимают за частички жизни. Хотя это всего лишь ручейки к тому, что есть жизнь … А ещё люди — дураки. Потому что не знают, что … я люблю тебя, — последние слова были еле слышны.

— Что-что? — переспросила та, которая курила, так и не отрывая взгляд от бесконечного потока снующих под окном машин.

— Ничего… Люди просто дураки. Вообще дураки. Напридумывали себе условностей и мучаются. Они блуждают по коридорам своих собственных жизней, натыкаются на двери запретов… И лишь иногда у них хватает смелости взяться за ручки, которые могут эти двери открыть…

— Скажи, а… Нет, не так…, - нарушила повисшее молчание та, которая всё ещё курила, — Я постоянно думаю, ну почему ты? Почему именно ты стала для меня той, которая…Без которой…Вот уже полтора года… Ты же могла быть мне матерью…

Стоящая сзади усмехнулась:

— У нас получилось открыть одну и ту же дверь… Слышала выражение: «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек»?

— То есть… похерь заведённый распорядок?…. Кто это сказал?

— Несколько часов назад, в клубе, помнишь?… Наша рок-богиня исполняла свою песню «Цветы и звёзды»… На стихи того, кто это сказал.

— Хименес?

— Хуан Рамон Хименес. Испанский поэт, — и она вдруг начала читать:

Уже не вернусь. И на землю

успокоенье ночное

спустится в теплую темень

под одинокой луною.

Ветер в покинутом доме,

где не оставлю и тени,

станет искать мою душу

и окликать в запустенье.

Будет ли кто меня помнить,

я никогда не узнаю,

да и найдется ли кто-то,

кто загрустит, вспоминая.

Но будут цветы и звезды,

и радости и страданья,

и где-то в тени деревьев

нечаянные свиданья.

В комнате опять стало тихо, и только шум города иногда вкрапливался в эту тишину россыпью звуков проносящихся машин. А эти двое стояли, отделённые от всех хрупкой условностью приёмного дома.

— Малышка, ты замёрзла совсем. Давай сядем.

— Давай…Я покурю ещё?

— Тогда я посижу вот так? — и вторая, кутаясь в одеяло, начала пристраиваться в кресле, обвивая со спины руками и ногами курящую. Рассеянный свет уличных фонарей, проникавший через прозрачную штору, бесстыдно освещал эти две фигурки. Та, которая курила, была совсем ещё девочка. Она продолжала смотреть на калейдоскоп бегающих огней за окном и, кажется, ничего больше не замечала. А вторая, которая была ровно в два раза старше, прильнула щекой к её спине и закрыла глаза — прятала готовые вырваться слезинки.

Город за окном жил своей жизнью. Эти двое — своей.

— Почему ты так редко мне пишешь? — спросила старшая.

— Не реже, чем ты мне… И потом. У меня новая работа. Новый город, наконец. Город, в который я, между прочим, приехала, потому что ты этого хотела. Вспомни, сколько ты меня уговаривала. Да ты для меня… Я думаю о тебе постоянно. Шлю смс…

— Опять кусаешься, котёнок.

— Хм… Тихая и спокойная любовь не для тебя. Я уже пробовала. Тебе же иначе становится скучно и ты …

— Подожди… Твои смс-километры меня душат. Каждое утро ровно в 8-15 я уже вздрагиваю. Да-да… Именно в это время приходит обычно твоё первое сообщение. А если не приходит, я тупо смотрю в нижний левый угол телефона и жду… Жду конвертик… А потом опять вздрагиваю, когда слышу знакомый звук «смс доставлено». По-моему, я тихо схожу с ума… Худею… На еду смотреть не могу. И постоянно мёрзну, — всё это она тихо бубнила, уткнувшись куда-то между лопаток.

— Тебе сейчас надо поспать, — девушка затушила в пепельнице докуренную почти до фильтра сигарету, — Мы уже вторые сутки вместе. И вторые сутки не спим. То концерт твоей Сургановой, то встречи… То просто шатаемся по этому городу, который когда-то был городом твоего детства, а теперь стал моим пристанищем… Нет, я очень рада. Город мне нравится… Здесь я действительно смогу сделать то, что хочу… Да я вообще рада, что всё так. Особенно прошедшей бессонной ночи, — она улыбнулась. Но потом опять стала серьёзной, — Нет, тебе определенно надо поспать.

— Чтобы потом мучаться за бесцельно прожитые часы и чтобы сжёг дотла позор за подобное поведение? — теперь улыбнулась та, что постарше.

— Но завтра самой же плохо будет. А тебе ещё домой лететь.

— Зато сейчас хорошо… Ну, ладно. Уговорила… А ты?

— А я с тобой, — и младшая привычно взяла за руку старшую, — Пойдём.

Старшая сначала отвернулась к краю кровати, но потом, развернувшись, обняла свою юную подругу — та лежала к ней спиной. Подушечками пальцев не спеша прошлась по её бёдрам, животу, груди. Одновременно она проводила кончиком язычка по выступающим косточкам позвоночника, иногда чуть подрагивая от собственных прикосновений. Вдруг она захватила один из них долгим поцелуем. Девушка в её руках вздрогнула и перевернулась на спину.

— Нет. Я сама. Я люблю сама… Всегда. Ты забыла? И люблю, когда глаза открыты.

— Хорошо.

Девушка начала целовать щёки, нос, губы той, на которой уже привычно расположилась, добралась до мочек ушей, недолго помучила их и замерла где-то в ложбинке над ключицей.

— М-м-м-м…. Всё тот же запах… Твой…

— Знаешь, я ведь дома не могу им пользоваться. В прошлую нашу встречу я впервые его попробовала на себе. In Love Again. А потом….Тебя вспоминаю, запах этот и состояние такое… как будто ты рядом… и не могу.

Девушка продолжила целовать её лицо, при этом давая полную свободу своим рукам в прогулках по чужому телу. И та, вторая, изредка подрагивала от её ласк. Целуя глаза, младшая попросила:

— Ну, посмотри на меня.

— М-м-м-м, — женщина нахмурилась и недовольно повернула головой.

И вот ладошки девушки уже на бёдрах. Те пока сведены. Но девушка уверенно проскользнула правой рукой между ними и, едва касаясь набухших продольных бугорков, и проникла глубже. Палец, почувствовав знакомую влажность, задвигался быстрее. Вдруг девушка слегка укусила в шею лежащую под ней женщину.

— Только без следов! — застонала женщина, потом конвульсивно дёрнулась и обмякла.

— Я люблю тебя, — губами нарисовала девушка.

И опять неторопливо, как будто в первый раз, начала свою игру на знакомом теле. Женщина в ответ сначала просто сжимала её руками и ногами, но потом, опять задвигалась быстрее навстречу. Она начала царапать наманикюренными пальчиками спину, оставляя красноватые борозды, стонать, а в один из моментов, просто укусила в руку.

Потом они недолго лежали молча.

— Ну, извини. Увлеклась.

— Да, ладно. Мне ж не оправдываться…

— А теперь я. Можно?…. Опять нет?…Прошлой ночью на пятидесятом я бросила считать твои «нет». Может, наконец, мы забудем это слово? Знаешь, взаимоотношения двоих — это всегда игра и всё это время я старалась играть по твоим правилам и играть так, как ты привыкла.