Анна Михайлова - Дочь для монстров

— Тихо! — Приказ оказался действенней любой оплеухи. Лера замерла и медленно осела на пол, снизу вверх смотря на говорившего.

Наталиан ничуть не изменился с их последней встречи, педантичная аккуратность и идеальность во всем. На его свежем холеном лице не отражалось ни единой эмоции, даже в магически притягательных глазах сквозило полное безразличие к происходящему.

Поодаль, еще более хмурый, чем обычно, маячил Виталик. Он горбился, крутил головой и постоянно сжимал-разжимал кулаки, словно ожидая соперника для драки. Вокруг сновали вооруженные, одетые в черное люди.

А Вениамин говорил, что у него нет армии, и что никто не станет вмешиваться. Оказывается, надо было только немного продержаться, и от этого становилось еще больнее.

— Пошли, Лера. — Виталик бережно приподнял ослабевшую от рыданий девушку на руки. — Я отвезу тебя в приют, отоспишься, отдохнешь.

Парень говорил запинаясь, сбивчиво и прерывисто, так, будто сам был готов заплакать. Его изуродованное шрамом обычно неподвижное лицо сейчас кривилось и болезненно дергалось.

— Вы не успели совсем чуть-чуть, — неродным надтреснутым голосом прошептала девушка.

Виталик покачал головой и медленно с непередаваемо горьким чувством отчеканил:

— Политика креста — политика невмешательства. Группа прибыла через десять минут после твоего звонка, — а после спросил совсем тихо: — Но ведь директор тогда был уже мертв?

На осознание жестокой правды понадобилось всего несколько долгих секунд, после которых Лера выгнулась дугой, вырываясь из крепких рук Зека. Злость помогла обрести телу новые силы, и девушка в несколько скачков миновала лестницу, чтобы вновь предстать перед холодным, погруженным в какие-то свои думы Наталианом.

— Вы! — Слова срывались с губ с яростным шипением, а глубокий животный страх перед мужчиной превратился в еще большую по силе ненависть. — Политика невмешательства!

Дальнейшая реплика застряла в горле, чтобы затем обжигающе горьким комом обратно провалиться в душу. Ярко освещенный коридор вокруг исчез, Леру вновь затягивал, парализуя тело и волю, бескрайний мерцающий космос.

Голос Наталиана звучал сквозь торжественную музыку звезд, развеивая вакуум, образовавшийся в мыслях.

— Люди такие странные и забавные. Каждому от рождения даны руки, ноги, тело и голова. Это естественно — страдать, теряя часть себя, но зачем делать частью себя другого человека? Это нерационально и глупо. О потере руки будешь помнить вечно, но пройдет лишь пара лет, как ты забудешь того, над кем так убиваешься. Ну, может, пара десятков лет, — с легкой издевкой закончил мужчина.

Вокруг вновь появились люди. Мимо в черном закрытом на молнию мешке пронесли мертвое тело. Лера хорошо знала, чьё это тело, но продолжала стоять, тупо уставившись в пустоту. Все забудется и сотрется. Ехидная улыбка, вечная насмешка в любимом голосе, искристость серебряных глаз, обрамленных паутинкой тонких морщинок. Её Вениамин канет в Лету.

Наталиан уже потерял интерес к минутной беседе. Он отвернулся от девушки и молча выслушивал рапорт.

— Мразь! — Лера дернула брюнета за полу дорогого, идеального ониксово-черного пиджака, заставляя мужчину развернуться, и плюнула на отполированные до зеркального блеска ботинки.

В коридоре повисла гробовая тишина, замер изваянием Виталик, и впервые за всю свою жизнь девушка увидела страх на его лице.

— Хм, любопытный, крайне занимательный способ мщения. — Наталиан с новым интересом изучал напряженную, готовую ринуться в бой Леру. Его голос источал яд, давил и угнетал так, что все находящиеся вокруг от греха подальше сделали пару шагов назад. Все, кроме неё. — Я как раз обдумывал вопрос, тратить ли на реанимацию вашего драгоценного директора ресурсы компании или не тратить. Он ведь в коме от потери крови, но сердце и мозг целы…

Девушка беспомощно хватала ртом воздух, готовая поверить в зыбкую призрачную надежду, смешную на фоне недавних указаний про морг и такую хрупкую после её сумасбродного поступка.

— Пожалуй, наши врачи попробуют совершить чудо, если ты искупишь свой поступок, — скучающим тоном закончил мужчина.

— Что нужно сделать? — на удивление осмысленно произнесла Лера.

— Все просто. — Впервые на бесстрастном лице появилось подобие улыбки, кривой, хищный оскал, обнаживший идеальные ненатурально белые зубы. — Оближи ботинок.

Он играл и издевался, не смущаясь невольных зрителей, не переживая о том, что они могут подумать. Девушка понимала, что этот сильный, жестокий и властный тип просто хочет растоптать и унизить, что директор мертв и все разговоры о его возможном спасении дешевая уловка.

Она отлично знала это, трезво мыслила, но все равно упала на колени, наклоняясь к сверкающим ботинкам. Что стоят все унижения мира, пока есть надежда? Не сдаться обстоятельствам? Каким обстоятельствам? Как можно не сдаться, если надо всего лишь вылизать чужую обувь, чтобы надежда просуществовала лишние пару минут…

Надлом

Бледная изящная ладонь с легкостью вздернула Леру в воздух, подвесив её за шкирку, как несмышленого котенка. Вторая рука легко придерживала за ремень, чтобы ворот кофты не очень впивался шею.

Девушка очутилась лицом к лицу с Наталианом. Она могла бы разглядеть каждую морщинку, каждое пятнышко на его коже, если бы они, конечно, имелись. Идеальный во всем, как фото после графического редактора.

— Похвально, — медленно проговорил мужчина, обдав Леру острым дурманящим запахом тмина. — Аргос был бы тобой доволен.

Хлестко, как по нервам. Так, что злые слезы брызнули из глаз. Вениамин лебезил и унижался перед этим человеком, от чего было непередаваемо гадко, и её теперь легко поставили на колени. Воспитывает достойную замену…

Опустив трясущуюся девушку на пол, брюнет как ни в чем не бывало обернулся к работающей на заднем плане команде.

— Вениамина к Максу, свидетельницу в Центр. На зачистку и сбор информации еще семь минут.

Сегодня в каком-то другом мире, пахнущим солнцем, среди кружащегося мягкого тополиного пуха Лера была беззаветно счастлива, верила в скорое решение всех проблем и, смущенно пряча взгляд, со скрытым восхищением ловила каждый жест Вениамина.

Теперь этот мир пятнали темные капли крови. Он стремительно стирался, засасываемый жадной воронкой прошлого. Всего одни сутки, чтобы узнать всю правду, чтобы принять решение быть счастливой, чтобы любить, не оглядываясь ни на что. Часы давно пробили двенадцать, срок, отведенный для сказки, закончился.