Вера Колочкова - Любовь не помнит зла

Меньше чем через час дверной звонок взорвался требовательной трелью.

— Иди, Ань, открой… — скомандовала мама тихо. — Пусть сюда, ко мне в комнату проходит.

Запах дорогого одеколона проник в комнату еще до того, как его обладатель, то есть воскресший из небытия отец, появился на пороге. Крупный, бросающийся в глаза породистой солидной мужицкой красотою, словно прожаренной возрастом до золотистой твердой корочки. Чужой человек. До основания чужой, изо всех сил отторгаемый обстановкой их скромного жилища. Впрочем, Комиссаров и не претендовал на особую близость — стоял каменным изваянием в дверях, немного брезгливо рассматривая бывшую свою возлюбленную. Потом глянул в сторону Андрея с осторожным и жадным интересом, улыбнулся с трудом. Странная у него была улыбка. Будто лицо не хотело улыбаться, а он его заставлял. Снова взглянув на лежащую на диване женщину, проговорил насмешливо:

— Здравствуй, Анна. Я тебя бы и не узнал, если б на улице встретил. Этот, что ли, говоришь, мой сын?

И опять Андрею показалось, что он с трудом присобачил к голосу эту насмешливость, как давеча улыбку. Будто защищался от них. А может, не от них. Может, от себя. В общем, непростой был мужик его отец. Не обманул телевизор.

— Да. Здравствуй, Андрюша, — с тихим достоинством произнесла из своего угла мать. — Не стой в дверях, проходи, садись… Сколько мы с тобой не виделись? Тридцать пять лет? Ну да… Столько и есть. Раз Андрюше недавно тридцать четыре исполнилось.

— Ты сама так захотела, Анна. Сама ушла, сама пропала. Обиделась тогда на меня? Я уж и не помню, за что.

— Ну не помнишь, и не надо. А если вдруг вспомнишь, то знай, что я простила тебя. На всякий случай. А это сынок твой, познакомься. Я его тоже Андреем назвала.

— Ты уверена, что он мой? — глянул Комиссаров в сторону Андрея так, будто приценивался с сомнением, будто собирались ему против воли навязать некачественный товар.

— Уверена, — спокойно продолжила мать. — Как мне быть в этом не уверенной? У меня, кроме тебя, вообще никого и никогда не было.

Комиссаров внимательно посмотрел на нее, и Андрею показалось, будто что-то живое на секунду мелькнуло в его взгляде, хотя от этого желание дать ему в морду не уменьшилось. Но отчего-то Андрей понимал, что нельзя. Ради матери и нельзя. Надо стерпеть эти дурацкие смотрины, раз ей того захотелось.

— А если я экспертизу сделаю?

— Я думаю, ты не понял меня… — тихо усмехнулась мать. — Я сына тебе вовсе не навязываю. Он у меня хороший парень, самостоятельный, ни в чем не нуждается. А насчет экспертизы… Пустое это все. Не в экспертизе тут дело. Не нужен тебе сын, так ты иди с богом.

— Я должен точно знать. Мне это важно. Ты даже не представляешь, Анна, как мне это важно. Иначе бы я не приехал, — не отрывая холодных голубых глаз от лица Андрея, проговорил Комиссаров. Потом помолчал минуту, вздернул подбородок и, чуть растянув губы в улыбке, произнес уже более сносно, почти миролюбиво: — Ну, чего ты на меня бычишься? На экспертизу не хочешь? Ты пойми, мне это важно знать.

— Ой… Ой, батюшки… — тихо выплыла откуда-то сбоку на авансцену Анька. — Да вы что же такое говорите, ей-богу… Какая такая экспертиза, когда и простому глазу видно, что вы схожи, как два яичка от курочки…

Суровый гость даже не повернул голову в сторону Аньки, но ее простые слова подействовали на него неожиданным образом. Он будто расслабился, обмяк, оттаял лицом.

— Похожи, говоришь? Как два яичка от курочки?

— Так вы встаньте, встаньте оба к зеркалу, коли сами не видите. Тут и слепой не обманется, — с готовностью подсунулась к нему Анька. И поторопилась представиться: — А я жена его, значит… Сыночка то есть вашего… Давайте познакомимся! Меня тоже Анной зовут!

— А я всегда хотел сына… Всегда хотел, — тихо проговорил гость, не замечая настойчивых Анькиных реверансов и обращаясь только к Андрею. — У меня в молодости ранение было… Ну, это после того, как я с твоей матерью расстался. Мне тогда сказали, что я детей иметь не смогу. А я всегда хотел сына! Я не знал про тебя. Но так же не бывает…

Он неожиданно запустил пятерню в причесанную волосок к волоску седую гриву, мотнул головой, как уставший конь, подобрался с трудом. Потом произнес медленно:

— Ладно. Будем считать, что у меня теперь сын есть. Да, будем считать. Не потеряемся, надеюсь?

— Да вы хоть обнимитесь для начала, что ли… — снова подсунулась к нему со слезливым сентиментальным советом Анька.

— Ладно, сын, до встречи. Ты знаешь, я рад. Очень рад.

Андрей молчал, смотрел на него с сердитым недоверием. Не то чтобы злился, а просто не знал, как себя вести. Да и за мать было по-прежнему обидно. Хотя он краем глаза видел — лицо у нее было совершенно умиротворенное, как после молитвы.

— Прощай, Андрюша… — тихо прошелестела она из своего угла. — Не поминай злым словом, что скрыла от тебя…

Гость неловко пожал плечами, помедлил в дверях, видимо подыскивая подходящие случаю слова. Так и не найдя их, развернулся и вышел молча. Громко хлопнула входная дверь, и Анька ойкнула испуганно, положив руку на пухлую грудь.

— Вот же чертушка какой… На драной козе не подъедешь! У меня аж сердце в пятки упрыгало от страха, спина вся вспотела… — выдала она свои первые впечатления от необычного гостя. — Пойти хоть дверь за ним перекрестить, что ли?..

— Ну? Чего ты молчишь, сынок? Не понравился тебе отец? — тихо проговорила из своего угла мать. Хотела еще что-то добавить, да не успела, Анька ее перебила:

— Андрюха, смотри! Смотри, чего он на тумбочке в прихожей оставил! — Она ворвалась в комнату, затрясла у Андрея перед носом толстенной пачкой цветных бумажек. — Это же… Это же не деньги! Это же настоящие евры! Да тут же богатство целое, я такого сроду в руках не держала! Вот это да! Вот это чертушка оказался! А я, как дура, за ним дверь перекрестила.

— Дура. Дура и есть, — отвел ее руку Андрей, вставая со стула. — Дай пройти, не мельтеши перед глазами.

— Чего это я дура-то? — обиделась Анька. — Я, между прочим, первая ему намекнула, что вы лицом да статью схожи!

— Ага. Как два яичка от курочки. Слышал, — раздраженно отмахнулся от нее Андрей.

— Ну ни фига себе! — дрожащим от обиды голосом протянула Анька. — Нет чтобы спасибо сказать, так он…

— Да ты не приставай к нему, Анечка. Не заводись. Пусть он привыкнет. Ему одному побыть надо, — тихо, но твердо урезонила невестку мать. — А ты, Андрюша, отца от себя не гони, ладно? — быстро поймала она его взгляд и улыбнулась просительно. — Считай, что это материнская воля такая.

— Ладно. Ты спи, мам. Устала, наверное. Завтра поговорим.

Он тогда и не понял, что никакого разговора уже не будет. Прощалась она с ним, а он, дурак, и не почувствовал. На следующее утро мать глаз уже не открыла — умерла во сне. Тихо жила, тихо умерла.