Вера Колочкова - Любовь не помнит зла

Глубоко вздохнув, Леся в полном отчаянии схватилась руками за горло, то ли всхлипнув, то ли взвыв на одной короткой ноте и на подгибающихся ногах прошла из ванной к себе в комнату.

— Леськ, да чего ты?.. — испуганно затопала следом за ней по коридору Ритка. — Да будет тебе! Если из-за каждой идиотки так горевать, то и слез не хватит. Ну, Леськ…

— Оставь меня, пожалуйста. Дай пореветь спокойно, — собрав остатки последних сил пролепетала Леся. И закрыла дверь комнаты. Прямо перед Риткиным любопытным носом.

И впрямь — что за охота на чужое горе смотреть? Ясно же, что в таком состоянии человек ни жалости, ни утешений не принимает. Лишние они в таком состоянии, раздражают только. Бросившись на узкую тахту и зарывшись лицом в подушку, Леся, вся без остатка отдавшись нахлынувшей безысходности, зарыдала надрывно, до хрипа и до боли в горле. Сколько можно идти ветру навстречу и ставить для непролитых слез героические плотины? И хорошо, что ей по морде дали, нечего себя тешить обманной борьбой за место под солнцем! Ясно же как белый день, что не предусмотрено там для нее места. И пора уже с этим смириться. Пусть все в одну кучу валится, пусть! Никто не виноват, что у нее такая подлая сиротская судьба вышла — и семья по ее глупости-слабости не сложилась, и сестра Саша бросила, загуляв по просторам далекой страны Америки, и образования стоящего у нее нет, и квартиры своей нет, и работы тоже нет, и надо теперь ждать, когда пройдет фонарь под глазом, чтоб хотя бы иметь возможность из дому выйти… А как, как ждать-то? На какие такие средства она будет сидеть и ждать?

Точно так плакалось ей однажды в детстве, когда мама потеряла ее в большом гастрономе. Помнится, стояла она, Леся, в толпе, маленькая и дрожащая, терла кулаками мокрые глаза, звала маму, заходясь в безысходном плаче. А теперь и позвать некого.

Вскоре слезный поток иссяк сам собой, и тело запросило сна. Вытянув из-под себя плед, Леся едва укрылась с головой и тут же улетела в сон, будто спасаясь от безнадеги. Показалось ей, однако, что на грани наплывающего сна прошелестел над ухом тихий голос, очень похожий на мамин: спи, спи, доченька. Перед рассветом всегда самая черная ночь. Запомни, перед рассветом.

Как пришел из школы племянник, Леся уже не услышала. Ритка открыла ему дверь, скорчила упреждающую страдальческую гримаску — не шуми, мол.

— А что такое? — испуганно прошептал Илька. — Что-то с Лесей плохое?

— Да ничего. Спит она, я заглядывала. Представляешь, побили ее.

— Кто?!

— Жена приходила того мужика, который тебе телефон принес. У Леськи теперь точно такой фингал, что и у тебя. И тоже под правым глазом. Один в один! Будете теперь ходить, как бомжиха с бомжонком.

— Ой, да ладно… Мы и без фингалов с Леськой бомжи получаемся. Без определенного места жительства. И все-таки, теть Рит, я не понял… А зачем эта жена приходила-то? Что ей Леська плохого сделала?

— Да откуда я знаю? Дурацкие вопросы задаешь! Я и сама еще от шока не отошла. Пойдем лучше на кухню, поедим чего-нибудь… А Леська пусть поспит, не мешай ей. Ты яичницу с колбасой будешь?

— Что? — поднял на нее испуганные, ничего не понимающие глаза Илька. — Какую яичницу?

— О господи… Обыкновенную, какую! Глазунью!

— А… Нет, я не хочу, спасибо. А откуда она взялась, эта жена?

— Ну, может, и не жена… Хотя нет, она точно жена. Она его «своим мужиком» называла. И еще — «моим Андрюхой».

— А Леська-то тут при чем?

— Во пристал! Да ну тебя к лешему! Сами в своих делах разбирайтесь! Одна суета с вами, ей-богу! Оно мне надо, сам подумай? Еще и драк мне тут не хватало! Прямо хоть от квартиры отказывай.

Сердито фыркнув, Ритка развернулась и ушла на кухню, откуда вскоре донесся аппетитно шкварчащий звук разлитых по сковородке яиц. Илья постоял в прихожей еще какое-то время, старательно хмуря лоб и будто соображая что-то, потом сунул руку в карман куртки, бросил портфель на пол и, присев на корточки, начал вытаскивать из него разного рода мятые бумажки, с озабоченным видом в них вглядываясь. Наконец искомый предмет нашелся — глянцевая картонная полоска в синей рамке с фирменным логотипом сбоку, с именем, выписанным синими четкими буквами. Оглянувшись на дверь их с Лесей комнаты, Илья постоял еще какое-то время в нерешительности, потом прошел на цыпочках в ванную и запер за собой дверь. Пальцы дрожали, и он никак не мог совладать с ними, нажимая маленькие кнопки мобильника. Наконец с третьей попытки получилось, и знакомый мужской голос ответил сразу, весело и уверенно:

— Да! Слушаю! Кто это?

— Это… Это Илья вам звонит… Здравствуйте.

— Здравствуйте… Не понял, какой Илья?

— Ну, тот самый. Который у школы стоял. Вы у меня еще жвачку попросили, а потом…

— А, да! Понял, понял! Привет, Илья! Ну, как там твои обидчики? Надеюсь, прижали хвосты?

— Да. Спасибо вам. Все в порядке. Только я не поэтому звоню.

— А что? Еще какие-то проблемы есть? Ты говори, не стесняйся!

— Да я не знаю, как вам это сказать… В общем, тут ваша жена приходила, и у тетки моей теперь фингал.

— Что? Не понял… Какая тетка? А, ну да, ты же с теткой живешь… А чья жена-то приходила?

— Да ваша, ваша жена! Я же говорю — ваша! Она пришла и побила Леську, мою тетку! Вы ей скажите, пожалуйста, чтобы она… Ну, чтобы… Леська — она слабая, ее бить никак нельзя.

— Хм… По-моему, ты что-то путаешь, парень…

— Нет, ничего я не путаю. Вас же Андреем зовут?

— Ну да, Андреем… И все равно я не понял. Ты точно ничего не путаешь?

— Нет. Не путаю. И квартирная хозяйка говорит, что это она приходила.

— Ладно. Ладно, Илья. Я разберусь. Нет, ей-богу, ерунда какая-то…

Нажав на кнопку отбоя, Андрей притормозил у светофора, опустил окно, вдохнул в себя порцию морозного воздуха. Господи, этого еще не хватало! Хотя на Аньку это похоже — она своим деревенским привычкам всегда была верна. Чуть что — сразу в морду лепила. Еще и нет вроде никакой супружеской измены на горизонте, а она греховную симпатию уже нюхом чуяла и на корню ее из благодатной почвы выдергивала, как сорняк чертополох. Но здесь — другой совсем случай! Он же, простите, эту тетку и в глаза не видывал! Тетка какая-то… Зачем ему чья-то тетка? Нет, но откуда Анька пронюхала, что он к этому пацану домой ходил? Ерунда какая-то…

Тихо матюгнувшись на заверещавший сзади нетерпеливым гудком «Ниссан», Андрей тронул с места, на ходу выискивая в мобильнике Анькин номер. После пятого гудка тещенькин голосок с треском вонзился в ухо:

— Аллё! Аллё! Слушаю!

Андрей поморщился, отстранил от себя аппарат, в который уже раз пообещав себе научить бедную женщину городской культуре телефонного общения. Орет же в трубку, как потерпевшая! И еще дует туда зачем-то…