Ли Энн Лансфорд - Обнимая Эмму

Наблюдать за ее безупречными движениями и вспоминать Эм в этой же студии – не что иное, как чудеса науки. Стоишь в ступоре и благоговении, смотря на Фэб, двигающуюся по полу, который становится продолжением ее, а вот Эм не может даже идти и жевать резинку в одно и то же время. Как только песня подходит к концу, они всей толпой кружатся вокруг нее и не дают ей увидеть, как на середину сцены выхожу я. У меня последняя роза с табличкой «ВЫПУСКНОЙ?». Я смотрю, как они уходят один за другим, пока перед глазами не появляется девушка, которая принадлежит мне, единственная, ради кого я стремлюсь стать лучшим человеком. Каждая ошибка, которую совершаю, каждый раз, когда колеблюсь и спотыкаюсь, я беру себя в руки, понимая, что она – моя цель в жизни. Мой дом.

Я не могу оторвать от нее взгляд. Смотрю, как морщится ее нос, а ноги тащатся в их собственном небольшом танце. Ее глаза загораются, и появляется искренняя улыбка.

– Ну? – задаю вопрос на миллион долларов.

– Да. – Ее глаза излучают счастье, полны слез, ее голос не громче шепота. Я протягиваю ей последнюю розу, поднимаю ее, кружу и кричу от восторга. Замечаю бабушку, наблюдающую за всем у дверей, она смогла стать свидетелем этому, так как мои родители тайком провели ее после того, как здесь оказалась Эмма. Ее заболевание малоизученное, время и темпы развития, ее разум и поведение могут измениться в одно мгновение. Она точно так же напугана, как и ее семья. Не зная, будет ли она здесь, чтобы увидеть, как Эм выходит замуж, и, если так и будет, запомнит ли она это. Эти вопросы и сомнения мучают ее ежедневно; она страдает молча, чтобы быть уверенной, что ее семья в порядке, пока она может о ней заботиться. Это несправедливо - все это, но будучи способен дать им обеим этот момент, это воспоминание, чтобы лелеять его как можно дольше, это всего лишь малая часть того, что я могу сделать. Что я хочу сделать.

Напряжение рассеялось, накал снизился, и, как только я отпускаю мою девушку, она попадает в объятия бабушки.

– Спасибо, - изрекает старая шутница. Я дал ей что-то, что она будет хранить в памяти, что-то свежее, и она будет помнить это так долго, как сможет. Понятно, что однажды это воспоминание покинет ее. Черт, кто мы такие – может быть стерто из ее памяти, но я знаю, что сердцем она всегда будет помнить нас. Это самый большой страх Эммы – быть неузнанной женщиной, в которой она видит так много от себя. Потерять значительную свою часть приведет к тому, что она станет невидима для всех нас, и я буду стараться изо всех сил, чтобы она это преодолела, справилась с этим, и я создам столько запоминающихся моментов, сколько смогу.

Через три недели я подарю ей самый лучший вечер в ее жизни и момент, в котором живет ее бабушка.

– Завтра пойдем по магазинам. – Фэб в восторге.

Люк стонет, понимая, что его банковский счет понесет потери, Эмма лучезарно улыбается, а бабушка вытирает те досадные слезы, в которых она не признается. Как только бабушка зевает, Эмма тут же хочет вернуться домой, чтобы та отдохнула.

– Дитя, я старая. Так бывает. Мы утомляемся, но это не значит, что на этом заканчивается день. У меня еще есть, что законсервировать и заморозить, у тебя же свидание с этим молодым пареньком на несколько часов, и у меня с твоей мамой есть свои планы. – Она подталкивает Эмс ко мне.

– Что мне делать? – спрашивает Люк, чувствуя себя покинутым.

– Не путаться под ногами, – отвечает бабушка, пока тащит Фэб из студии. – О, и захвати список, который я оставила на столе Фэб.

– Мальчик на побегушках. Я понижен до ее шестерки, – его бурчание грозит вызвать смех у Эммы, но у нее достаточно такта сдержаться, пока он не уйдет.

– Спасибо за сегодняшний день. – Она тянется ко мне, и я поднимаю ее, чтобы быть лицом к лицу.

– В любое время.

– Я разочарована кое в чем.

– В чем?

– Я не видела твоих движений, Кью-Би.

– Я жду выпускной. Хорошего помаленьку.

– Я потребую у тебя сдержать это обещание.

– Пока ты в моих объятиях, ты можешь требовать у меня, что угодно.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя. – Я захватил ее рот прежде, чем похитить ее на пару часов и побыть наедине, избежав внешних влияний, драмы и вмешательства.

Так-то лучше.

Одни. Только мы вдвоем.

Две половинки становятся одним целым.

Пазл превращается в целую картину.

Мы.

***

Новости о бабушке и моей всесторонней преданности Эмме отсрочили вопросы моих родителей по поводу подписания контракта, но я понимаю, как только я войду, мое увиливание подойдет к концу. Они оба сидят в кабинете, наблюдая, как я с опаской приближаюсь.

– Садись, сын. – Бретт кивает на сиденье напротив их единого фронта.

– Значит, Южная Джорджия, - высказывается Джеймс. Он знает ответ, поэтому фраза звучит не как вопрос, а больше, как сомнительное утверждение. Киваю, позволяя ему продолжить, так как очевидно, что он не закончил. – Ты не думал, что следовало ввести нас в курс дела? Последний раз, когда мы разговаривали, ты мечтал об Университете Джорджии, а сейчас из новостей мы узнаем, что ты подписал контракт с другим университетом.

– Я совершеннолетний. – Не знаю, почему я даю такой ответ, но это мое оправдание. Мое «дежурное» объяснение. Я взрослый, больше не их забота.

– Нам хорошо известно, сколько тебе лет. Мы отмечали каждый твой день рождения с тех пор, как тебе исполнилось три. Думаю, мы заслуживаем немного больше, чем это.

– Я не знаю, чего вы хотите.

– Правду, - Бретт вздыхает, тогда как голос Джеймса предупреждает нас, что он близок к потере самообладания. Не то чтобы он никогда не злился на меня, но уверен, не настолько сильно.

– Они предложили мне полную стипендию. – Я пожимаю плечами, стараясь казаться безразличным и понимая, что уклоняюсь от правды.

– Ты связал себя обязательствами на четыре года с университетом, который не был твоим первоначальным выбором из-за стипендии? Невероятно. – Бретт кипит от злости. – Ты не нуждаешься в стипендии, Уильям. Мы планировали и копили на этот случай. Об этом уже позаботились. Мы можем себе позволить дать тебе образование.

Я это знаю. Это тот же самый аргумент, который приводила мне Эмма. – Тебе не нужно было этого делать. Это твои деньги. – Именно эту часть бремени я и имею в виду. Я не их, не важно, что я испытываю к ним любовь, глубочайшее уважение за то, что дали мне дом, обеспечивали меня, любили меня… после стольких лет я не могу забыть, что был брошенным, нежеланным. Мы никогда не обсуждали усыновление, даже при том, что оно очевидно и никогда не скрывалось, но я хочу знать, почему я? Что во мне было особенного, что они захотели меня?

– Мы твои родители, черт возьми. Все, что мы делаем, это ради тебя. Почему ты не можешь этого понять? Почему не Университет Джорджии?