Вильгельмина Макмерфи - Alleine zu Zweit (СИ)

Сев на пол и подобрав под себя ноги, девушка осторожно открыла коробку. На глаза первым делом попался лист бумаги, сложенный в четыре раза. Развернув его, Аня узнала Сашин почерк, который менялся то и дело, очевидно, в зависимости от скорости написания. Многие слова и даже целые предложения были зачеркнуты, а в правом верхнем углу красовалась клякса — наверное, потекла ручка. Глубоко вздохнув, пытаясь успокоить бешеный галоп сердца, брюнетка принялась читать:

«Привет, Аня.

Наверное, странно звучит, когда ты — здесь, а я непонятно где. Через пару часов я уеду, а значит, самое время написать тебе напоследок. Никогда не умел писать. Вот честно. Как-то по-дурацки ложатся слова, абсолютно не складываясь в предложения. Обычно я предпочитаю говорить обо всем лично, но только не в этом случае. Если скажу лично, боюсь, ты меня отговоришь, и я передумаю. А передумать нельзя. Я должен сделать то, что должен.

Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу и откроешь коробку после Нового года. А если даже ты и не послушаешься, что я, в общем-то, и ожидаю, то ничего страшного — все равно будет уже поздно.

Прости меня. Я последние несколько недель вел себя, как последний мудак идиот. Но по-другому я тогда не мог, понимаешь?

Конечно, нет. Как это вообще можно понять? Я и сам давно ничего не понимаю.

Мой отец — страшный человек. И самое ужасное, что я становлюсь таким же, как он. Точнее, уже стал. Помнишь, меня пару дней не было в школе? Я выполнял задание, которое дал мне отец. Тогда у меня все получилось, и папаша поручил мне следующее. Но уже его я выполнить никогда не смог бы. Потому что тем заданием была ты.

У моей семьи всегда было много врагов. Оно и очевидно — отец довольно крупный предприниматель, а у таких людей недоброжелателей всегда предостаточно. Но тут не то. Он специально наживал себе врагов, а когда те переходили ему дорогу, то просто убирал их, как назойливых мух. Не сам, конечно — зачем ему пачкать руки? Сначала это были наемники. Помню я этих амбалов в черных балаклавах и с огромными пушками, которые постоянно ошивались в нашем доме.

Мне было тогда, кажется, лет 11. Отец вернулся в хорошем настроении, чего с ним не случалось уже давно. Пришел, включил новостной канал. По нему показывали аварию, автокатастрофу, которая случилась только что. Он довольно усмехнулся и потер ладони друг о друга. Мать увела меня в другую комнату, и больше я ничего не видел. В ту ночь родители сильно поругались, и я, кажется, даже слышал удары.

Ты мне показала фотографию родителей, помнишь? И я сказал, что мне знакомы их лица. Это правда. Фотография показалась мне знакомой, потому что я видел точно такую же в папке отца. Папка называлась „Выполненные заказы“.

Вскоре амбалы перестали появляться у нас дома. Отец взял долгий отпуск и с чего-то занялся моим воспитанием. Мне было около пятнадцати. Поначалу я обрадовался: папаша учил меня интересным вещам. Например, в шестнадцать я уже неплохо умел стрелять из пистолета и винтовки, а к концу десятого класса получил пояс по каратэ. Ты наверняка уже догадалась, что амбалом вскоре стал я. Я убивал людей, Аня. С шестнадцати лет я убивал людей, на которых мне указывал отец. И я не смел ему перечить. Вообще говоря, мне было наплевать на тех людей — на тот момент моей первоочередной задачей было угодить отцу. И он, действительно, был горд мной — еще бы, кто еще может похвастаться первоклассным сыном-киллером?

Кроме отцовских я выполнял и другие задания, задания его коллег и друзей. Это стало моим стилем жизни. Я калечил, использовал, избивал и убивал людей. Людей, о которых я не знал ровным счетом ничего. Со временем я с этим смирился.

Я помню твоего брата. Видел на фотографии, которую отец давал одному из своих телохранителей. Те тоже иногда выполняли заказы, в зависимости от сложности. И они убили его. Клянусь, это был не я. Конечно, это не умаляет моей вины, но все же я рад, что хоть этот грех на свою душу могу не брать.

Дальше все шло как обычно. Но потом отец показал мне твою фотографию. Он узнал, что мы учимся вместе, и приказал мне убрать тебя с дороги. Ты была последней в роду Вольф, и только сейчас отцу удалось до тебя добраться. Он считал, что дело в шляпе — ведь я вижу тебя каждый день, чего мне стоило пристрелить тебя где-нибудь в лесу и оставить на съедение волкам? Так он сказал. Он знал о тебе практически все: в чем ты спишь, что ешь, какие у тебя оценки. Знал все о твоем адвокате. Знал о Диме, Леше, Свете и других. Но он не знал одного, самого главного.

Отец не знал, что я тебя люблю.

Ну вот, я сказал. Понимаю, что после всего, в чем я тебе сознался, ты вряд ли поверишь и вообще обратишь внимание на эти слова. Возможно, ты даже немедля скомкаешь этот чертов лист бумаги, который я стащил у Матросова, и сожжешь одной из своих зажигалок, что валяются у тебя на полке. Кстати, зачем они тебе?

Я попытался тогда взять себя в руки, стараясь не выдать истины. Иначе тогда тебе точно было бы не спастись. Я упросил отца отсрочить это задание до второго семестра, ссылаясь на экзамены. Он через силу согласился.

Мои вещи уже собраны. Я скажу тебе, что уезжаю домой. Мне хотелось бы сказать тебе правду, но вряд ли хватит смелости. Я всегда был слабым, ты знаешь? В прошлой школе переживал из-за каждой двойки.

У меня дома в ящике стола лежит пистолет, мой первый пистолет, который подарил мне отец. Сорок пятый калибр, с моим именем на рукояти. В магазине одна пуля. Я берег ее для особого случая, для особой жертвы. И жертвой на этот раз буду я.

Я хочу, чтобы ты жила, Аня. И я готов ради этого пустить себе пулю в лоб.

Как ты думаешь, умирать — это больно? Когда ты киллер, особо об этом не задумываешься. Но стоит только поменяться ролями, как сразу в голове возникают очевидные вопросы. Надеюсь, все кончится быстро.

Хотя знаешь, чего я боюсь больше всего? Не боли, нет. Я боюсь в последнее мгновенье не увидеть твоего лица.

Интересно, как представят мою смерть? Едва ли папаша захочет признать самоубийство. Его любимый способ — авария. Наверняка так и скажет. Вот я посмеюсь, если так и будет. И ты посмейся, хорошо?

Никогда не забуду то платье, в котором ты была на Хэллоуин. Черт, знала бы ты, Аня, о чем я думал в тот момент, когда мы танцевали. Ты была восхитительна. Но уже тогда я понимал, что нам не быть вместе.

Спасибо тебе, что была рядом. Ты, наверное, то единственное хорошее, что заставляло меня цепляться за жизнь последние несколько месяцев. Я буду по тебе скучать.

У меня заканчиваются чернила. Знаешь, сначала я планировал написать коротенькую записку и подбросить ее тебе в сумку или в комнату, а сейчас понимаю, что и этих двух листов мало.

Да, кстати, я кое-что нашел у отца, когда последний раз был дома. У него в кабинете стояла целая коробка, подписанная твоей фамилией. Я не мог не посмотреть, что в ней. В основном бумаги и документы, какие-то фото, пара ключей. На самом дне лежало то, что я оставляю тебе. Мне кажется, это важно.