Дэвид Левитан - Каждый новый день

– Пожалуйста, извини меня за тот вечер, – снова прошу я.

– На мне тоже часть вины. Я не должна была ему звонить.

– Что он говорил? Потом?

– Он все время называл тебя сучкой черномазой.

– Прелестно.

– Думаю, он почуял ловушку. А впрочем, не знаю. Просто понял: что-то тут не так.

– И поэтому прошел испытание. Наверное.

Рианнон отстраняется:

– Это нечестно.

– Извини.

Интересно получается: у нее хватает твердости характера, чтобы противоречить мне, и в то же время она становится мягкой, как воск, когда дело касается Джастина. Я очень рад, что мне удалось добиться ее доверия, и она теперь не стесняется отстаивать свои взгляды, но все же хотелось бы, чтобы не всегда за мой счет.

– Как ты хочешь жить дальше? – спрашиваю ее.

Она выдерживает мой взгляд:

– А что ты хочешь мне предложить?

– Я хочу, чтобы ты поступала так, как чувствуешь, как было бы лучше для тебя самой…

– Не продолжай, – прерывает меня она.

– И почему же?

– Потому что это ложь.

Ты сидишь совсем рядом , думаю я. Так близко, что я могу тебя коснуться .

– Давай вернемся к моему первому вопросу. Как ты хочешь жить дальше?

– Я не хочу лишиться всего ради чего-то неопределенного.

– А что во мне такого неопределенного?

Ей смешно:

– Неужели еще что-то нужно объяснять?

– Оставим пока в стороне мою непохожесть на обычных людей. Ты знаешь, что стала для меня самым важным человеком из всех, что встречались мне в жизни. Это определенность.

– Мы знакомы всего две недели. Вот в чем неопределенность.

– Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой.

– А ты обо мне – нет. Пока что.

– Ты не можешь отрицать, что между нами что-то есть.

– Да, не могу. Что-то действительно есть. Я не понимала этого, но неосознанно ждала твоего появления, до тех пор, пока не увидела тебя утром. А когда увидела – все это подспудное ожидание мгновенно и проявилось. Это что-то такое… Впрочем, едва ли в этом есть какая-то определенность.

Я знаю, о чем бы хотел тебя попросить , так и рвется с моего языка. Но я себя сдерживаю. Потому что понимаю – это будет еще одна ложь. И она меня на ней поймает.

Она смотрит на стенные часы:

– Мне надо подготовиться к контрольной. Да и тебе пора вернуться к жизни своего Адама.

Не могу удержаться и спрашиваю ее:

– Разве ты не хочешь меня видеть?

Она задумывается на мгновение:

– Хочу. И вместе с тем не хочу. Каждая наша встреча на самом деле все только усложняет.

– Значит, мне просто не нужно здесь показываться?

– Давай пока будем переписываться. Хорошо?

Вот так. Мироздание рушится на моих глазах. Бесконечность сворачивается в крохотный шарик, и он уплывает от меня все дальше и дальше.

Я чувствую это, а она – нет.

Или же чувствует, но не хочет знать.

Я в четырех часах езды от нее.

Я – девушка по имени Шевелл, и мне ну очень не хочется идти сегодня в школу. Притворяюсь, что плохо себя чувствую, и мне разрешают остаться дома. Пытаюсь читать, играть в компьютерные игры, бродить по веб-сайтам; в общем, делаю все возможное, чтобы чем-то заполнить время.

Ничего не срабатывает. Время не заполняется.

Я постоянно проверяю почту.

От нее – ничего.

Ничего.

Ни-че-го.

Я от нее всего лишь в тридцати минутах.

На рассвете меня будит сестра: кричит «Валерия!» и трясет за плечо.

Наверное, я опаздываю в школу.

Однако нет, не в школу. Я опаздываю на работу.

Я – прислуга. Несовершеннолетняя горничная-нелегалка.

Валерия не говорит по-английски, поэтому все доступные мне воспоминания – на испанском. Я с трудом понимаю, что здесь происходит. Мне постоянно приходится все переводить.

В квартире нас четверо. Мы надеваем форменную одежду; за нами подъезжает микроавтобус. Валерия здесь самая молодая и самая бесправная. Сестра что-то говорит. Я в ответ киваю. Вдруг мои внутренности скручивает будто судорогой. Поначалу я думаю, что это реакция на необычность происходящего. Ну а потом понимаю, что у меня настоящие спазмы. Похоже на судороги.

С трудом подбирая нужные слова, говорю сестре, что у меня заболел живот. Она меня понимает, но мне все равно придется работать.

В микроавтобус подсаживаются другие женщины. Среди них я вижу девушку своего возраста. Некоторые болтают между собой; мы же с сестрой молчим, как глухонемые.

Автобус начинает развозить нас по домам наших работодателей. Высаживают нас парами, реже – по трое или даже по четыре человека. Я – в паре со своей сестрой.

Моя работа – ванные комнаты: чистить унитазы; выбирать волосы из душа; протирать до блеска зеркала.

Мы с сестрой работаем в разных комнатах. Не разговариваем, не слушаем музыку. Просто работаем.

Валерия взмокла в своей форме. Живот все так же крутит. Аптечки забиты лекарствами, но я знаю, что мне нельзя их трогать: я здесь только убираю, и все. Конечно, никто бы не заметил пропажи пары таблеток мидола, но я не могу рисковать: не стоит оно того.

Когда я добираюсь до хозяйской ванной, слышу, как хозяйка дома, которая еще не выходила из своей спальни, разговаривает по телефону. Она не думает, что я понимаю хоть слово из ее разговора. Вот удивилась бы она, ворвись я сейчас в ее комнату и начни обсуждать с ней законы термодинамики или биографию Томаса Джефферсона [11] Томас Джефферсон (1743–1826) – 3-й президент США, автор Декларации независимости, архитектор, ученый, просветитель. . Причем на прекрасном английском.

Через два часа мы заканчиваем с уборкой. Я думаю, что на этом и все, но оказывается, у нас впереди еще четыре таких дома. К концу рабочего дня я уже еле таскаю ноги. Сестра, видя мое состояние, помогает мне с уборкой ванных. Мы – одна команда, и чувство родственной поддержки – единственное за сегодняшний день впечатление, которое стоило бы запомнить.

Когда мы наконец приползаем домой, язык у меня еле шевелится. Едва хватает сил поужинать, но во время еды мы молчим. Потом я ложусь спать, оставляя место рядом с собой для сестры.

Почту мне сегодня не проверить, без вариантов.

Сегодня я в часе езды от нее.

Открываю глаза Салли Свейн и оглядываю комнату в поисках компьютера. Еще не проснувшись окончательно, загружаю свой почтовый ящик.

А,

Извини, что так и не собралась тебе вчера написать. Я хотела, правда, но потом закрутилась, разные дела, – ничего серьезного, но время потеряла. Хотя и трудные у нас с тобой разговоры получаются, но я все равно была рада тебя видеть. Честно. Конечно, неплохо бы сделать перерыв и обдумать все еще раз.

А как ты? Чем занимался?

Р.

Она действительно интересуется моими делами или спрашивает из вежливости? Такое впечатление, что она могла бы написать это любому своему приятелю. Раньше мне хотелось бы именно такого тона, но сегодня эта обыденность меня обижает. В ответ рассказываю ей о событиях последних двух дней. Затем сообщаю, что мне пора идти: сегодня нельзя пропускать занятия, потому что Салли Свейн нужно бежать длинный кросс. Нельзя ее подводить.