Барбара Фритти - Тайное желание

— Даже Кайлу?

— Ему тем более. Ему было неинтересно. Или, может, он чувствовал, что история ему не понравится.

— По-моему, он неудачник, — высказал свое суждение Джон.

— Вовсе нет. Просто не мой парень. Ты, наверное, жалеешь, что спросил об открытке?

— Нисколько.

— Я понимаю, что слишком уж жалею себя. Не мне одной было так плохо, а кому-то еще хуже. Тебе, например, долго пришлось смотреть, как умирает от тяжелой болезни твой отец. Представляю, как тебе было нелегко.

— Очень тяжело. Он боролся изо всех сил, пока они у него были. Он был потрясающим человеком. Я никогда не стану таким сильным, как он. Мне никогда до него не дотянуться.

— Мне странно это слышать. Ты такой уверенный в себе.

— Возвращаясь к твоему отцу…

Лиз вздохнула:

— Как я тебе сказала, он для меня больше не существует.

— Ты уверена?

Лиз взглянула на него, прищурившись.

— Какого черта ты меня об этом спрашиваешь?

— Ты не выбросила открытку, — напомнил Джон. — Где-то в глубине души ты нуждаешься в связи с отцом. Может, потому что потеряла мать.

Ни за что на свете Лиз не признала бы, что в его словах есть доля правды.

— Ты психотерапевт?

— Нет, я писатель, — сдержанно улыбнулся он.

— Правда? — Наконец он хоть что-то о себе сказал. Удивительно. — Что ты пишешь?

— В основном романы, иногда рассказы, эссе.

— И анализируешь в них свою собственную жизнь, как пытаешься анализировать чужие?

— Нет. Чужие жизни гораздо интереснее. Так я не ошибся, Лиз? Ты не совсем покончила со своим отцом?

Лиз подумала немного:

— Я любила отца. Все мое детство он казался мне самым лучшим на свете. Он был веселым, отзывчивым, обаятельным и красивым. Он учил меня ездить на велосипеде и играть в софтбол. И всегда был добр ко мне.

— Вот видишь. Ты много лет ненавидела его, но не смогла разорвать связывающие вас узы, как бы тебе ни хотелось.

— Он должен заплатить за то, что сделал.

— Он платит. Но ты не должна расплачиваться вместе с ним, а не это ли ты делаешь, Лиз?

— И как же мне остановиться?

Джон не отвел взгляд:

— Ты сделала первый шаг, задав этот вопрос.

— А второй?

В этот момент подошла официантка с их заказом.

— Жареная картошка с перцем чили, — сделал заказ Джон.

— Отсюда я поеду домой, — объявила Лиз.

— Вечер только начинается.

— Уже почти полночь. Мой день рождения вот-вот официально закончится.

Джон протянул руку, накрыл ладонью пальцы Лиз:

— Я еще не готов прощаться.

Его лицо было очень серьезным, и ее пальцы задрожали под его теплой ладонью.

— Я тоже, — прошептала Лиз.

— Куда ты меня везешь? — спросила Кэрол, мысленно удивляясь, почему она вообще согласилась куда-то ехать с Алексом. И вот, пожалуйста, она — в своем дизайнерском вечернем платье — сидит в его старом джипе. Она позволила столкнуться двум своим мирам — прошлому и настоящему — и теперь страшно боится, что совершила ужасную ошибку. Почти два десятилетия она упорно шла к своей цели. Неужели пришло время выбирать или что-то кардинально менять в своей жизни?

Алекс свернул в темный, очень знакомый переулок.

— Не может быть! Неужели мы едем на Парадиз-Пойнт?

Во время ее юности этот мыс был излюбленным местечком времяпрепровождения подростков, где они выпивали и развлекались. Она сама часто бывала там с Алексом. Он так хорошо целовался. Поймав себя на неподобающих воспоминаниях, Кэрол вздрогнула и распрямилась.

Алекс, ничего не ответив, свернул на грунтовую дорогу, остановил джип на краю утеса и открыл дверцу со своей стороны.

— Я не выйду, — запротестовала Кэрол. — Мне холодно, — добавила она, когда Алекс обошел капот и приблизился к ее дверце. — И, если помнишь, парковка была здесь.

— Ничего не поделаешь, придется пройтись пешком. Ты выживешь, — пообещал он.

— Так может сказать только мужчина, никогда не ходивший на каблуках такой высоты.

Он криво улыбнулся, помогая ей выбраться из джипа:

— Зато в этих туфлях твои ноги выглядят просто потрясающе.

— Даже в сорок?

— Лучше, чем прежде.

Ступая на неровную землю, Кэрол оперлась на его руку:

— Алекс, ты можешь поверить, что мы такие старые?

— Я вовсе не чувствую себя старым. А ты?

— Иногда.

— А сейчас?

— Как ни странно, нет. Сейчас я чувствую себя не больше чем на шестнадцать. Только не подумай, что мне хотелось бы туда вернуться. В свои шестнадцать я наделала кучу ошибок.

Он ухмыльнулся:

— Не бойся. Я не стану просить тебя перечислять все эти ошибки.

— Отлично. Так куда мы идем?

— Скоро увидишь. — Алекс запахнул на ней куртку, застегнул на все пуговицы и снова взял ее за руку. — Теперь теплее?

Если бы только теплее! В куртке Алекса она чувствовала себя так, будто его руки обнимают ее. И от этой мысли Кэрол бросило в жар.

— Нормально, — пробормотала она, выдергивая свою руку. — Даю тебе пять минут. Это все время, что я собираюсь уделить прошлому.

— Ты всегда любила устанавливать предельные сроки, но иногда жизнь не подчиняется твоему расписанию.

— Жизнь или ты? — язвительно спросила она.

Алекс задумчиво наклонил голову:

— И жизнь, и я.

Они направились от парковки по тропинке к старому заросшему парку, который когда-то был так популярен среди местных подростков. Именно в этом парке Кэрол отмечала свой восьмой день рождения, тот самый, на котором Алекс погубил ее торт.

Доски-качели исчезли, почти все деревянные столы и скамьи сгнили и развалились. Сохранились лишь пара качелей на металлической раме да железная скособоченная карусель, придавая старому парку еще более печальный и заброшенный вид.

— Еще хуже, чем я помнила, — пробормотала Кэрол.

— В двух кварталах отсюда построили новый парк, так что сюда больше не ходят. Однако вид отсюда отнюдь не испортился.

Кэрол проследила за его взглядом. Внизу расстилался сверкающий огнями город, напоминая ей о тех временах, когда она сидела на одном из столов для пикника и грезила о том дне, когда станет своей среди тех огней.

— Красиво, — согласилась Кэрол. Она стала там своей, но сейчас ей казалось, что ее нынешняя жизнь в миллионе миль отсюда.

— Один из тех огней теперь твой.

— Да. У меня прекрасный дом в Марине. Из панорамного окна моей спальни виден мост Золотые Ворота.

— Твоей маме очень понравилось, — заметил Алекс.

Кэрол отошла к карусели, положила руку на холодный металл.

— Я любила эту карусель. Кружилась, кружилась, кружилась, пока не находило затмение.

— Я помню. Хочешь покружиться?

Кэрол покачала головой:

— Я уже плохо соображаю. — Она прошла к качелям, села на трухлявое сиденье, взялась руками за цепи и оттолкнулась ногами от земли.

Алекс встал за ее спиной, подтолкнул: