Лариса Райт - Золотая струна для улитки

Андреа снимает с полки двух крокодилов. Один держит в руках гармошку и при нажатии на живот начинает петь песенку про голубой вагон, у второго на плече сидит маленький Чебурашка.

– Зачем ты собираешься дарить игрушку чужому ребенку? – Девочка уже присвоила себе право целиком и полностью распоряжаться Андреа.

– Ревнючка! – Андреа ласково треплет малышку по щеке. – Давай купим тебе куклу, а крокодила поедем дарить вместе.

– Давай. Только кукла пока у тебя полежит. Потом заберу, когда с бабушкой познакомлю.

– А с папой?

– Папа в Америке.

В Америке жизнь, как на зоне: от звонка до звонка.

– Здравствуйте! Как вы там?

– Скучаем, Марат. А ты как?

– Нормально. Где младшая скучающая?

– У нее новое увлечение. Испанский. Какой-то факультатив в школе.

– Серьезно?

– Вполне. Занимается как сумасшедшая три раза в неделю.

– И что? Есть успехи?

– Мне сложно сказать. Но знаешь, ей иногда звонит учительница, и Наталка лопочет в трубку что-то непонятное.

– Ладно. Привет ей. Здесь погода тоже не очень. Ветер с Гудзона. Наталка пришла из школы?

– Пришла и ушла. Пошла с классом в консерваторию.

– В консерваторию – это хорошо.

– Да. Мне очень нравится их классный руководитель: музеи, концерты, выставки. Даже на ледовое шоу детей водила.

– Ледовое шоу? Здесь такие развлечения тоже очень популярны. Только билеты дорогие. Разве в Москве не так?

– Не знаю, Марат, на билеты родительский комитет выдает из тех денег, что мы в начале года сдавали.

– Где моя дочь? На испанском?

– Не угадаешь, Марат!

– Не томите!

– Она снова танцует.

– Правда?!

– Да, я случайно увидела. Шла в магазин, а за стеклом – Наталка.

– Она что, скрывает от вас? Зачем?

– Готовит сюрприз. Я потом к учительнице подходила по секрету. Представляешь, Наталка сама пришла, попросилась. И все у нее теперь получается. Скоро конкурс. Думаю, на него-то она меня и пригласит.

– Вы все же за обман ее отругайте. Что это за тайны такие?!

– Расстроенная? Не хочет разговаривать?

– Да, вернулась расстроенная. И даже плакала. К чему детям такие потрясения?

– Что случилось, Роза?

– Учительница возила их в детдом. Они дарили детям игрушки. Наталка все причитала про какого-то мальчика-ровесника, которому она привезла крокодила. Зачем такие переживания? Ну, что ты молчишь? Разве я не права?

– Нет. – Марат задумчиво цитирует Заболоцкого:

– Музеи, Роза, заставляют работать серенькое вещество, а надо еще заставить работать сердце.

– Пап!

– Ну, наконец-то! А я уж думал, ты мой телефон забыла!

– Пап, когда ты приедешь?

– Соскучилась?

– Пап, когда?

– Не знаю пока, малыш. А что?

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Познакомилась? Не верю!

– Он сказал: на уик-энд, в фамильный замок друзей. Приезжаем. А там она. «Наконец-то, – говорит, – мой сын соизволил привезти вас в родовое поместье. Если бы вы только знали, насколько я, герцогиня Свенсон, рада вас видеть».

Андреа и Алка скрючиваются от смеха.

– Ну а ты?

– Я так обалдела. Стою, головой трясу и блею: «Nice to meet you» [56].

– Надо полагать, ее сыночку это так просто с рук не сошло.

– Как бы не так! Она за все выходные нас ни на секунду вдвоем не оставила, а спальни у нас вообще были в разных концах замка. Аристократы чертовы! Герцоги! Я думала, он нормальный бизнесмен, а он герцог!

– Так ты что, не знала? – спрашивает Андреа, и они с Алкой снова смеются.

– Нет, – сверкает Зоя глазами. – Откуда? Я только в его собственной квартире в Стокгольме была, а местожительством мамочки не интересовалась. Если бы знала, я бы хоть подготовилась, литературу бы почитала…

Третий приступ на сей раз гомерического хохота не дает ей договорить.

– Какую? – с трудом выдавливает из себя Алла сквозь выступившие слезы.

– Зря смеетесь. Пособия бы почитала по поведению в аристократическом обществе. А то привез: у меня до бровей ресницы подкручены, губы вампирские, в чемодане одни сексуальные шмотки. Мог бы предупредить.

– Предупредил, ты бы не поехала, – говорит Андреа, успокоившись.

– Не поехала бы.

– А еще? Еще что было в замке? – Алке не терпится услышать подробности.

– Прогулки по саду. Там мои георгины любимые. Обед: желтый гороховый суп, кнедлики, пудинг. Скучные разговоры: кому присудят Нобелевскую премию по физике – исследователям квантовой механики или электростатического поля? Еще долго обсуждали какого-то родственника.

– Какого?

– Какого-то Цельсия. Говорили: «Наш Цельсий гораздо лучше Реомюра и Фаренгейта».

Андреа хватается руками за стул, чтобы не свалиться с него в новом припадке неудержимого гогота.

– Ты хоть как-то в разговоре участвовала?

– Конечно. Сказала, что очень уважаю их Цельсия, кинозвезду Дольфа Лундгрена и болею за шведскую сборную по хоккею.

– Удачные смотрины, – иронично подмечает Алка.

– Ага, – соглашается Зоя на полном серьезе и выкладывает из сумки какой-то журнал. – Смотрите, что она мне вручила в аэропорту.

– Она поехала провожать тебя в аэропорт?!

– Я же сказала, ни на минуту не оставляла.

Подруги разглядывают каталог свадебных платьев.

– Там еще записка вложена, – потупив глазки, сообщает Зоя.

Андреа читает вслух английский текст, написанный каллиграфическим почерком:

Дорогая мадемуазель. Надеюсь, Вы найдете в этом каталоге нечто, достойное Вас, и за рождественским ужином мы, наконец, сможем объявить, когда Вы окажете честь моему сыну стать молодой герцогиней Свенсон.

– Что будешь делать?

Зоя смотрит на подруг, кусает губы, шмыгает носом, открывает каталог на странице с закладкой, показывает пальчиком на чудесное платье.

– Собирать чемоданы.

– Чемодан? Вы уезжаете?

Андреа так стремительно вскакивает, воскликнув: «Где мой чемодан?», что приводит ученика в замешательство. Сережа перестает играть и, опустив гитару, наблюдает за метаниями Андреа.

– Никуда я не уезжаю. Просто пришло время познакомить тебя с моим чемоданом. Куда же он запропастился?

Она носится из комнаты в комнату, заглядывает под кровати, открывает шкафы. Наконец находит небольшой клетчатый чемодан в стеллаже на балконе.

– Угораздило же меня тебя туда засунуть! – Андреа любовно поглаживает свое сокровище, расстегивая старую молнию. Открывает чемодан, осторожно достает верхние листы сложенных там бумаг, разглядывает. – Слава богу, не отсырели. Пожелтели слегка, но это не беда, разберешься. Иди сюда!

Сережа склоняется над чемоданом.