Анна Берсенева - Французская жена

– Так он… жив?..

Мария почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Она не теряла сознание ни разу в жизни, но сейчас у нее закружилась голова и перед глазами поплыли блестящие пятна. Она сцепила руки, чтобы они не выдали ее дрожью.

– Живой, что ему сделается. Было дело, свалился он с балкона, да. С полгода уже как, если не больше. Так ведь это хороших людей Бог к себе прибирает, а такие-то – как заговоренные. На дерево упал, и хоть бы что. Морду расцарапал и ногу сломал. Вот же зараза какая! Только балкон у него на другую сторону, не во двор. Это подъезды у нас во двор выходят и четные квартиры. А нечетные все на улицу балконами.

– Но кто его свалил с балкона? – теперь у Марии дрожали не только руки, но и губы, она едва выговаривала слова.

– А бес их разберет. Свои, наверно, бандиты. А может, сам по пьяни свалился. Главное, хоть бы что ему! Видно, на Страшном суде его кара, а на земле правды нету, – вздохнула тетка.

– Да, – сказала Мария. – Да-да. Благодарю вас! – воскликнула она.

Слезы брызнули у нее из глаз.

– Да что это с вами? – ахнула тетка. – Не жалейте вы его, дама! Не по ком убиваться, честное слово!

– Я… не о нем. Не о нем!

Выбегая из двора, Мария запуталась в ветках ивы, которая росла у края дома. Длинные ледяные пряди окружили ее, холодно коснулись лица. Она раздвинула эти призрачные ветки, вырвалась из прозрачного их плена.

Никто не мог ее задержать. Никто и ничто.

В Париже не было ни тяжелого южного шторма, ни московского призрачного льда. Аэропорт Шарль де Голль жил своей отдельной гигантской жизнью.

Мария вышла на перрон экспресса, идущего из аэропорта в город, и позвонила Феликсу. Она не стала бы ему звонить, но не знала, где его можно найти – где он работает, где живет. Ничего она о нем не знала такого, что положено знать даже о простом знакомом, не говоря уж о человеке, с которым делишь кровать. Но это не пугало ее.

То, что она знала о нем, было больше и важнее житейских подробностей.

– Да, Мария. – Его голос звучал в трубке спокойно, ровно. – Я слушаю вас.

– Ты в Париже? – спросила она.

– Да. Я зашел к вашей соседке, и она заперла дом.

– Но как ты узнал, что у нее есть запасные ключи?

– Догадался. Свет дали, все в порядке. Генератор тоже работает.

– Феликс, мне надо срочно тебя видеть.

– Вы уверены, что надо? – спросил он, помолчав.

– Да.

– Я на работе.

Это она поняла и сама: в трубке слышен был гул, звяканье металла, визг какого-то агрегата.

– Как только ты закончишь. Где твоя работа, куда мне приехать?

– Встретимся, где вам удобно.

– У меня дома.

– Нет.

– Тогда у Сены, там, помнишь, где мы шли. В том кафе, где пили «маленькое вино».

Ей показалось, что он поморщился. Она видела его яснее, чем глазами. Конечно, он поморщился от ее пошлой сентиментальности. Ну и пусть! Мария улыбнулась. Она ждала бы его под дверью мастерской, чтобы не потерять ни минуты, так важно было то, что она должна была ему сказать. Но этого он не позволит, конечно. Ах, все равно, только бы ей увидеть его поскорее!

– Я могу быть там в семь, – сказал Феликс.

– Приходи.

Мария пришла в кафе к шести. До этого она успела заехать из аэропорта домой, принять душ и переодеться. Она вспомнила, как выходили из кафе, опьянев от «маленького вина», и Феликс сказал, что ей идет серебристый шарф, что она в нем как в облаке. Она стала искать этот шарф, но не нашла и надела пальто такого же цвета. Может быть, это пальто ему понравится тоже.

Она не чувствовала усталости, хотя не спала две ночи подряд. Сердце ее билось, отсчитывая минуты.

Была среда, и в кафе было мало посетителей, а в дальнем зале, куда она прошла, и совсем никого не было.

«Маленькое вино» Мария заказывать не стала. Ей нисколько не хотелось сентиментальных повторов. Она просто назвала Феликсу для встречи первое же место, которое пришло ей в голову.

Мария пила кофе и смотрела в широкое окно, как покачиваются лодки на воде Сены.

Машина остановилась у самого окна. Когда Феликс вышел из нее, их взгляды сразу же встретились. Он стоял на тротуаре и не двигаясь смотрел сквозь стекло на Марию. Волосы у него были мокрые: наверное, он только что закончил работу, принял душ в мастерской и сразу приехал сюда.

«Не уходи», – подумала Мария.

Он вошел в кафе.

– Что-нибудь случилось? – спросил Феликс, садясь к ней за столик.

– Да.

– Вам нужна моя помощь?

– Нет. – Она улыбнулась. – Ведь в Париже работает электричество.

– Тогда что, Мария?

Феликс поморщился.

– Ты сердит? – спросила она.

Конечно, сердит. Вон как желваки ходят под скулами. Сердит, как подросток. Так ему и надо!

Ей было смешно и радостно.

– В общем нет. – Феликс пожал плечами. Как старательно он изображает равнодушие к ней! – Было бы глупо сказать вам все, что я сказал, и ожидать, что вам это будет безразлично. Вы правильно сделали, что уехали не прощаясь.

– А ты тоже, между прочим, ушел не прощаясь после того, как переспал со мной, – напомнила Мария. – Можешь считать, что мы квиты – так по-русски правильно сказать?

– Так.

Он не выдержал и улыбнулся. Лицо сразу осветилось. Он радовался тому, что видит ее. Ему трудно было это скрыть. Мария засмеялась.

– Я так соскучилась по тебе, – сказала она. – Феликс, он жив. Ты понимаешь? Он жив и даже здоров. Тебе не надо больше думать о нем.

– Ты… что говоришь?..

Он переменился в лице. Губы побелели. Мария испугалась. А вдруг у него больное сердце? Ведь она не знает.

Она позвала гарсона, попросила принести коньяк. Когда она снова посмотрела на Феликса, он сидел молча. Его руки, сцепленные в замок, лежали на столе неподвижно. На указательном пальце темнело пятнышко от какого-то химического ожога.

«Пусть не надевает перчатки, если ему нравится, – подумала Мария. – Это очень красиво. Даже непонятно, почему».

Гарсон поставил перед ним коньяк – он не заметил.

– Феликс, я была в Москве, – сказала Мария. – Я пошла в твой двор и спросила, что с этим человеком. Он жив. Он упал на дерево и сломал ногу. И только. Выпей и успокойся, пожалуйста. Ты скоро привыкнешь, что этого больше нет. Будешь жить и счастлив.

Она немножко путалась в русских словах, потому что волнение ее было очень сильным.

Феликс расцепил руки, медленно повернул их перед собою – вправо, влево. Он смотрел на них с недоумением. Мария чувствовала, что происходит с ним сейчас. Он пытался привыкнуть к себе заново – к тому, что не должен больше ненавидеть себя, свои руки, кровь, сердце.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Ты…

Вдруг голова его склонилась, упала на стол. Он прижался лбом к своим ладоням. Плечи его вздрагивали, он сдерживал глухие всхлипы, но они рвались и рвались у него из груди, сотрясали его.