Елена Константинова - Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

«Жанна, это — я, правда, несколько лет тому назад. Посмотри и пришли аналогичное фото. Не пора ли нам встретиться?»

А потом — еще одно письмо, отправлено через неделю.

«Не дождался ответа. Или моя внешность не понравилась? Ну так напиши. Если что — я не обижусь. Или причина в чем-то другом? Допускаю, что могут возникнуть разные жизненные обстоятельства. В любом случае — жду ответ. Так все-таки как насчет встречи?»

А я ему не ответила. До сих пор. Нет, нехорошо. Вдруг человек ждет, на что-то надеется? Фотографию свою прислал. А в ответ — ни слова. Правда, что-то мне не очень нравится тон писем. Раньше, кажется, он был более вежлив. И, потом, я не заметила, когда мы успели перейти на «ты». Хотя, понятно: обиделся мужик. А я всю жизнь, если кто-то на меня обижался, мгновенно проникалась чувством глубочайшей вины и изо всех сил старалась ее загладить. Конечно, он имеет полное основание для обид — ему показалось, что им пренебрегают. Нельзя так с людьми.

«Здравствуйте, Владислав!

Извините, некоторое время не было возможности заглянуть в Интернет, поэтому не сразу прочла ваши письма. Вот и получается, что отвечаю на них с некоторой задержкой.

Я благодарна вам за фотографию, мне кажется, вы — очень привлекательный мужчина.

А насчет встречи — я не возражаю, давайте встретимся. Какие у вас будут предложения по поводу времени и места?»

— Мам, ты знаешь, я никогда не женюсь. — Тошка забрался ко мне на колени, пристроился, как котенок, которому нужно, чтобы его приласкали.

Какое счастье, что кто-то еще может забраться на мои колени и кому-то пока еще нужна моя ласка! У старшеньких — своя жизнь, им давно на меня наплевать. Знают, что я есть, — и достаточно.

— Что случилось, солнце мое? Что за выводы?

— У Пашки сегодня родители разводятся. Пашка сказал, что раз он им не нужен — он с крыши спрыгнет, с девятого этажа, а они пусть — как хотят. Мам, он плакал, представляешь?

— Он что, не знал? Они ему раньше не сказали?

— Сказали. Он только надеялся, что образуется как-то. А они — развелись.

— Знаешь, многие разводятся…

— Знаю. Мы Пашке говорили — ничего страшного. В нашем классе, прикинь, отцы есть только у четырех человек. А у остальных или отчимы, или вообще никого. Ну и что? Подумаешь. Все же живут.

— А он?

— А у него истерика была, даже «скорую» вызывали. Ему какой-то укол сделали. А потом Ирина Викторовна его к себе забрала, сказала, что у нее кот есть красивый и собака, пусть он у нее поживет пока. Мам, а можно, Пашка потом у нас поживет, если что? Ему домой сейчас нельзя, а у нас — весело.

— Если что — можно. Ты не бойся, это у Пашки пройдет. У всех потом проходит. Родители же его любят. А к тому, что врозь жить станут, он привыкнет постепенно. Вот мы же привыкли?

— Так у нас — семья. А Пашка — один остается.

— Как это?

— А у него и отец, и мать сразу женятся. Оба, представляешь? А Пашку к бабушке хотят запихнуть, чтоб он им не мешал.

— Глупости ты говоришь. Ребенок не может мешать. Ребенок — это самое важное. Маме своей, во всяком случае, он никогда мешать не будет.

— Это не я говорю, это Пашка сказал. Мама его влюбилась, и ей, кроме ее нового мужика, никто не нужен больше.

— Зачем ты так? А вдруг, он хорошим окажется? И будет Пашку твоего любить. Мама же Пашкина не зря его, наверное, полюбила. А папа?

— А у папы, оказывается, давно уже тетка другая есть. И ребенок другой даже. Представляешь? Там — ребенок, и здесь — ребенок. То ходил туда-сюда, а теперь вообще уйдет.

— Ну и пусть. Представляешь, маме каково было узнать об этом?

— Мам, ты не понимаешь, у Пашки была СЕМЬЯ. А теперь — нет ничего. У мамы — своя семья, у папы — своя семья. А у Пашки — никого.

— А вдруг все-таки новый папа будет хорошим?

— Он не папа, он отчим. Он — чужой.

— Солнышко, а представь, вдруг бы я влюбилась?

— Ты не можешь.

— Почему? Думаешь, я такая старая?

— Ничего ты не старая. Ты — мама.

— Ну и что?

— Ты же не можешь нас бросить.

— А зачем бросать?

— Когда влюбляются — на всех наплевать, всех бросают. А ты же нас любишь?

— А ты сомневаешься?

— А я не буду влюбляться. И жениться. Потому что потом плохо всем. И детям особенно. Я с тобой жить буду.

— Всю жизнь?

— Всю жизнь. Ты не думай, я тебя никогда не брошу.

— Счастье ты мое. Какой ты еще маленький!

— И ничего не маленький. Мам, а знаешь, как у нас в классе их называют?

— Кого?

— Ну, отцов бывших. «Биологический родитель».

— Кто называет?

— Все.

— И ты?

— А чего он нас бросил, а? Так, если что, мы возьмем Пашку? А то вдруг он — и вправду?.. Человеку же нужно, чтоб его кто-то любил…

Господи, что же такое творится?! Это же только второй класс, им же всего по восемь лет! «Биологические родители». Четыре настоящих отца на весь класс, а остальные — биологические!

Любови у них новые взыгрывают. А дети — на крышу лезть собираются. От недолюбви. Я ж помню, как рыдал Тошка, когда ушел наш собственный папа. И никогда забыть этих слез я не смогу. И простить — не смогу.

Только вот у меня, похоже, нет никаких перспектив. И не потому, что нет на свете мужчины, способного засунуть шею в хомут, который представляет из себя наша семейка. А потому, что никакого постороннего мужчину, похоже, все члены этой семейки не примут. Жить вместе могут только родные люди. Любой, даже самый замечательный (Боже, какая фантастика!) человек останется все-таки чужим. Ну и ладно.

А что ж я тогда с этим Интернетом дурака валяю? Но может же у меня быть хоть иллюзия какой-то личной жизни? А детям про это знать — совсем не обязательно.

«Наконец получил твое письмо. Рад согласию на встречу. Предлагаю встретиться в субботу в пять часов у входа в Центральный универмаг. Если будет холодно — буду ждать внутри, возле эскалатора. Не опаздывай».

В субботу — так в субботу. Будет время привести себя в порядок, накраситься там, что-то с прической сделать. Хотя какая прическа под шапкой? Все равно все помнется.

А вообще, мне все меньше и меньше нравится этот тип. Тон какой-то чересчур приказной. А может, не приказной, а просто… А что — просто? Даже если он привык кем-то командовать на службе, я здесь — ни при чем. Ладно, что зря гадать — сходим, посмотрим. Благо, суббота послезавтра. По крайней мере будет что вспомнить.

В субботу в две минуты шестого я выбралась из маршрутки перед ЦУМом. Поскольку термометр на здании показывал пятнадцать градусов мороза, мужчины в кожаной куртке с газеткой в руке на улице не наблюдалось. Я вошла в магазин — во-первых, здесь тепло и хочется надеяться, что за несколько минут на морозе мой нос не успел приобрести ярко-красную окраску (на первом свидании лучше обойтись без экстрима во внешнем облике), а во-вторых, если я не заметила, и этот Владислав мерзнет где-то снаружи, то все равно он зайдет сюда, долго там не выдержать.