Ана Морецон - Полнолуние любви Том 2

– Что сказать? – Аугусто обернулся к ней, и Мерседес увидела лицо мёртвого человека. – Что ты хочешь от меня услышать? Ты знаешь, слово б... на самом деле означает «лживая» – вот это слово я и хочу тебе сказать.

Аугусто пошёл к выходу.

– Аугусто, Аугусто, верь мне, я тебя люблю! – рыдала Мерседес.

Жордан был мрачен, его не радовали ни вкусная швейцарская еда, ни прекрасный вид на Альпы. Он думал о Китерии, которую оставил в беспамятстве. Он вспоминал о ней с нежностью: ему никогда не было скучно с нею. Дуглас же думал только о том, как скорее получить деньги и поехать в Лугано, где он договорился встретиться с Флавией.

– Ты не можешь везти эти деньги в Бразилию, – сказал Дуглас. – Теперь, когда выяснилось, что Диего Эстевав жив, это просто опасно.

– Ты уже второй раз намекаешь, чтобы я их отдал тебе, но этого не будет. Ты получишь свою долю и можешь с ней делать всё, что угодно. А я со своими деньгами вернусь в Бразилию. Или придумаю что-нибудь.

Диего уже успел познакомиться с хорошенькой горничной, он остановился в том же отеле, что и Жорданы, и теперь приглашал её пойти с ним в казино. Он предполагал, что туда же отправятся и Жорданы. Он попросил горничную пригласить в бар двух ее подруг, и горничная, сияя от счастья, что такой красавец и богач обратил на неё внимание, побежала менять форменное платьице на вечернее.

У Эмилии и Урбано происходило решительное объяснение. Урбано сказал, что в связи с появлением Диего он не может больше жить на улице Глория, что у него осталось только два выхода: либо убить Эмилию, либо уехать. Эмилия говорила, что Диего похож на торнадо, что он захватывает женщин и уносит их с собой. И тогда Урбано прибегнул к главному доводу:

– Эмилия, ты отравляешь мне кровь, Из-за тебя у меня нарушается кровообращение, закупориваются мозги, но прежде чем я стану совсем больным, я хочу пожить, а для этого мне лучше уйти от тебя.

– Хорошо, уходи, я не имею права держать тебя! Но я знаю: ты остынешь и снова вернёшься ко мне.

Женуина, как была в подвенечном платье, поехала в дом Жорданов. Тукано удивился, увидев её, и обрадовался.

– Дона Жену, – прошептал он, – вы не поверите, но что-то случилось с нашей Кикой, то есть с доной Китерией.

– Надеюсь, ничего серьёзного? Потому что мне крайне необходима её помощь!

– Тукано, кто там пришёл? – раздался слабый голос из спальни.

– Это я, – неуверенно сказала Женуина. – Это я пришла, только, пожалуйста, не прогоняй меня, Кика. Давай поговорим спокойно.

– Моя Жу... – Китерия появилась в дверях спальни и простерла руки к Женуине. – Жу... Миранда, моя милочка, дорогая, как твои дела? Как мило, что ты пришла меня навестить. Пойдём вместе на ужин к Лаис, моя ненаглядная.

– Китерия, – ласково сказала Женуина, – ты разве не знаешь, что случилось с Лаис?

– Дона Жену, будьте осторожны, не очень доверяйте тому, что она будет вам говорить, – тихо прошептал Тукано, подавая Женуине кофе.

– Она что, ничего не знает?

– Да я не пойму: и знает, и не знает.

Они шептались, пользуясь тем, что Кика бессмысленно переключала программы телевидения. Наконец, она напала на программу, где диктор говорил, что здоровье Лаис Соуто Майя ухудшилось. Китерия тут же выключила программу.

– Вы знаете, она ведь видела, кто стрелял! – успел сказать Тукано. – Но теперь она не в себе...

Китерия услышала последние слова Тукано.

– Ничего подобного. Я не сумасшедшая, я всё видела, видела Эстевана. Нет, что я говорю... Что за глупости?.. Эстеван Диего мёртв... А Лаис – жива. Извини, милочкаи, я не могу дольше с тобой беседовать, мне необходимо перодеться, я иду в оперу с моей лучшей подругой Лаис... Китерия встала и ушла в спальню.

– Ну, что я говорил?! – сказал Тукано ей вслед.

– Святая Мария! – перекрестилась Женуина.

А в это время в больнице умирала Лаис. У неё резко упало давление, и наступили все признаки комы. Конрадо рыдал, стоя у двери в палату. Аугусто пытался утешить его.

– Если её не будет, я тоже не стану жить! Нет, я должен жить! Чтобы отомстить, я не успокоюсь, пока виновный не заплатит за своё преступление!

– Отец, я должен тебе сказать, что арестовали Мерседес. Она замешана в случившемся с мамой. Я догадывался, что Мерседес способна на дурные мысли, но чтобы на такое...

– Я очень прошу тебя, – сказал Конрадо, – сделать так, чтобы дона Женуина здесь не появлялась. Я знаю, что она хороший человек... Но я не могу её видеть сейчас после того, что ты мне рассказал о Мерседес.

Женуина услышала его последние слова.

– Я понимаю вас, доктор Конрадо, но я хочу сказать… Я знаю, что моя дочь совершила много ошибок, но я могу вам поклясться в том, что она не соучастница преступления. Она не подозревала, что кто-то собирается стрелять в вашу жену. Поверьте, я не осуждаю вас, но мне очень горько, что вы лишаете меня права ухаживать за Лаис.

– Да, папа, дона Жену не отходила от мамы всю ночь! – подтвердил Аугусто. – И я думаю...

– Нет, пожалуйста, нет... – с болью сказал Конрадо.

Дуглас поглядывал на хорошеньких блондиночек, сидящих за соседним столом. Диего со своей новой знакомой горничной укрылся в отдельном кабинете. Он уже почти час уламывал девчонку поговорить со своими подружками по поводу одного дельца. Горничная была из Португалии и просто млела, глядя на красавца соотечественника.

– Диего, дорогой, ты мне ужасно нравишься, но твоя затея пугает меня.

– Ничего особенного, ты должна им только объяснить, что завтра утром, когда открываются банки, вон те двое должны быть в отключке... Их следует... приморить, понятно?

– Диего, милый, но они же, француженки, они, ни слова не понимают по-португальски…

– А что тут понимать? В постели все говорят на одном языке. Их задача – соблазнение. Понимаешь это слово: соблазнение?

– А я вижу, что и они уже всё поняли. Умницы, поняли всё.

Хорошенькие олондиночки, с которыми переглядывался Дуглас, отошли от стойки бара и как бы в поисках места остановились возле столика, за которым сидели Дуглас и Жордан.

Лопес Виейра, как всегда, был верен себе и добился, чтобы Мерседес отпустили на поруки под залог. Женуина забрала дочь, и они поехали в такси по прекрасному городу, в котором можно было быть и бесконечно счастливым, и бесконечно несчастным. Мерседес попыталась заговорить о чЁм-то пустяковом, но Женуина перебила её.

– Зачем ты всё это сделала? Зачем ты позволила дурной половине своей души убить другую, лучшую? Ведь этому лучшему, что жило в тебе, ты обязана своим лучистым взглядом, ласковым голосом, своей солнечной улыбкой, своей красотой.

– Ты знаешь, пока я была в камере, я задавала себе этот вопрос миллион раз. Но почему я такая? Почему я не нахожу счастья ни в чём? Почему я вечно всем недовольна? – Мерседес заплакала.