Виктория Мальцева - Вечность после…

Сейчас он молчит. Настолько усердно, что, кажется, даже не дышит. И я знаю, о чём его мысли: за эти годы он успел увидеть весь мир. Не только увидеть, но и показать своей жене. Мне он дал меньше, и, скорее всего, сейчас думает именно об этом. А я думаю о том, что как бы там ни было, мне всё-таки повезло: если бы не он, не имелось бы у меня даже этих воспоминаний.

Замечаю его сжатые кулаки — я была права. Вздыхаю и сообщаю свои мысли на этот счёт:

— Хочу ещё раз поблагодарить тебя за то, что взял меня тогда с собой. Дамиен: у меня могло бы не быть даже этого. Поэтому — спасибо.

Он глубоко вздыхает, и в этом вздохе слышны странные вибрации. За ним — глухой надорванный голос:

— Ева… у нас ещё вся жизнь впереди.

Да… жизнь калеки, прикованного к креслу, и недоженщины с мальчишеской причёской, шрамами и отсутствием главного детородного органа. Плюс ко всему у нас теперь ещё и у обоих финансовые трудности.

— Боюсь, теперь путешествия могут оставаться только мечтами. Даже если мне повезёт найти хорошую работу, без тебя в них нет большого смысла. А ты…

Я осекаюсь. Как смогла ляпнуть такое? На мой вопрос: «Сможет ли он когда-нибудь встать ноги?», врач вместо ответа отвела глаза.

— Я не это хотела сказать… — пытаюсь исправиться.

— Ева, всё наладится. Дай мне время. Всё в этой жизни возможно, если очень хотеть. А я хочу. Очень хочу показать и тебе то, что успел увидеть сам, и то, чего ещё не видел.

На следующий же день мы едем на первую тренировку в Пуарье. Загружаю его в машину и везу. В бассейне с утра почти никого нет, кроме инвалидов и новорожденных с мамашами. Девочки-спасатели помогают мне опустить Дамиена в воду, и я замечаю, как до ужаса ему неловко — он ещё не привык быть настолько зависимым от помощи других. Мы заходим на глубину примерно по мои плечи, и милая блондинка Керри, так усердно подмигивающая Дамиену накануне, показывает мне, как правильно держать его в воде.

— Ты должен пытаться делать самостоятельные шаги в воде, или хотя бы иногда опираться на ноги! — подсказывает ему.

И у Дамиена практически сразу получается встать, как мне показалось, или это была иллюзия — его тело такое лёгкое в воде и не кажется беспомощным.

Он пробует сделать первый шаг, держась за специальные ходунки, но у него ничего не выходит.

Я опираюсь на широкие плечи, сползаю ладонями по рукам, прижимаюсь и ввожу адреналин прямиком в его мозг:

— Помнишь тот день, когда мы ездили в ликёрстор за выпивкой для Дня Рождения Рона на джипе с открытым верхом? Кажется, это была тачка Лукаса… или его брата?

— Его отца.

— Да, точно! И мы тащились на солнцепёке, как старые клячи! Стояли на каждом светофоре, на каждом! А потом за руль сел ты… Я помню это так ясно! Как видео открытку из прошлого: мы несёмся, как сумасшедшие, по North Road, ты меняешь полосы, обгоняешь всех и каким-то чудесным образом всё время попадаешь на зелёный!

Я смеюсь, и губы Дамиена против его воли растягиваются в улыбке. Капли пота на его лбу уже успели собраться в струйки и стекают по вискам ему на скулы, щёки и шею. Отрываю ладони и вытираю ими его лицо.

— Мы орали во всю глотку песню, которую крутили по радио — «My best friend’s girlfriend», и водители других машин, прохожие, все смотрели на нас как на полоумных! А нам было клёво! Я даже сейчас помню это возбуждение, восторг, ощущение свободы, когда ветер в лицо, волосы вот-вот оторвутся, а ты орёшь дурацкую песню о девушке лучшего друга!

— Ты тогда в первый раз надела свои джинсовые шорты, они были бесстыже короткими и так обтягивали твою… твою…

— Задницу! — хохочу.

— Даааа… Я думал, парни захлебнутся слюной! — признаётся, уже тоже смеясь.

— А сам?

— Что сам?

— Сам не захлёбывался?

— Ещё как! Мне было тяжелее всех — я знал, что под ними!

— Ха! Ещё бы! Хорошо знал, да!

— И я не решился тогда попросить тебя не надевать их. Не посмел! — признаётся.

— Ты правда хотел попросить меня об этом?

— Порывался, но боялся обидеть.

Дамиен словно вылупился из своей скорлупы, сбросил угрюмость и грусть, отбросил уныние, содрал с себя саван депрессии — он улыбается как мальчишка. Всего несколько воспоминаний счастливой юности снова вдохнули в него жизнь:

— Они пялились на тебя! Мои друзья! И орали эту идиотскую песню!

— Да! Я видела! — смеюсь. — И твоя реакция заводила меня ещё больше! Ты ревновал и гордился одновременно, потому что девочка из песни была твоей!

Дамиен судорожно сглатывает, но я не предлагаю ему воды:

— А знаешь почему? Ты был лучшим из лучших! Ты был им, и остаёшься. И тебе нужны твои ноги, чтобы снова сесть за руль и показать слабакам класс! Чтобы по-настоящему круто прокатить свою девчонку и заставить её гордиться тобой!

И я начинаю петь:

— Чёрта с два! — огрызается, смеясь.

— Докажи! — подначиваю и продолжаю на весь бассейн вопить так бесящие его слова:

Дамиен подхватывает и поёт вместе со мной, делая очередной шаг:

— Как бы мне хотелось с тобой потанцевать! — говорю, не подумав.

И тут же, спохватившись, прошу:

— Прости! Мои слова опережают мысли… Иногда…

— Ничего! — в его тоне и в самом деле нет ни тени обиды.

Неужели он настолько «выше» мелочей? Сумел вырасти над суетой, научился не отвлекаться на малозначимое, сосредоточившись на главном?

Вечером, вымотавшись в бассейне, мы засыпаем в обнимку в постели Дамиена. Надо заметить, моей душе́ давно не было так тепло как сейчас. Я дрейфую, плыву в безмятежности. И это ласковое умиротворение исходит от ладоней мужских рук, обвитых вокруг моей талии.

Я не могу ответить самой себе на вопрос: почему мне так хорошо? Откуда это спокойствие, уверенность, а главное, дикое желание жить?

Слушаю дыхание Дамиена: оно тихое и размеренное. Кажется, пока он дышит, мне переживать не о чем и не о чем беспокоиться. И хорошо, что у него теперь больше нет ног: если бы они были, его бы забрали у меня. Или он сам бы ушёл туда, где красивее и могут производить на свет его детей.

А так, он никому не нужен.

И я могу смотреть. Могу касаться. Слушать. Чувствовать. Дышать одним с ним воздухом. Считать улыбки. Разглаживать морщинки на лбу. Поправлять растрёпанные волосы. Стирать футболки и складывать их после сушки, расправляя и прикасаясь ладонями так, будто это не ткань, а его кожа. Прижиматься щекой к его подушке, вдыхать запах его волос и знать, что он был здесь совсем недавно, каких-то пару часов назад, а не вечность.