Виктория Ростокина - Счастье в кредит. Книга 1

И все радовались тому, что Наталья Денисова из лежачей превратилась в ходячую.

Сама Наташа радовалась тоже и с удовольствием демонстрировала окружающим свое достижение. Она прохаживалась по больничной палате, правда пока еще опираясь рукой то о стену, то о стул.

Дойдя до приоткрытой двери, она, не рассчитав, оперлась о нее, дверная створка двинулась, и Наташа чуть было не потеряла равновесия…

Но тут же почувствовала, как чьи-то сильные руки подхватили ее. Она обернулась: кто это ее поддержал?

И завизжала по-ребячьи, по-поросячьи, восторженно:

— Владимир Константинович!

Вошедший, слегка поклонившись, представился:

— Профессор Мартынов.

Андрей вскочил, уступая гостю стул, и ему стало неловко. Он вспомнил, как некогда незаслуженно обидел Наташу, подозревая ее в связи с Владимиром Константиновичем. Придет же на ум такая нелепость!

И сейчас парень как мог старался услужить любимому Наташиному педагогу: долил ему остатки шампанского, положил в тарелку всего самого вкусного из расставленных на столе яств.

Больную усадили на кровати: хватит на сегодня ходьбы, пора и отдохнуть. Виана пристроилась рядом с ней.

Профессор, улыбаясь, переводил взгляд со своей студентки на целительницу. Вот достойная натура для художника-портретиста, работающего на контрастах!

Бледненькая и слабая юная девушка, беспомощная, доверчиво улыбающаяся, с короткими белокурыми волосами. И рядом — жгучая брюнетка с тяжелым узлом блестящих волос на затылке, смуглая, полная жизни и тайны, с мудрым проницательным взглядом.

Красиво. Изысканно. Сложно.

Наташа проследила за его взглядом и невольно подумала: профессор и Виана, вот была бы замечательная пара. Они могли бы сниматься в главных ролях в каком-нибудь фильме о средневековье. Профессор был бы, например, мудрым королем Артуром, а Виана — его прекрасной супругой Джиневрой. Или, еще лучше, он — волшебником Мерлином, а она — феей Морганой. Все эти герои и героини прошлого отличались мужеством, красотой и благородством. И именно такими были в Наташином представлении ее любимый преподаватель и ясновидящая-целительница.

Поймав себя на этих мыслях, Наташа поразилась. Да она, оказывается, уже настолько окрепла, что способна думать об отвлеченных вещах. Прежде она была сосредоточена лишь на ощущении физической боли и на несчастьях, свалившихся на них с Андреем.

Как права была Виана! Сколь много в жизни значит такая простая вещь, как улыбка.

Чи-из! Чи-из! Спаси и сохрани!

Сохрани их всех — хороших людей, собравшихся здесь. Милых и близких, знакомых и не очень. А еще — всех, кто там, за стенами палаты. Кого никогда не увидеть и с кем никогда не познакомиться.

Сейчас Наташа любила весь мир и всем желала добра. Она выздоравливала.

«Я живу, — наконец-то сказала она себе. — Я жива».

И вот она сидит на лавочке возле входа в клинику.

Первый раз — на свежем воздухе. Спустилась по лестнице совершенно самостоятельно.

Она прислушивается к погромыхиванию трамваев вдалеке. Один из этих красных вагончиков привезет к ней Андрея.

Вот: ту-дум, ту-дум, стоп. Трамвай подъехал к остановке. Теперь надо выждать минуты три-четыре. Ровно столько времени занимает дорога от остановки до входа в МОНИКИ.

Нет. На этот раз — нет. Будем ждать следующего.

Как хорошо тут, на солнышке!

Наташу разморило, она прикрыла глаза.

Совсем как на пляже у Волги, на травянистом берегу, куда они всегда ходили с одноклассниками. Или как на острове, куда они с классом ездили.

Только запахи — не речные. Пахнет бензином, пылью и выхлопными газами.

Но этим можно пренебречь.

И тогда увидишь вдруг, как на другом берегу, на соседнем островке, стоит одинокая женщина и призывно машет рукой.

Кому?

Может быть, даже ей, Наташе.

Хотелось бы разглядеть ее лицо.

Хотелось бы услышать ее голос.

И голос раздался! Совсем рядом.

Он был смутно знакомым:

— Чтобы не получить ожогов, не находитесь на солнце больше пятнадцати минут.

Наташа очнулась. Сначала она не увидела ничего, кроме солнечных бликов в глазах.

Потом разглядела.

Перед ней стояла Ирина, дочь Владимира Константиновича. Блистательная, как всегда. Но немного смущенная.

Ирина, которая когда-то увела у нее Андрея.

Наташин враг?

Да нет. Это было так давно. В другой жизни.

Теперь у Наташи не было врагов. Ведь она начинала жить с нуля.

— Лавочка с видом на море и обратно? — сказала Ирина. — Здравствуй, Натали.

— Здравствуй, — равнодушно ответила Наташа.

— Папенька сказал, что тебе лучше. А я ведь и не знала, что тебе было хуже. Я вообще ничего не знала.

— Ну и хорошо, — сказала Наташа. — Зачем тебе знать?

Она не меняла позы. Ей не хотелось шевелиться. Ей не хотелось разговаривать. И ворошить прошлое не хотелось.

А Ирине, видимо, хотелось:

— Ну что это мы такие сердитые? Я ведь пришла прощения просить.

Она так и не присела. Стояла перед Наташей, переминаясь с ноги на ногу. Белые брюки-бананы. Открытая, откровенная маечка. Идеально уложенные локоны. Безупречный макияж. Она все такая же.

А Наташа — другая. Наташа изменилась.

Ирина видела это, и перемена сбивала ее с толку. Она не знала, как себя вести, а такое случалось с ней нечасто!

— Натали, ну перестань же сердиться! Пожалуйста.

— А я и не сержусь.

Ответ был совершенно искренним. И это совсем выбило Ирину из колеи. Она-то готовилась к бурной драматической сцене, с покаянием, биением себя в грудь и даже, быть может, вставанием на колени прямо в белоснежных брючках. И что же, выходит, всего этого не понадобилось?

— Так ты прощаешь меня?

— За что?

Сейчас Наташа действительно не понимала: за что прощать-то? Ну, увлеклась в свое время Ирина Андрюшей. Это же так естественно! Андрей лучше всех, как же им не увлечься? Любая нормальная девушка должна быть неравнодушна к такому человеку, как Андрей.

Хоть бы скорее он пришел! Вот еще один трамвайчик прогромыхал. Теперь засечь три-четыре минуты…

Ирина видела, что ее не слушают. На нее не обращают внимания. Это нечто небывалое!

А Наташа, сосредоточась на ожидании, и правда вроде бы забыла о присутствии соперницы. Бывшей соперницы.

Четыре минуты. Шестьдесят секунд умножить на четыре. Двести сорок. Наташа считала до двухсот сорока. Надо будет попросить Андрюшу, чтобы он принес ее золотые часики, свадебный подарок Ивана Степановича, его отца.

Двести двадцать девять, двести тридцать…

— Натали!

Ну вот, сбилась со счета.

А Андрея все нет.

— А? Что, Ирина? Я тебя слушаю.

— Так прощаешь?

— Конечно. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Ирина искусственно засмеялась:

— А кто забудет — тому оба. Может, все-таки пригласишь зайти?