Александр Уваров - Лемурия

И фыркнула, изображая звук финансового краха.

Минуты на полторы воцарилось тягостное молчание.

На второй минуте какой-то прохожий (судя по жёлто-зелёной безразмерной рубашке-«гавайке» и выпученным по-рачьи безумным глазам — турист из новоприбывших) заглянул с улицы в контору, промычал что-то невнятно и исчез настолько поспешно, что даже натренировавшая себя на мгновенную реакцию Динара не успела его остановить.

Мгновенный визит этот вывел партнёров из оцепенения.

Динара украдкой, под столом толкнула Антона коленом.

Антон хлопнул себя по лбу.

— Вот голова садовая! Мы тут препирательства устроили, а гость у нас трезвый сидит.

— Антон на прошлой неделе самогон из «драконова сердца» выгнал, — похвасталась Динара.

— Теперь вот до дуриана добрался. Скоро из опунции будет ликёр гнать!

— Ага! — подтвердил Антон, вытаскивая из встроенного в стену шкафчика бутылочку, до горлышка наполненную тягучей коричневой жидкостью. — Самогон можно выгнать из любой органики. В общине «людей мира» мужик один живёт, Кнут его имя…

Не прерывая речи, Антон выставил на стол пластиковые стаканчики.

— …Химик бывший, в каком-то крупном европейском концерне работал. В скандинавской какой-то стране. Всё у него, естественно, благополучно было, налажено до полной гладкости и благоденствия. Жизнь по процедуре! Красота! На работу, с работы, по субботам — в бар. Воскресенье — спортзал. Страховка, кредитки, домик с тихом пригороде… А потом надоело ему каждый день на работу ездить, он сюда подался. Карму никчёмной жизни искупать. Да, бывает… Так образование и здесь ему пригодилось! Он теоретически обосновал возможность изготовления спиртосодержащей жидкости…

С хлюпом и тяжёлым бульканьем экстракт «драконьего сердца» полился в стаканы.

— …из любого органического вещества, где есть хотя бы минимальный процент сахара. Хотя если учесть, что сахар можно добавит куда угодно, то неизбежно мы приходим к выводу…

Динара подмигнула Искандерову. Тот понимающе кивнул в ответ.

— …что сырьём для самогонного производства может быть всё, что угодно.

— Опоздал ты с выводом, — заметил Искандеров, подозрительно разглядывая похожую на густой сироп жидкость, пахнущую сивухой и, одновременно, провинциальной аптекой. — И Кнут твой с выводами опоздал. Впрочем, ему простительно, он же европеец, хоть и великий теоретик самогоноварения. А на Руси вывод об универсальности технологий переработки органики в самогон сделали, полагаю, веке в семнадцатом. В крайнем случае, в восемнадцатом. Методом проб и трагических ошибок. И с тех пор неустанно доказывали правильность этого вывода эмпирически…

Он поднял пластиковый стаканчик.

— Ну, друзья, за ваше процветание!

— За невозможное! — подхватила тост Динара.

Выпили они одновременно (на вкус оказалось — сладкое, с лёгкой горчинкой, и отчётливо ощущаемым градусом).

Вот только глотали по очереди.

Первым, отчаянно, сделал это Искандеров. Вторым, задумчиво и как бы смакуя (на самом деле безуспешно пытаясь разобрать вкус добавленных в настой химических ароматизаторов), проглотил драконий самогон Антон.

Динара свой маленький глоток сделала, не пряча брезгливого выражения лица.

И заявила, скривив губу:

— Фу!

— Ферментация в разгаре, — задумчиво произнёс Антон. — Вот когда готово будет следующее моё произведение…

— Ребята! — встрепенулся Искандеров. — Вы же собирались на час раньше закрыться?

Антон посмотрел на висевшие над входом часы.

— Так ведь четырёх ещё нет… — неуверенно ответил он.

И снова получил толчок коленом от Динары.

— А закройтесь-ка на два часа раньше! — предложил Искандеров. — Закрывайте контору — и все вместе уходим в загул.

— С чего это? — удивился Антон.

— Хочу в загул! — подхватила предложение Динара и захлопала в ладоши. — Хочу! Хочу! Хочу!

Искандеров наморщил лоб.

— Есть повод, Антон. Сегодня — есть! Понимаешь, я…

Он улыбнулся смущённо.

— Встретил одну женщину…

Динара прекратила хлопать и посмотрела на него с интересом и некоторым удивлением.

«Надо же, таким анахоретом жил, прямо монах в пустыне…»

— Признаться, ничего толком о ней не знаю. И она, конечно же, ничего не знает обо мне. Но дело не в этом… Нет, не в этом! Это ведь не просто общение, не обмен словами, мыслями… И не просто чувства…

Искандеров в волнении смял пластиковый стакан.

— Вот беда, трудно описать! Чужие чувства легко, свои — трудно…

— Говори, говори, я пойму, — подбодрила его Динара.

— Нечего тут говорить, — ответил Искандеров. — Просто с ней — стало легко. Знаете, люди, как хорошо, когда сердце успокаивается? Понимаешь, что ошибок, по большому счёту, не было… То есть, неисправимых — не было. Что всё хорошо складывается, всё само собой устраивается к лучшему. Тебя там…

Он махнул в сторон улицы.

— …Или простили, или вот-вот простят. И ты всех простил. Как всё было запутано и безвыходно, а вот прикоснулся к любви… Или тому, что кажется любовью… И всё здорово.

Он потянулся, словно после тяжёлой работы.

— Всё здорово, друзья!

Антон пожал плечами и нахмурился.

— Что-то не понял я ничего, Михаил. Нет, правда…

— И не надо ничего понимать, — сказал Искандеров. — Просто я понял сегодня… Да, вот шёл по улице и понял, что мне скоро в путь. Очень скоро! Сегодня Нарака проводит меня…

Искандеров встал и протянул руку Динаре.

— Последний вечер проведите, пожалуйста, со мной. Динарочка, приглашаю вас!

И склонился в поклоне.

— Ой, жалко как! — плаксивым голосом произнесла Динара.

И тут же, в ответ протягивая руку, воскликнула:

— Тогда уж точно — гулять! Я иду кутить с классиком!

Искандеров помог Динаре встать, и под руку повёл её к выходу.

У порога, обернувшись, сказал Антону:

— Закрывай офис, самогонщик! Найдёшь нас в баре «Пьяный мангуст», что на набережной. Примем там немного для начала. А потом — по ресторанам, по ресторанам!

Алексей на удивление хорошо, и сон его был лёгок. Вот только лёгкость испарилась куда-то вместе с пробуждением.

Едва пискнул мобильный, вставленный на семь тридцать утра, Алексей открыл глаза и…

«Противно…»

Заломило выспался голову будто с похмелья. Стало грустно, очень грустно. Так что чуть не зарыдал спросонья.

Так обидно было осознавать, что — не сон вчерашнее, не сон.

Был вчерашний день, чёрт его дери и никуда не деться от него. Паршивой, заходящейся в истеричной лае собачонкой будет бежать сзади и хватать за пятки.

«Был, был, был… Помни, помни!»

И особенно неприятно было осознавать то, что боль эта быть может лишь немного будет притуплена временем, но — не излечена.

Никогда!