Марина Светлая - Роман о дружбе по любви

- Да я запру его у себя, глаз с него не спущу. Он никому-никомушеньки мешать не будет.

Охранник замялся, оглядывая псину. В то, что такой гигант никому мешать не будет, он сильно сомневался. Да и, надо признать, были на то причины. Были!

- Ладно, Александра Аркадьевна, - протянул он, вернувшись к хозяйке гиганта. – Проходите, но учтите, ответственность на вас.

- Разумеется, Игорь Юрьич!

Санька оглянулась по сторонам, быстро чмокнула охранника в щеку и забежала с собакой в здание. Поднимались, естественно, на лифте. По холлу родной конторы маршировали под ошарашенные взгляды сотрудников. Вломилась в свой кабинет, затаскивая внутрь Медведя, под крик секретарши Закревского:

- Он просил, как только явитесь, сразу к нему!

- Ааагаааа! – отозвалась Санька и закрыла дверь. Потом обернулась к Медведю, сняла с ошейника поводок и проговорила: - Ну? Мы договорились? Смотри мне!

Черт его знает, что она прочитала в поблескивающем глазе пса, но только удовлетворенно кивнула и оставила его в гордом одиночестве.

Потом двинулась к Вересову.

- В одиннадцать битва титанов, - сообщила она ему.

- И каковы перспективы? – поднял голову от бумаг Макс.

- Туманные. Но они хотя бы поговорят. Он за эти сутки ничего больше не вычудил? Сережу не похищал? Бары не трощил? К чему мне готовиться?

- На чердаке было тихо. Утром экспериментировал с внешностью, - Вересов задумался. – Сань, ты уверена, что они поговорят? Они оба разучились это делать. И как-то совершенно синхронно. Зачем ты вообще это затеяла? Закревский убедил?

- Он. Но… если подумать, им же все равно надо поговорить… Без разговора это же все не решится никак. Она сегодня исковое заявление собралась подписывать. А значит, придется в суд его везти.

Вересов кивнул. Резонно.

- Если понадобится помощь – зови.

- Я думаю, если понадобится помощь, это будет на соседней улице слышно, Максим Олегович, - несчастным голосом ответила Санька и удалилась, всячески обходя стороной берлогу ответчика, а по совместительству коллеги.

Ровно без пяти одиннадцать дверь в кабинет Григорьевой Александры Аркадьевны открылась, и на пороге возникла Ника, как обычно, будто сошедшая со страниц журнала. Сняла перчатки, расстегнула пуговицы пальто.

- Он сюда придет? – спросила она, поздоровавшись.

- Мы договаривались в конференц-зале, - промямлила Санька, - думаю, он уже ждет.

Медведь вынырнул из-под стола и решительно подошел к Закревской – новое лицо необходимо было срочно внимательнейшим образом изучить. Глаз подслеповат, зато обоняние отменное.

- Привет, пес! – весело сказала Ника, почесала ему ухо и направилась к выходу, проворчав: - Сейчас посмотрим, как он ждет. И зачем…

Санька вскочила следом, взяла со стола папку с документами. Подумала, что иск можно бы и забыть в кабинете, а то ненароком на глазах мужа его подпишет, и помчалась следом за Вероникой. На пороге обернулась к Медведю:

- Смотри мне! Ты обещал!

И с этими словами заперла дверь на ключ.

Закревский действительно уже сидел в переговорной, устроив руки на столе и сцепив пальцы. Едва в помещение вошли Ника и Санька, вскинул глаза. Но не глаза были сейчас примечательны на его лице. А отсутствие усов. Григорьева в ужасе вспомнила, что в последний раз он их сбривал как раз тогда, когда его пока еще жена была в состоянии бракоразводного процесса с олигархом. Это был период психа-Закревского.

Ника внимательно изучила внешний вид Ярослава и равнодушно расположилась на самом дальнем от него стуле, пока Санька села ровно посередине между ними.

- Здравствуй, - сдержанно проронил он, буравя Нику в упор.

- Здравствуй, - она коротко взглянула на него и отвернулась. Достала из сумки телефон, положила его рядом с собой и принялась гипнотизировать трубку.

Санька перевела взгляд с одного на другую. Потом обратно. Понимая, что никто ничего не собирается говорить, произнесла:

- Ярослав Сергеевич хотел встретиться с вами для обсуждения некоторых пунктов, по которым возможно найти компромиссное решение.

- Совершенно верно, - включился Закревский. – Во-первых, относительно основания для развода. Причина недоказуема. За неимением преступления. Потому, я полагаю, тебе, если так уж хочется это творить, лучше указать «непримиримые разногласия». Во-вторых, относительно твоего намерения воспитывать Сережу самостоятельно – это удар под дых. И ты это достаточно хорошо знаешь.

- Во-первых, Саша укажет ту причину, которую сочтет наиболее целесообразной, - ответила Ника, посмотрев на мужа. – В этом я полагаюсь на нее. А во-вторых, я больше ни в чем не уверена в отношении тебя. Если так нуждаешься в потомстве, то заведешь себе еще. Вариантов у тебя немало, уверена!

- Мать твою, Ника! Не было ничего! Если бы ты подождала еще несколько секунд, увидела бы, как я ретируюсь из этого гребанного ресторана! Нахрена было лапшу на нее вываливать!

- Куда еще было ждать! – Закревская фыркнула. – Мне хватило увиденного реалити-шоу. Видел бы ты себя. Тоже мне, котяра мартовский. А вот с лапшой я, действительно, погорячилась. Надо было ее тебе на голову вывалить!

- Я тебе повторяю! Ничего не было! Это клиентка! Разводится с мужем. Спит с шофером. Строит глазки всем мужикам всех возрастов! Мне что? Из-за ее поведения от гонорара отказываться?

- Не надо мне повторять! – огрызнулась Ника. – Я видела. И Марина, между прочим, видела! Ты этой «клиентке» тоже строил глазки. Ты!!! И разве что не облизывался, распинаясь перед ней.

- Да не облизывался я! – заорал Закревский. – Да, распинался. Да, убалтывал. Это моя работа, Вероника! Я улыбнусь, бабе приятно. И все. Ничего больше.

- Молодец, чего уж! – заорала в ответ и Ника. – Ну извини, что помешала вашей приятности! Мне приятно не было! Убалтывал… Знаю я, на что ты ее убалтывал!

- Это ты извини! – возмутился он. – Три года тебя все устраивало! Меня, кстати, тоже! Потому что кого бы там я ни убалтывал, я возвращался к тебе! И заметь – всегда вовремя!

- Вот спасибо тебе, дорогой, за счастье такое! Но теперь можешь больше не возвращаться!

- Я не дам тебе развод, ясно? Я никогда не дам тебе развод! И Сережку не отдам! Судиться можешь, сколько влезет, если это у тебя новая игра такая, но только мне пох*й, ясно? Ты моя жена, хоть на лбу себе штампани, что развелась!

- Я все равно уеду! – голос ее зазвенел, а глаза засверкали. – И лягушонка заберу. И делай, что хочешь. Не буду жить с тобой. Не хочу и не буду! Потому что ты… бабник! Гад такой!!!

Он вскочил со стула и перегнулся через стол. От сказанного далее даже Григорьевой захотелось забиться в шкаф – даже не от слов, а от тона, которым он выплевывал слова, будто яд.

- Глухая? Я сказал, я сына не отдам! Мне, бл*дь, пох*уй, какие у тебя основания, чтобы это сделать – это мой ребенок. Хочешь разрушить нашу жизнь – имеешь право. Но его это не заденет! И запомни, Вероника, я ни перед чем не остановлюсь, ясно? Я и по-грязному играть умею. Твой страх перед Каргиным тебе цветочками покажется. Я слишком много о тебе знаю, чтобы это не использовать, если встанет вопрос о ребенке.