Марина Светлая - Кофейный роман

В распахнутом пальто сбежал по ступенькам вниз и сел в машину, припаркованную у входа. Через двадцать минут он уже топал по Центральной городской детской библиотеке им. Шевченко, слушая разносившееся по коридору гулкое эхо собственных шагов.

Позаглядывал в аудитории. И только в последней комнате по коридору нашел искомое.

– Ты когда переехать в кабинет заведующей успела-то, а? – спросил он.

– Когда ты был чрезвычайно занят и совершенно забыл, что у тебя есть родственники, – фыркнула Тася.

– Не нуди. Я исправляюсь. Поехали обедать, а?

– Ну поехали, – удивленно отозвалась сестра. – Подожди пять минут.

Ждать пришлось даже меньше пяти минут.

Когда они зашли в «Тетю Клару», офисный народ как раз доедал свои пироги. Но обед у Закревских, брата и сестры, оказался позднее установленного. Да и тем лучше. Проще было найти место на подоконнике – Слава любил места у окон. И вообще любил окна. В период безденежья установщиком стеклопакетов подрабатывал тоже.

Стащил пальто, помог раздеться Тасе. Сунул ей в руки принесенное меню и промолвил:

– Я читал ее медицинскую карту. Что-то с давлением фигня. Низкое.

– Ты ее голодом моришь или спать не даешь? – подозрительно посмотрела на Славу сестра.

– Да у нее жратвы полный холодильник! Я ж слежу. Ну а насчет сна – понятия не имею. Она мне ничего не говорила. Я еще вычитал… Может, ей гемоглобин проверить?

– Холодильник полный… Вот именно, полный. А если б ела – иногда бы пустел, – проворчала Тася. – В принципе, конечно, хорошего мало. Так а врач-то что говорит?

– Не закатывать истерик говорит. И что, возможно, на сохранение ее отправит. А если мне на обед к ней приезжать, чтобы ела под контролем? Это совсем будет наглость?

– Вот и не закатывай истерик. Что за чушь – наглость? Ребенка ей сделать – не наглость, а заботиться – вдруг наглость. Олух! – Тася закатила глаза.

Закревский рассмеялся и посмотрел в окно.

Последние пару недель творилось нечто невразумительное. Он упорно ездил к Нике после работы, затаривал ей холодильник, заставлял гулять. Потом приводил домой и отправлялся ночевать к себе. Более того, теперь он стал звонить ей по десять раз на дню, чтобы узнать о самочувствии. Она отвечала сдержанно. Он тоже не позволял себе никаких эмоций. Довольно одной ее оговорки насчет невозможности залететь. Ее медицинскую карту он действительно изучил, пока она мучилась токсикозом в туалете женской консультации, куда он приперся с ней. Хватило.

Об этом не говорили ни слова, но аборт, выкидыш и заключение впечатлили. Во всяком случае, всезнающий интернет выдавал, что шансы забеременеть действительно минимальны. Выводы нарисовались сами собой. Засунуть решение всех проблем подальше и сосредоточиться на двух вещах. На ее здоровье и на ее комфорте. По крайней мере, это она разрешала. Хотя по-прежнему отмалчивалась. Говорили они все так же мало. Вернее, говорил он. Пытался болтать о каких-то мелочах с работы, рассказывать о себе, обсуждать бытовуху. Выходило по-дебильному. Монологами. Но, в конце концов, не прогоняла, и на том спасибо.

Не любила. Ее право. Но в праве на отцовство она ему не отказывала. И это он ценил.

От себя отговаривался словом «потом». Потом, когда она разведется, когда она родит, когда она будет в состоянии хоть что-то решать. Потом. Может быть.

– Этот гребанный развод ее доконает, – отстраненно сказал Закревский. – Мне Вересов выдал, что Каргин будет затягивать до последнего.

– Все когда-нибудь заканчивается. Разведется, если, конечно, не передумает.

Ярослав мрачно хмыкнул и ответил:

– Она мне не сообщала, что думает по этому поводу.

– А ты спрашивал?

– Один раз спрашивал. Проигнорировала. У нее есть потрясающий навык не отвечать на вопросы прямо. В ней великий юрист пропадает.

– Так спроси криво. Господи, Славка, ты решил пионерское детство вспомнить? Что случилось-то? Охренеть! Бросай ты, к черту, эту бабу. Сам на себя перестал быть похож.

Закревский приподнял бровь и усмехнулся:

– То есть чувак, который игнорил тебя и родителей, вел не самый благочестивый образ жизни и оттягивался в собственное удовольствие, тебе нравился больше?

– Не передергивай, – усмехнулась сестра.

– Это я еще про ночные пьяные звонки не напоминаю, – расхохотался Закревский, приставил к уху ладонь и деланно пьяным голосом театрально протянул: – Таааааасечка, ну не дуууууйся… Я тут у баааара какого-то… Не знаю, какого… Таааааась.

Тася откинулась на спинку стула и смотрела исподлобья на брата, скрестив на груди руки.

– И что изменилось? Ну не звонил полтора месяца. Ну еще полтора не позвонишь. А потом позвонишь. Мне! Не ей! Сейчас ты вдруг решил поиграть в семью. Но даже это по-человечески сделать не можешь. Ты, вообще, чего хочешь? Ребенка, жену или вот такое неестественное существование?

Он ответил ей тяжелым взглядом и выпалил:

– Ок. Все понятно. Есть будешь?

– Еще и обиделся, – фыркнула сестра. – Буду есть. Я диетами не увлекаюсь.

– И как ты всегда умудряешься, когда я говорю, например, о гемоглобине, свернуть все на мой образ жизни? – буркнул Ярослав с самым равнодушным выражением лица.

Но не мог не признать про себя, что Тася была права. В чем-то главном.

Он определился. Он еще две недели назад определился, что намерен на Нике жениться. Но основная проблема заключалась в том, что сама Ника все еще терпела его только потому, что он имел счастье сделать ей ребенка. А еще в том, что она молчала. Она, черт бы ее подрал, молчала, молчала и молчала!

Нет, Закревский понимал. Он пока не совершил ничего такого, чтобы она могла ему довериться. И вообще большой вопрос: способна ли она хоть кому-то в жизни довериться? Оно ей надо? Сначала они трахались, потом он решил, что влюбился. Вот так все это выглядит со стороны. Для Таси, например. Но как это должно выглядеть для Ники?

Она не впускала его ни в мысли, ни в душу. Только по вечерам в свою квартиру, в которой жила одна.

Одиозность ее прошлого давала ему некое представление о том, кем она считает мужчин. И его в их числе. Тупо члены. Что там еще? Патологическая зависимость от секса? Чушь! Во всяком случае, не без разбору. Уверена же она была в его отцовстве. И у него не было мысли о том, что это не так. Более того, учитывая, что они вытворяли полтора месяца, никаких сил на кого-то еще точно не оставалось. Иначе мозоли обеспечены. Теперь вообще из дому разве что не палками выгонял. И эта смешная пижама с пчелками. И все еще рыжая.

Черт! Обычная баба. Без которой он просто не может нормально функционировать.

С работы Закревский свинтил пораньше. По дороге заехал в супермаркет, но так и не зашел в него. Зачем? У нее и так полный холодильник. А затем по привычному уже маршруту добрался до дома на Оболони, где жила Ника.