Марина Светлая - Кофейный роман

– И вы считаете, что в таком случае вам есть для чего пытаться сохранить семью?

– Я должен был дать ей шанс, господин Закревский, прежде чем уничтожить. Теперь уже не остановлюсь. И вы мне в этом поможете.

– Моя забота – это раздел вашего имущества.

– Разумеется. Но Вера – тоже мое имущество. Я ее купил. И отказываться от нее не собираюсь. Хочет – и через это пройдет. Может, успокоится.

Закревский криво усмехнулся и повернулся к окну. Он прекрасно знал, что такое отчаяние. Когда в девятнадцать лет тебя отчисляют из универа за интрижку с дочкой декана, и ты оказываешься без гроша в кармане, без работы и без морального права упасть на хвост родителям, недолго и до отчаяния. Пережил. Но научился улавливать это чувство во всяком бахвальстве. Из этой милой семейной парочки в отчаянии был не Каргин.

Все-таки утра Закревский не любил. Неважно, понедельник это или пятница. Нет, пятница, конечно, предпочтительнее, но в 7:30 особой разницы не ощущалось. Впрочем, не о днях недели речь, а скорее о датах.

Утро 31 декабря едва ли в чем-то отличалось от утра 30 декабря. Да и 1 ноября тоже. Разумеется, пока это только утро, и Закревский еще не взял разгон. Нет, он лежал в постели, тупо глядя в потолок, и пытался смириться с той мыслью, что даже 31 декабря может быть рабочим днем. Он любил свою работу. Действительно любил. Но тоже не по утрам. И даже прекрасно понимая, что на работу надо явиться для галочки, и можно весь день потом гулять, настроение хоть немного поднять не получалось.

Всякую мелочь разгрести удалось еще накануне. Оставался крупняк. Дело о разводе высокого чиновника, заседания по которому переносились уже второй раз по инициативе самого чиновника, и Закревский смутно подозревал, что этого клиента он скоро лишится – нюхом чуял, что дело идет к перемирию между супругами, которые, кроме прочего, никак не могли поделить троих своих детей.

Второе дело – Каргины. Там вообще творился какой-то мрак. За месяц толком никакого сдвига. Хотя Закревский как раз не заморачивался. Время шло, деньги капали. Особого головняка пока не доставляло. Хотя и понимал, что после праздников придется браться основательно. Каргин хотел результатов и регулярно названивал.

Когда будильник в третий раз подал голос, Закревский все-таки соизволил встать и направился в душ. Душ принес некоторое облегчение. Через 10 минут он уже увлеченно подстригал усы и прошелся триммером по подбородку.

Но едва он теперь почти уже совсем в приподнятом настроении направился на кухню варить кофе, в дверь позвонили. В то же мгновение, когда он открыл, ему на шею бросилось что-то пушистое, сладко пахнущее, холодное и пропищало Олиным голосом:

– Как же я соскучилась, Ярик!

– Ярослав, – автоматически бросил он, но руки (предатели!) зачем-то втащили барышню в квартиру. – Ты откуда взялась?

– С улицы, – торжественно провозгласила Оля.

«Оно и видно» – трепыхнулось в его мозгах. Но потом ее губы прикоснулись к его губам, а руки, с которых она уже стащила перчатки, как-то вдруг оказались под ремнем его брюк. Секса у Закревского, почитай, две недели уже не было. А Оля такая… Оля! Он слегка приподнял ее над полом и раздвинул языком ее мягкие губы в помаде с клубничным привкусом.

Оля живенько отвечала, обнимала за шею, пыталась скинуть с болтающихся в воздухе ног сапожки и при этом умудрялась попасть губами куда-то в его щеку, от чего та приобретала красноватый румянец стыдливой девушки, и ворковать что-то умильное о большой любви.

– Яяяярик, – с придыханием возвращалась она к поцелуям.

И так будет всю жизнь.

Они будут стоять в ЗАГСе на глазах толпы родственников, и, когда он станет надевать на ее безымянный пальчик колечко, она протянет: «Яяяярик!»

Он будет забирать ее из роддома, а она, глядя, как неловко он держит ребенка в руках, будет бурчать: «Яяяярик!»

Он станет сбегать из дома от бессонных ночей на работу, чтобы там задрыхнуть на диване в своем кабинете, а в спину станет раздаваться недовольное: «Яяяярик!»

Он вывезет семью куда-нибудь в Турцию, которую он ненавидит, но которую любит Оля, и, когда будет отлучаться куда-то в бар или к морю, стены пансионата будут содрогаться от ее «Яяяярик!»

Но совсем невмоготу станет на пенсии, когда от нее уже точно никуда не денешься. Целыми днями придется слушать: «Яяяярик! Яяяярик! Яяяярик!»

Закревский вздрогнул. Морок развеялся. И он замер, глядя на девчонку, покрывающую его лицо быстрыми поцелуями. Замешательство было секундным. Чтобы отлепить Олю от себя, пришлось приложить усилия.

– Так зачем пришла-то? – спросил он.

– Соскучилась, – недоуменно ответила Оля и полувопросительно добавила: – Ты ведь тоже.

Объяснять, что он соскучился по сексу, а не по ней, смысла не было.

– У тебя что? Пар сегодня нету? Что ты повадилась ко мне по утрам ходить, а?

– Сегодня зачет, а у меня автоматом, – она расстегнула куртку и стала стягивать рукава. – Я подумала… Новый год все-таки…

– Ну, Новый год. И че?

– Ну… мы могли бы… вместе.

– Оль, а у тебя точно зачет автоматом, а? Ты ничего не путаешь?

– Нет, – от удивления ее глаза стали большими и круглыми. – А что?

– Ну я подумал, что у тебя с памятью какие-то проблемы. Вот забыла, что мы в ноябре еще расстались, зачем-то приперлась, как ни в чем не бывало. Как ты учишься вообще, если у тебя такие проблемы?

– Ярик, – Оля всхлипнула, и ее красивые темные брови жалобно поднялись домиком. – Я… ты… мы… Мне пришло в голову, вдруг ты передумал.

– Я-рос-лав! – рявкнул Закревский. – У меня есть твои контакты. Если бы я передумал, я бы официально тебя уведомил. А сейчас извини, но мне на работу пора. Да и ты пойди… автомат свой в зачетную книжку поставь.

Девушка обреченно кивнула, снова натянула рукава куртки и вышла из квартиры.

– С наступающим, – сказала она на прощание.

На кофе времени традиционно не оставалось. Но Закревский уже рукой махнул. Все равно на заправку ехать – бензобак почти пустой. Там он и получил свой вожделенный эспрессо. Даже почти не опоздал в офис.

Девушки всех возрастов были нарядные, завитые, напомаженные. Единственный день, когда можно плевать на дресс-код. Тем более, после рабочего дня ехали в клуб на корпоративную вечеринку.

– Светлячок, а шеф у себя? – поинтересовался Закревский, вваливаясь в приемную Вересова.

– Пока да, но собирается уходить, – отозвалась Света и подтянула на плечах шаль.

– Вот тиран, тебя бы хоть сегодня отпустил! – хмыкнул Слава – Света собиралась уходить в декрет через месяц. Но она только расплылась в улыбке:

– А платье новое продемонстрировать сотрудникам? Я сегодня в костюме Колобка!

Закревский рассмеялся и без стука зашел к начальнику.