Марина Светлая - Идти туда,где ты

- Валентина Павловна дома?

- Дома, - отозвалась сама Валентина Павловна, появляясь в холле, и подошла к мужу. – Плохо выглядишь. Все так серьезно?

- Не каждый день выясняешь, что твой собственный сын – кусок дерьма, - мрачно сказал Макаров и зыркнул на Бруновну. Та за годы службы у Макаровых давно успела усвоить, когда лучше ретироваться. И потому через мгновение исчезла с глаз долой.

- Объясни толком, что случилось, – попросила жена, уводя его в гостиную.

Он на ходу расстегивал пуговицы рубашки и тяжело выдыхал. Боль в левом боку накатывала с новой силой, но внимания не обращал. Силился отодвинуть ее на задворки сознания.

- Ну про собрание акционеров «Sky Tower» ты, наверное, не слышала, - говорил он. – Сегодня было. От нас Гриневич ездил. Звонил в обед. Илья… продал свои акции Вениамину Громову и ушел с поста президента.

Макарова тяжело опустилась в кресло. Успешной бизнес-леди из нее никогда бы не вышло, но дурой не была. И понимала, что произошло что-то непоправимое. Для всех.

- Как? Почему? Зачем? – забормотала она.

- А я знаю почему и зачем? – заорал Евгений Степанович. – Он не объяснил! Он вообще ничего не говорил! Не оправдывался! Тупо признал, что предательство и все! Кусок говна – и есть кусок говна! За десять лет не поменялся!

- Жень, он сын наш, - прозвучало жалобно. – Лучше такой, чем никакого.

- Да?! Ты, правда, так считаешь? Нож в моей спине, который не партнер и не друг вогнал, а собственный ребенок, наверное, лучше смотрится?

- Ты сильный, ты справишься, - вздохнула Валентина Павловна. – Может, у него проблемы какие… Давай я позвоню, а?

- Не вздумай даже! – вскинулся Макаров-старший. – Хватит ему сопли подтирать! Он ни с тобой, ни со мной не посчитался! И, поверь, я еще очень нескоро вообще смогу его видеть, не то что простить!

- Тогда Василисе.

Евгений Степанович некоторое время молчал, глядя пристально на жену. И понимал, что никогда-никогда не забыть ему ее лица в тот день, когда она привезла сына в их особняк, едва только вынутого из петли. За это он тоже чувствовал вину.

- Ладно, делай, что считаешь нужным. Но я в этом участвовать не желаю! – махнул он рукой.

Валентина Павловна кивнула и поднялась из кресла.

- Лекарства пил?

- Да Оля какой-то дряни накапала…

***

Он не появлялся двенадцать дней. Не звонил и не приезжал. Алиса не знала, что это значит, если вообще что-то значит.

Он вышел из игры. Выполняет задание. Тянет время. Ушел в загул. Каждый день она придумывала себе новое объяснение его молчания. И его отсутствия.

Оказывается, можно было привыкнуть к тому, что его нет двенадцать лет. Работать, заниматься семьей, устраивать жизнь. И мучиться ожиданием каждый из двенадцати дней, выпивая тонны кофе и меряя шагами комнаты.

Оказывается, можно удивляться, как быстро пролетали дни командировки мужа, и тому, что он снова дома. И скучать каждое мгновение, которое Илья сейчас проводит не с ней. Пусть она и не позволяла себе в этом признаться.

Оказывается, можно легко сорвать с себя кольцо, которое глупо и наивно носила, не снимая ни на минуту, и спрятать его с глаз долой, чтобы никогда не видеть. И не найти в себе смелости взять документы на квартиру в Кузнечном и выставить ее на продажу. Потому что это его – живого, а не его, застывшего в ее памяти.

Отвлекала от сумасшествия только Сонька. Звонила, рассказывала о себе, лопотала на испанском. Она становилась для Алисы глотком свежего воздуха, после которого снова можно было нырять в беспросветную глубину, куда она себя загнала, сорвавшись в Петербург.

И здесь торчала третью неделю, порой днями не выходя на улицу. Воздухом она дышала на балконе, когда выбиралась курить. Таким был и этот день. Прислушиваясь к редким каплям дождя, Алиса медленно выпускала сигаретный дым и, склонив голову на бок, рассматривала, как он рассеивается в сером влажном пространстве.

Из этого влажного пространства, странного переливчато-серого, дождливого цвета выплыл снежно-белый BMW. Припарковался возле ее дома. Дверь распахнулась. И, словно бы во сне или в бреду, из машины вышел Илья. Почему-то именно в этот, двенадцатый день. Поднял глаза к ее окнам – точно знал, где они. Помнил? А наткнулся на ее фигурку на балконе.

Это было сильнее всего.

Одиночество. Почти зримое. Между ними.

Макаров привалился к дверце машины, не в силах отвести взгляда от этого единственного на земле балкона. И в это самое время Алиса посмотрела вниз. Увидела его, медленно отвернулась и исчезла.

Короткие секунды между парадной и ее этажом. Несколько лестничных пролетов. Ее открытая нараспашку дверь. Макаров глубоко вдохнул и вошел внутрь, в темноту прихожей. Щелкнул замком. Включил свет. Разулся.

А потом оказался в гостиной. Стоял и молчал, глядя на нее.

- Ну? – нарушила она его молчание.

Илья включился. Протянул ей папку с документами, которую сжимал в руках. Вторую уже папку, подводившую черту в его жизни.

- Моя головокружительная карьера в фирме собственного отца сегодня окончена, - сообщил он, - здесь договор о продаже акций, находившихся у меня собственности. И копия моего заявления об уходе с поста президента. Акционеры проголосовали за отставку. Доля МакГрупп в «Sky Tower» сегодня тридцать процентов. Вряд ли какому-то сумасшедшему придет в голову мне еще что-нибудь доверить. Так что все. С этим покончено.

- Идет. Что дальше? – это ей удалось произнести без малейшей запинки и глядя прямо ему в глаза, в то время, как внутри что-то оборвалось.

Илья сглотнул, подошел к тумбочке и положил папку на стол. Резко обернулся к Алисе.

- Сваришь мне кофе.

- Сейчас?

- Утром. После ночи в моем доме.

- Запросто!

- Ну, я рад, что тебе просто, - улыбнулся он устало. – Собирайся, времени много. Васька уже ужин приготовила.

- Я ужинала.

Алиса начала шуршать в чемодане, пока не выудила из него футболку и мастерку.

- Не знаешь, от чего отказываешься. Васька хорошо готовит, - сообщил Илья, следя за ее движениями.

- Тебе больше достанется, - ответила Алиса, вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась одетой. – Только, пожалуйста, не надо заставлять меня в следующий раз есть ее стряпню в качестве условия игры.

Он сидел, устроившись на диване, и рассматривал сервант. Тот манил его фотографиями – Алькиными, ее семьи и ее дочери. Будто бы жизнь показывал, которой у него не было.

- А чем тебе не нравятся мои условия? – спросил он, не отвлекаясь от серванта.

- Разве я что-то сказала об антипатиях? Я лишь попросила.

- В ходе игры или просто?

- Есть либо игра, либо ничего. Идем?

- Я скучал по тебе.

Ничего не ответив, Алиса прошла мимо него в прихожую.

Ехали быстро. Рассекая это холодное лето ревом двигателя и голосом Флоренс Уэлч. Знал, что слишком гонит, но так ему казалось, что он обгоняет собственные мысли и собственные сомнения, которые мучили его тяжестью, пытаясь пригвоздить к месту. Даже если там, впереди, ничего не будет, и все, что он делает, окажется зря… права сомневаться Макаров себе не давал.