Стася Андриевская - «Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

К концу недели даже Ленка не выдержала:

– Ты здорова, вообще, Кобыркова? Выглядишь ужасно.

– Да прям! – улыбалась я, ведь это было дневное время, а значит, положено было улыбаться. – На диету просто села. У меня теперь живот совершенно плоский, как у Памелы Андерсон. Ещё немного и девяносто-шестьдесят-девяносто буду.

– Ты совсем что ли? Хочешь сдуть свои сиськи до первого размера?

– Спортивная грудь в моде.

– Ага… Скажи об этом своей ненаглядной Памеле Андерсон… – Помолчала. – Слушай, не в обиду только… Чем от тебя воняет, а? Ужас какой-то… то ли лекарствами какими-то, то ли мочой…

Ленка, конечно, та ещё зараза, прямо скажем – сучка, но за это я её и ценила. За прямоту. Вот и теперь, улыбаясь, проглотила горькую правду и рассказала и об эликсире, и о горохе, и о Толике. Она долго шипела матом и делала вид, что готова блевануть, и наконец, заявила то, что я и без неё прекрасно понимала:

– Валить тебе оттуда надо.

– Угу. Куда только, в деревню? А дальше? Продавцом в сельпо и замуж за местного комбайнёра-алкаша?

– Не вздумай даже в деревню! В городе у бабки какой-нибудь комнату сними.

– У какой бабки?

– Да, блин, у той, которая сдаёт! Не тупи, Кобыркова! Чем сопли лить по своему старпёру, лучше объявления на столбах почитывай. У тебя есть деньги? Ну хоть сколько-то?

– В том-то и дело, что «хоть сколько-то». Но и они все уходят на лекарства бабушке. Правда… – мозг наконец-то очнулся после почти двухнедельного простоя и литья слёз: – Слушай, вот я тупица! У меня ведь есть, что толкнуть на барахолке! Шмотки кое-какие, полусапожки на шпильке. Я их и надевала-то всего пару раз, в Сочи. Жалко, конечно, но… – Вымученно, улыбнулась: – Нафига они мне теперь, правда? – И замолчала, задыхаясь от нахлынувших эмоций.

– Так, не реветь! – приказала Ленка. – Курить будешь?

Я отрицательно мотнула головой.

– Тогда вот, – схватив мою ладонь, она вывалила на неё три подушечки самого ядрёного из всех возможных «Стиморолов», – жуй быстро! Это тебе шоковая терапия, за нытьё! Всё временно, Люд! Вот весна начнётся, и увидишь – сразу жить захочется! Познакомить тебя пока с кем-нибудь? Ну так, чисто зиму переждать, ранки подлатать? И чтобы целка не заросла. – Засмеялась, но совсем не обидно. – Нет, серьёзно! Возле универсама ларёк «Ремонт обуви» видела? Там Ашот с Самвелом работают. Хорошие такие армянчики, мне кажется, отец с сыном… а может дядя с племянником, точно не знаю. Но клеятся так, что мама не горюй! Можно с ними затусить. – Хитро подмигнув, пихнула меня в плечо. – Как раз как мы любим – тебе старпёр, мне вьюноша неопытный…

– Лен, отстань! Даже думать об этом не хочу!

– Ну и зря. Клин, знаешь ли, клином вышибают. Я вот не могу долго без секса, а ждать пока Димон сподобится… – И вдруг, схватила меня за локоть. – Слу-у-ушай, так Барбашина тоже теперь воняет, наверное?

– Не нюхала.

– Да уж наверняка, вы ж там в одной заднице все… То-то Савченко на Анжелку переключился!

– На какую ещё Анжелку?

– Рыжая такая, из технологов. Ну, с пятого курса!

Я неожиданно почувствовала острую, противную жлобу. Усмехнулась, как можно безразличнее:

– Серьёзно что ли? Так у него же ещё во вторник на той неделе Ритка ночевала. Эта, помнишь, брюнетка такая крашеная. С лёгкой атлетики?

– А-а-а, поняла! – кивнула Ленка. – Это что ж получается – понесло нашего Савченко? Вот тебе и тихоня… Только хата освободилась, и сразу во все тяжкие! Даже сорок дней ещё не прошло, говнюк.

– Угу. Самое интересное, что при этом Барбашина-то тоже продолжает к нему бегать!

– Да ладно?! Нафига? Полы мыть и борщ варить?

Рассмеялись. С одной стороны, конечно, мы вели себя как стерво́зины, а с другой – ну это же всё без злобы, просто бабьи сплетни… Всё-таки Ленка классная девчонка, просто я только теперь созрела до её уровня. Когда-нибудь и Наташка до нас дорастёт. И, затаив дыхание, я наконец спросила о том, что давно не давало покоя:

– Лен, ну а вообще, как тебе Савченко? Понравился? Ну… тогда…

Она посмотрела на меня пытливо, словно сомневаясь, стоит ли отвечать, и пожала плечами:

– А ты думаешь, я сильно помню? Мы же пьяные были.

– Ой, хватит, а? Все три раза что ли, пьяные? Поздно уже шифроваться, я давно всё знаю. Кстати, я вот всё думала, но так и не поняла – где вы тусили-то? Каждый раз на даче или у него всё-таки хватило ума номер в гостинице снять?

– Номер в гостинице? Как ты себе это представляешь? Трахнулись на даче, собрались и поехали на новое место, трахнулись там – и снова на новое? Это уже не тянет на случайный секс.

У меня даже улыбочка с лица сползла.

– В смысле? Вы что…

Ленка сначала непонимающе молчала, а потом вдруг рассмеялась:

– Погоди, ты что, думала, мы с ним встречались три раза? Люд, ты чего! Я ж тебе сразу сказала – я не хотела этого, не планировала! Ну не такая уж я сучка, знаешь ли, что б на твоего мужика без спросу прыгать… Забурились на эту дачу, блин, как бы даже не собираясь ничего такого, а там уж само как-то случилось. А он же тогда в первый раз… Чего ему там – раз-два и готов. Я даже не поняла, что к чему, а он, ну пять минут от силы и – опа! – снова готов. А потом снова. А потом у него презики кончились, и всё, Люд! Хоть пьяный, но сознательный, блин… Какие свидания, какая гостиница, о чём ты вообще!

Я молчала. Поверженная поздним пониманием, даже забыла на время о Денисе.

– Люд, – словно извиняясь, шепнула Ленка, – он тоже не хотел, правда! По дури всё вышло. Он меня и по имени-то ни разу правильно не назвал, всё Милочка да Людочка… – Усмехнулась. – Даже обидно, как-то. Ну только не начинай сначала, а? Всё в жизни бывает, слушай. Ну этот, как его… человеческий фактор!

На следующий день я отнесла на рынок ватные штаны Денчика, полусапожки и платье в котором была в новогоднюю ночь. Расставаться с ним было невероятно трудно – я всё ещё очень ярко помнила, как ладони Дениса скользили под короткую пышную юбчонку, гладя мои бёдра, как, потерявший в страстном дурмане самообладание, он едва не вырвал с корнем не желающую расстёгиваться потайную молнию… И даже сделал попытку стянуть с меня застёгнутое платье. А я смеялась тогда взахлёб, потому, что мне было щекотно и хорошо…

Но атмосфера барахолки увлекла, закружила, обнажила реальность. Отрезвила. Кто крутится – тот и живёт, и блюдечек с голубой каёмочкой, как у Ленки, например, на всех точно не хватит. Придётся самой.

Вырученные четыреста пятьдесят тысяч – почти две зарплаты уборщицы. Спрятав деньги во внутренний карман, я пробежалась по торговым рядам, присмотрелась, сколько может стоить куртка из искусственного каракуля и жаккардовый брючный костюм. По ходу разведки спрашивала, не нужен ли продавец на точку – нет, не нужен. Самим бы продержаться…