Стася Андриевская - «Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

– Да причём тут я? Сама поговори!

– Он меня не слушает.

– Пфф… Думаешь меня послушает? Как же! Мы с ним как бы немножко вусмерть разосрались, так что он меня просто пошлёт с ходу и всё.

– А вдруг нет? Надо попробовать! Ты что не понимаешь – это Чечня!

Я пожала плечами. Ну, что такое Чечня – где-то там, что-то там… Когда новости смотришь – тревожно конечно, но когда не смотришь, то вообще по барабану. Я и не смотрела, поэтому и не нервничала.

– Ну, вообще ему за двадцатник уже перевалило, и он сам решает что делать, Наташ. Расслабься. Оно даже, может и к лучшему, что уйдёт. На гражданке у него соблазнов знаешь, сколько? А за эти два года ты как раз дорастёшь. Ты ж, я так понимаю, до сих пор не дала ему?

Она шарахнулась от меня.

– Ты по себе всех судишь, да? Между прочим, с такими, как ты – гуляют, а на таких, как я – женятся! Так что засунь свои советы… – и понеслась прочь.

Я с искренним сочувствием посмотрела ей в след. Смешная, наивная дурочка. Вот уж правду говорят: маленькие детки – маленькие бедки. В армию пацан уходит, подумаешь!

Да если бы она только знала, каково это, когда тебя выкидывают из жизни, как отработку – как одну из сотен других отработок! – а ты без этого человека, может, дышать больше не можешь…

***

На следующий день договорились с Машковой вечерком прогуляться по центру. Вообще, я не хотела, но Ленка настояла, мол, в качестве лекарства – надо! Потусить, развеяться.

– Ты думаешь, мне охота? Да у меня все мысли в соседнем подъезде! Туда баба какая-то незнакомая вчера приходила, вся из себя такая красотка. Вот думаю, не к Димке ли? А его самого никак не могу поймать, сижу у окна как девица красная… Позорище, блин! Чтобы я так из-за мужика?! – Обиженно погрызла ноготь. – Так что, мне тоже надо выбраться. Ну пошли-и-и…

В общем – я собрала волю в кулак и согласилась. Но контрольный созвон в восемь вечера закончился обломом:

– Алло, здравствуйте! А Айшулат Амангалиевну можно? – начала я разговор с условленного шифра.

– А, Кать, привет!

– Ага, привет… Айшулат. – Я хихикнула. – Идём?

– Дела – как сажа бела… – невпопад ответила Ленка. – Грызу гранит аудита, что мне ещё, гулять что ли?

– В смысле… у тебя не получается?

– Угу… Угу… Да, Сергей Викторочич с больничного вышел и требует все хвосты подчистить…

– Не пойму, отец что ли вернулся, Лен?

– Угу… Кстати, Ольге Анатольевне тоже досталось. Знаешь же Сергея Викторовича – его предмет главнее остальных, а для несогласных – наряд вне очереди… Аудит наше всё и никаких гвоздей! Какая уж тут литература… Короче, Ольга Анатольевна рвёт и мечет, а студентам приходится лавировать. Поэтому, я лучше и то, и сё выучу.

– Понятно… Ну ладно, держись там.

– Да, хорошо. Пару – тройку дней и, думаю, разгребусь. А как твой больничный, кстати?

– Сегодня вешаться не собираюсь, Лен, а там посмотрим.

– О, ну отлично. Давай, выздоравливай! Угу… Пока!

Я повесила трубку. Восемнадцать лет девке, в личном зачёте – пять абортов, а как будто семиклашка под домашним арестом. Нормально, да? Вот и думай, что лучше – пьющая мать или неадекватный папаша?

Постояла у телефона-автомата, бесцельно очерчивая монеткой чей-то нацарапанный на стене крик души: «Саня К. – мудак» и, сама от себя не ожидая, набрала вдруг Савченко.

– Алло? – ответил мне женский голос.

Барбашина.

– Алло, – придав голосу томной хрипотцы, протянула я, – Алексея могу услышать?

– А кто его спрашивает?

– Эмм… подруга. А вы кто?

– Конь в пальто!

Я не без злорадства усмехнулась:

– Приятно познакомиться. Так как на счёт Алексея?

Какой-то приглушённое бормотание, похожее на короткую ссору, и до боли знакомый голос раздражённо рявкнул мне в ухо:

– Да! Аллё! Аллё-ё-ё!.. – Длинная-длинная пауза, и вдруг: – Кобыркова, ты что ли?..

И я повесила трубку.

Ну и зачем мне это нужно было? Не знаю. Но стало только хуже.

***

Между тем, в общаге шла партизанская война. Всё-таки не мне одной эликсир показался сомнительной затеей. Аммиачные пары витали по коридорам, проникали в комнаты, пропитывали людей, котов, и, кажется, даже вода из под крана воняла теперь мочой.

Адекватные жильцы возмущались, собирались в коалиции и мелко пакостили обидчикам. А те им. Ну во всяком случае тётя Зина точно подошла к вопросу со всем своим огромным энтузиазмом – выпаривала теперь по две, три кастрюльки одновременно, и сама с утра до ночи ходила с чудотворными компрессами на ногах, втирала урину-чудотворную в жидкие волосёнки на голове. И даже капала её в заварняк, приготавливая чудо-чай.

А однажды я застала её за подливанием «эликсира» на коврики и тряпки у порогов активистов оппозиции. Увидев меня, коварная бабища только подмигнула, видимо считая «своей», и продолжила диверсию. И вообще всю борьбу за права «элексироваров» она взяла на себя и в пылу сражений, кажется, даже не заметила, что собратья по вере потихоньку сматывают удочки. Кишка оказалась тонка малым числом против всей общаги выступать… Не то, что у тёти Зины!

Толик, например, хотя и не убрал ещё с подоконника свою мочу, но уже всерьёз зачитывался газеткой ЗОЖ, там как раз подняли тему чудодейственной силы растительного белка, основным источником которого может служить доступный, по причине дешевизны, горох.

Собственно, и метод предельно простой и от того тоже чудесный – горох утром, днём и вечером, и ничего кроме… Та ещё перспективка для сожительства, а прямо скажем – пугающая, но и это бы ничего, если бы дядя Толя нырнул в эту идею сразу с головой и, как человек увлекающийся, забыл обо всём на свете. Однако он раздумывал, вчитывался, при этом заметно охладев к уринотерапии… и, видимо от скуки, начал выпивать. Пьяный, пока что держался от меня на расстоянии, но я ловила его взгляды, холодела от тем фривольных разговорчиков и, положив под подушку скалку и оставляя включённой настольную лампу, ложилась спать в одежде. А ещё – всерьёз подумывала над тем, чтобы переехать в Разгуляевку. Живут же люди в деревнях, почтальонами всю жизнь работают, и ничего.

По ночам я ревела от тоски и безысходности, а днём как блаженная дурочка улыбалась каждому столбу, загоняя боль так глубоко, что она плавила меня изнутри.

К середине следующей недели новые джинсы висели на мне, лицо осунулось. Даже мои некогда роскошные сиськи теперь печально болтались в осиротевших чашечках лифчика. При этом я продолжала пить противозачаточные, потому, что это было чем-то вроде сделки: если брошу – Денис точно не вернётся.

Да, да, я, как дурочка, придумала себе надежду, что просто неправильно его поняла. Оправдывала его, обвиняя себя во всех грехах – и в блядстве, и во вранье, и в корысти и ещё бог весть в чём. Гадала на любовь по снежинкам, по синицам у кормушки, вздрагивала, видя в каждой чёрной машине джип… И сохла в прямом смысле слова.