Люси Вайн - Что за чертовщина [litres]

Я тяжело вздыхаю. Нет, я так больше не могу.

Всего через минуту они снова появляются в эфире – и уже вовсю друг на друга орут.

– У нас была договоренность! – вопит мама. – Ты лжец! Каким был лжецом, таким и остался!

– Нет, это ты не так все поняла! – кричит в ответ отец. – Тупая ты корова с птичьими мозгами! Нечего винить меня в собственной же глупости! Я сказал, что позвоню киске, а ты попытаешься связаться с другим нашим отпрыском.

– А почему это я должна была с тобою соглашаться? – визгливо возмущается мать. – Мы с тобою оба знаем, что Том не ответит, – вот потому ты и сказал, что я могу тогда позвонить Лайле. Я думала, ты наконец стал здраво мыслить и научился думать в первую очередь о других. Но ты же никогда не изменишься, навозная ты обезьяна!

Я уже не уверена, что они вообще помнят о моем присутствии на связи, и я уже подумываю просто повесить трубку и оставить их ругаться дальше. Однако внезапно во мне верх берет любопытство.

– Эй, алё! – кричу я, и оба моментально умолкают. – То есть вы передумали уже сходиться?

Повисает оглушительная тишина.

Наконец подает голос отец, причем уже намного тише:

– С чего ты так говоришь, Делайла? Разумеется, не передумали. Мы любим друг друга. И всегда друг друга любили.

– Это чистая правда, Лайла, – присоединяется мама, уже с совершенно счастливым голосом. – Видишь ли, милая, мы сейчас проясним между собой кое-какие проблемы, а потом будем жить в гармонии и согласии всю оставшуюся жизнь.

Я испускаю короткий ехидный смешок:

– Не выйдет.

И тут я понимаю, что полностью готова послать их обоих куда подальше. Давно уже пора.

– Я безумно рада, что вы возвращаетесь друг к другу, – говорю я, никакой, конечно, радости при этом не испытывая. – Я очень счастлива за вас, но только вот не надо обольщаться, что это прекратит все ваши ссоры и пререкания. Вы так и будете все время терзать друг друга.

– А с чего бы нам прекращать ссориться и пререкаться? – с искренним недоумением спрашивает мать. – Это лучшее, что у нас есть, Лайла. Это означает, что мы по-прежнему пылаем друг к другу любовью и страстью.

Отец бурно с ней соглашается.

– Ты, очевидно, не понимаешь, Делайла, как устроены человеческие отношения. Наверное, ты слишком молода еще и не могла наблюдать, сколько людей, имеющих любовные отношения, с годами делаются друг к другу безразличны. Это ужасное безразличие убивает любовь, и пары расходятся. У нас столько друзей, долгие годы проживших вместе в браке, друг с другом толком и не разговаривают. Просто сидят себе дома по разным креслам, все больше погрязая в своей обыденной скукотище. Спят в разных постелях, в разных комнатах, почти что не общаясь, почти даже не глядя друг на друга. И в конце концов, спустя какое-то время уже не способны один в другом видеть личность. Там даже нет никакой ненависти – это было бы хоть какое-то да чувство! – там просто полнейшее равнодушие. Им нечего сказать друг другу, нечем поинтересоваться. И тем не менее они все равно остаются вместе. И это так печально, тебе не кажется?

Я на секунду задумываюсь.

– Но я как-то не очень уверена, что ваш вариант лучше, – осторожно говорю я.

Еще мгновение оба молчат, потом папа тихо говорит:

– Но мы этим счастливы, Делайла. Нам это необходимо.

Я лишь киваю. Все ясно. Если честно, я и сама это отлично понимаю. Они сами обожают скандалить, получают огромное удовольствие от этого процесса. Крики и ругань друг на друга делают их счастливыми. Точнее, и несчастными, и счастливыми одновременно.

Вот только я больше не желаю быть в центре их разборок.

– Прекрасно, мама! Прекрасно, папа! – с подъемом начинаю я, чувствуя, как во мне уже выстраивается пламенная речь. – Я искренне рада, что вы снова будете вместе, и желаю вам много безоблачных лет, полных воплей и истерик. Но вот какое дело: вам придется перестать втягивать меня в центр ваших склок. Это вообще очень нечестно. Я ваша дочь, и люблю я вас обоих. И мне невыносимо слышать, как вы день и ночь поносите друг друга. Занимайтесь этим между собой на здоровье, если вам это так необходимо. Но меня при этом быть не должно. Мне это очень неприятно – как вы сами этого не понимаете? Меня это огорчает и тревожит, и я не могу больше терпеть это в своей жизни. Я не позволю больше так со мною обращаться. Сейчас я чувствую себя счастливым человеком, и это замечательное состояние вы мне больше не порушите. Как думаете, почему Том не отвечает на ваши звонки? Он просто не хочет иметь с этим дело. Точнее, с вами обоими, которые так ужасно друг с другом себя ведут. – И, медленно выдохнув, я продолжаю: – Послушайте, я хочу, чтобы вы знали: я вас прекрасно понимаю и знаю, что это нелегко. Я понимаю, что вы живые люди и что все мы не безупречны. Но в то же время мне необходимо, чтобы вы все-таки оставались моими родителями, хоть в какой-то мере. Так что, пожалуйста, не звоните и не пишите мне больше со своими жалобами друг на друга. Оставьте все это своему психотерапевту.

Оба ошеломленно молчат, совершенно не привычные, чтобы я что-то для себя отстаивала. Честно говоря, я и сама-то к этому не привыкла. Я еще ни разу не отчитывала собственных родителей. Никогда ничего подобного им не говорила. Я долгие годы просто молча выслушивала их эгоистичные дрязги, тихо мирясь с этим, как идиотка. Но теперь я сыта по горло. Всё, хватит! Знакомьтесь с новой Лайлой!

– Хорошо, киска, – тихо отвечает отец. – Мы тебя поняли. Прости, пожалуйста. Мне и в голову не приходило, что на тебя так действуют наши заморочки. Даже не думал, извини, мне очень жаль.

– Мне даже еще больше жаль, нежели ему! – вдруг вскидывается мама, но тут же себя останавливает. – Нет, прости, не обращай внимания. Мы тебя очень-очень любим, Лайла, и ты права: это ужасно нечестно, что мы так с тобой себя вели. Но теперь между нами по-любому все будет замечательно, так что нам уже не придется больше плакаться тебе. – Тут мама усмехается, сама же понимая, как это далеко от истины. – Но в любом случае я обещаю, что с этого момента мы будем придерживаться обычных родительских тем: о жизни, о работе, о погоде. Ты нас прощаешь?

Я с облегчением смеюсь, чувствуя в себе новые силы и возможности.

– Ну, разумеется. Только вот еще что, пап, пока мы не распрощались. Перестань так обращаться ко мне по телефону. В самом деле очень раздражает. К этой твоей «киске» из песни обращаются уж слишком снисходительно. И не мог бы ты называть меня просто Лайлой? Потому что сам знаешь, Делайла у Тома Джонса – это загулявшая женщина, которую зарезал ножом бывший любовник. Верно? Ты же сам сколько раз слышал эту песню. Вообще, очень странный выбор – дать такое имя своей дочери.

Мама от души смеется, а папа недовольно хмыкает.