Эва Коэн - Под запретом

– К-какой развод? Что ты несешь? – сдавливаю кожу, отчего Соня взвизгивает и отшатывается в сторону.

– С ума сошел?! Призраков ищешь? Сходи прогуляйся, авось наконец-то увидишь, что так желаешь, – заливисто начинает смеяться, меняясь в лице, становясь зловещей, непохожей на себя.

Вдоль позвоночника скатываются липкие холодные капельки пота, когда я подхожу к мобильной медицинской палатке, где лежит Яна. Откуда я знаю, как зовут эту девушку? Почему в моей памяти всплывает её образ отличный от существующего?

В кармане начинает неистово печь, будто туда раскаленный металл заливают. Сую ладонь внутрь, потрясенно вынимая обратно.

– Быть такого не может, – проговариваю вслух сухими потрескавшимися губами. – Как?! – быстрым шагом захожу в палатку, направляясь к ней. – Твое кольцо, – протягиваю ей, сжимая кончиками пальцев. Девушка сидит на кушетке, смотря на меня через длинные полуопущенные ресницы.

– Не моё, – отрицательно качает головой, улыбаясь.

– Оно было у тебя, – настойчиво протягиваю золотой ободок. Не берет. – Хорошо, чьё оно?

– Твоё, – дотрагивается до моей ладони, притягивая к себе ближе. – Перестань меня искать в своих снах, – на глаза наворачиваются слезы, осознавая, что ничего реального здесь нет. Вымышленный воссозданный мной мир.

Для таких случаев, чтобы различать, где заканчивается реальность, и наступает несуществующий мир, в котором я наиболее уязвлен, на запястье правой руки я навязал зеленую толстую нить. Её нет – значит я сплю. Мои сны стали для меня кошмарами, в которых я еще способен надеяться, визуализируя свою без вести пропавшую жену.

– Тело не нашли, – смахиваю ладонями горячие струйки с щёк, чтобы в следующий миг зарыться в шелковистые темные волосы своей жены. – Любима-а-я, – рычу, прижимая к себе сильнее, чтобы она не смела развеяться подобно дымке моих воспоминаний, что прошивают мое тело невидимыми холодными нитями, болезненно перенося уже в другую нереальность моего подсознания. На следующий круг моего личного ада.

В глаза режет яркая световая вспышка. Варлан двигает фонариком из стороны в сторону, матерясь, говоря Всевышнему спасибо, снова матерясь:

– Идиот, а если бы ты сдох сейчас?! Двойная доза синтетики, – отшвыривает меня обратно на кровать. – Обдолбыш! В этот раз я тебя защищать не буду – ты вернешься домой, будешь горбиться в приемном отделении районной больницы, – синхронно вздрагиваем.

– Пошел ты, Варлан, – ухмыляюсь, хлопая по кнопке будильника на прикроватной тумбочке, синхронизируя свои действия с ментальной оболочкой. – Ну, привет, – говорю сам себе, дернув уголками губ вверх, по привычке проводя ладонью по идеально ровной простыне рядом с собой, фокусируясь на подвесной люстре, подвешенной к пожелтевшему потолку.

Неужели любовь настолько ослепляет, застилая

перед глазами все негативное, увеличивая свой зум

на крохах положительного, несущественного для

общего восприятия?

© Морозова Маргарита

– Доброе утро, мама, – резко подбираюсь, кладя ладони на колени. Взгляд поднять не решаюсь, чтобы не выдать себя, чем я занималась за общим компьютером, на первом этаже. Поправочка – отныне за единственным компьютером, который является окном во всемирную паутину всемогущего интернет-проводника в греховную жизнь любой девятнадцатилетней юной девушки.

– Хм, давно сидишь? – напряженно всматривается в потухший экран монитора, встав сзади меня.

– Минут десять, – лихорадочно блуждаю глазами по поверхности стола, вспоминая на какую именно вкладку кликнула, скрывая переписку на сайте знакомств с весьма милым парнем, по имени Александр.

– Мы включаем компьютер по самому необходимому, – её пальцы дотрагиваются до кнопки включения. Нажимает. Чувствую кожей, что она изучает содержимое сообщения, набранное Анюте. Нехило потряхивает от нервняка. – Как ты можешь общаться с ней после всего? – задушевно охает, выключая не только монитор, но и принудительно завершая работу всего компьютера.

– Аня не виновата, что не смогла переступить через себя, – закусив нижнюю губу, с силой зажмуриваю глаза. Ведь, не хотела вскрывать зарубцевавшуюся рану, но как всегда отразила-то, что могла бы замолчать.

– А может ты и его защищаешь?! Может тоже думаешь, что он правильно поступил так с нами?! – разворачивает кресло вместо со мной, нависая сверху. – Открой глаза и скажи мне, что не винишь меня во всем этом.

Сглотнув нервный сгусток вязкой слюны, проталкиваю его через гортань, чтобы обрести возможность совершить языковыми мышцами такие уже привычные движения, как проговорить вымученные слова поддержки, пусть, сильно преувеличенные по отношению к ней. Истинная правда её будет медленно убивать дальше, пока она не поймет, что не живёт уже больше года, а существует, выполняя рутинные механические действия изо дня в день. Сколько продлится ее агония из-за ухода моего отца к любовнице? Сможет ли она отпустить и не проклинать каждый прожитый год с мужчиной, что растила с ним общую дочь, имела планы на далёкое совместное будущее, жила перспективами и верой в их любовь? Время не вылечило мою маму – оно усугубило шаткость положения домохозяйки, почти с двадцатилетним стажем заботой о доме и обо мне. Как оказалась, прожить два десятка лет с человеком ничего не значит. Быстро собранный чемодан с вещами и пара отборных матерных слов в сторону ещё законной супруги тому пример.

И как тут сказать правду? Никак.

– Мамочка, ну, ты такая у меня красавица, – начинаю издалека, чтобы обойти все острые возможные углы в своих словах, что могут больно ранить. – Я люблю тебя и никогда-никогда не брошу, – вот, это было лишнее. – Эм, то есть… Помнишь своих подружек? Тетя Алла так хотела позвать тебя в клуб, но ты отказала ей дважды, – выпаливаю с жаром, тараторя, как заведённый механизм проигрывателя. Дышу через раз, пальцами впиваясь в подлокотники, напряженно всматриваясь в небесно-голубые глаза, такие же как у меня.

– Скажешь тоже, – фыркает, физически освобождая меня от своего психологического гнета. Кислород усиленно начинает поступать в лёгкие, перезагружая организм на новый лад, блокируя внутренние эндокринные железы, чтобы те перестали производить чрезмерное количество норадреналина и кортизола, провоцируя тем самым мою парасимпатическую нервную систему. – Предыдущий поход закончился, не успев начаться, – невольно бросает свой взгляд на лодыжку. Я делаю тоже самое.

Очередная порция кислорода застревает в бронхах, не раскрывая до нужного объема лёгкие.

Щеки вспыхивают алым румянцем, при детализации своих же собственных воспоминаний – этот человек занимался сексом с медсестрой, когда я искала кого-нибудь, кто сможет оказать маме медицинскую помощь, и меня застукали на месте, обличив практически сразу. Только он не сказал ни слова. Он продолжал грубо вколачиваться в тело девушки, не стесняясь, будто ему плевать о морали и этических нормах. Сцепливаю челюсти, отрицательно качая головой. Я и так позволила себе много – например, прочитать десяток книг на медицинские тематики, чтобы погрузиться в мир человека, что живет в моем подсознании. Рома живет в моих снах. Стону в голос, прогоняя мысленный взор, что проносится перед моими глазами. Промаргиваюсь много раз.