Эва Коэн - Под запретом

– Мам, я опаздываю на учебу, – бросаю тревожный взгляд на телефон, измученно скрещивая свои эмоции, чтобы она не смогла их неправильно истолковать и не стала докапываться дальше. – Тёте Алле все-таки набери. Вы, лучшие подруги, – пока мама не ничего не нашлась мне сказать, быстро подрываюсь на ноги, сходу влетая в пальто и надевая ботинки на высоком толстом каблуке.

– Не пользуйся такси, – выставляет палец вперед. – Сейчас каждая копеечка на счету, а мне еще за электричество нужно будет заплатить, – поднимает лейку с пола, направляясь с ней на кухню, чтобы уже оттуда выкрикнуть свою напутственную фразу на целый учебный день: – отцу не звони – не клянчи денег! Пусть на свою шмару тратит!

– И тебе хорошего дня, мам, – говорю шепотом, уже наполовину переступив порог дома.

Эта осень выдалась на редкость холодной. Дважды поскользнувшись и легонечко ругнувшись про себя, посматриваю по сторонам, чтобы ненароком не попасть под чью-нибудь машину.

Сажусь на скамью, укутавшись по самую переносицу в теплый шарф, крупной вязки. Смотрю, как мимо меня в разные стороны проносятся автомобили, акцентируя свое внимание на их цвет, модели, мелькающие комбинации номерных знаков. Делаю это для того, чтобы скоротать последние пять минут своего нахождения здесь, но быстро надоедает. Тяжело вздохнув, прикрываю глаза.

Не проходит и минуты, как около меня притормаживает машина. Я узнаю её из тысячи подобных, потому что лично выбирала эту красавицу в автосалоне, назвав «космическим кораблем» для нашей семьи из троих пассажиров на борту. Все, тогда смеялись, казались счастливыми, но всё это уже в прошлом, посыпанное пеплом из наших надежд и верой в несбыточное.

– Дочка, запрыгивай быстрее – я тороплюсь на встречу, – папа открывает мне дверь, приглашая занять пассажирское место рядом с собой. – Опаздываю жутко к этим японцам. Все из себя такие важные, – крутит растопыренными пальцами в воздухе, кривя губы в ухмылке.

– Привет, – присаживаюсь, хлопая дверью. Забрасываю сумку на заднее сиденье, замечая на нем огромную коробку, перевязанную бантом. Решаю подождать с вопросами и громким девичьим визжанием – пусть, сам подарит как полагается. Улыбаюсь широко. Глаза горят от нетерпения пощупать, что же мне такого мог подарить папа на мой день рождение, имея такие размеры. – Как дела? – отрываюсь от созерцания блестящей обертки в сердечках и розового банта.

– Нормально, – пожимает плечами, набирая что-то на телефоне. А потом и вовсе всю поездку до института висит на звонках, попутно отвечая своим партнерам по бизнесу на вопросы по предстоящей конференции с теми же японцами.

– Там, – киваю себе за спину. – Что это? – затормозив на светофоре, отец сбрасывает поступающий вызов. Прослеживает взгляд.

– Крис, дочке моей… Хм. Ну, кукляха там со шмотьем, – отмахивается, а потом резко оборачивается и смотрит на мое искаженное слезами лицом. – Блядь! Рита! – открываю дверь, чтобы в следующий миг сорваться на бег, невзирая на высоту каблуков. – Ну, дочка! Блядь! – он не стал меня догонять, лишь дал по газам, скрываясь за поворотом.

Не замечая ничего вокруг, слепо бреду ко входу здания через пешеходный переход. Внутри наступило такое опустошение, будто внутренности звенят, отдаваясь болезненными вибрациями по всему организму, сжимая сердечную мышцу чем-то стальным и удушающе жгучим.

– Девушка! – кто-то кричит мне в спину, желая затормозить мои движения, но как оказалось – было уже бесполезно и неминуемо.

Падение. Яркая вспышка боли. И мое отчаянное желание вмиг исчезнуть, провалившись сквозь землю. Последнее о чем я подумала, как потерять сознание – меня точно отвезут в приемное отделение районной больницы, где мои ночные кошмары, возможно, обретут человеческий образ, концентрируясь в одном сосуде, подобно злобному Джину.

Если бы это было возможно – я бы забрала

всю непомерную ношу предательства и боли,

что обрушились на её хрупкие плечи в один миг,

вдохнув в неё новую жизнь полной красок.

© Морозова Маргарита

Пары аммиака проникают через обонятельные рецепторы, оседая на слизистой носоглотки. Я знаю, что такое нашатырный спирт – использовала его для чистки ювелирных украшений недавно. Вычитала в интернете про такой способ, чтобы не обращаться к специалисту – опять же экономя немногочисленные деньги, которые у нас и так просачиваются, как вода сквозь пальцы. Тогда чуть не потеряла сознание от интоксикации, благо мама учуяла с порога специфический запах и прибежала ко мне на выручку. Оказывается, нужно было разбавить водой и одеть аспиратор для таких работ в домашних условиях.

– Спящая красавица, просыпайся, – надменный женский голос звучит грубо и непривычно для моего восприятия. В моем окружении все со мной разговаривают иначе, по-доброму. Удостоверившись, что я пришла в сознание – удовлетворенно хмыкает, выкидывая в урну смоченный раствором ватный шарик.

– Почему вы так грубы? – прикладываю все силы для того, чтобы занять сидячее положение. Как только это получается, в затылке, что-то взрывается, начинает пульсировать, отдаваясь простреливающей болью по всем участкам головы, затрагивая шейные позвонки. Вскрикиваю, возвращаясь в прежнее положение. – Мне больно, помогите… – тучная женщина, в белом халате, не торопится ко мне на помощь, продолжая делать записи, а потом и вовсе складывает руки на груди, смотря на дверь.

– Я, санитарка, – деловито начинает она. – У нас сплошные увольнения – никто за гроши работать не хочет. Молодые специалисты уходят в коммерцию, чем здесь зады старикам подтирать. Оно и понятно, – тяжело вздыхает. – Молодежи нужно ипотеку платить, подгузники детям покупать, кушать вкусно и гулять весело. А здесь невесело, здесь на кусок хлеба с икрой, вряд ли заработаешь, чтобы ложками лопать да, и квартиру не купишь, чтобы не делить жилплощадь с родителями и другими родственниками, – схватившись за голову, отворачиваюсь к стене, с силой сжимая виски, в надежде компенсировать болевые ощущения, прижав пульсирующие точки. – Не помрешь, – разряжает своим смехом пространство помещения, усиливая его еще долгие секунды эхом. – Ромашка освободится – распишется в нужном месте да, и отправим тебя домой, в белоснежный замок с розовыми рюшами, чтоб людей не калечила своими витания в облаках.

– Я никогда-ничего-никому плохого не сделала, – говорю нарочито громко. – Ай! Голова! – перехожу на утробное мычание сквозь сцепленные зубы.

– Водитель машины, который чудом тебя не сбил, когда ты переходила на красный свет светофора, сейчас на операционном столе. Подушка безопасности сработала на ура, но ему от этого не лучше – итог: единственный хирург, на весь наш небольшой округ, оперирует в поте лица, имея в напарниках лишь медсестру. – Вот, наша звездочка пожаловала, – интонация её голоса меняется на приторно-льстивый. – Ромочка, то есть Роман Борисович.