Элиз Вюрм - Сёганай

Она поняла его.

– Вы мне нравитесь, знайте это, помните об этом всегда…

– Но вы несвободны!?

Он улыбнулся, больно, с благодарной тоской.

Элизабет смутилась, оказалось, что тоска бывает такой… святой.

– Я не свободна не так, как вы думаете, не от Гермеса даже, я не свободна сама от себя, от своего духа – мой дух любит этого человека. Мой дух свободен только с ним (счастлив, и потому свободен)!

Жан выдохнул дым сигареты.

– Странно вы говорите… сложным языком, но я понимаю, я понимаю вас, а через вас, я понимаю себя.

– И что вы понимаете, Жан?

– Дух не прощает – никому, ничего, а душа прощает всем всё!

Он посмотрел на неё с глубокой симпатией.

– Когда я увидел вас впервые, вы сами того не зная, воззвали к моей душе. Вот, в чём ваша сила; вы привели меня к Богу, – как хороший священник, обратно, к Богу, ни смотря на все мои разочарования, к Свету!

Перед поездкой на стрельбище, Элизабет и Жан заехали в кафе.

Жан снял шубу и оставил её в машине.

– Мне часто говорят, что я выгляжу в ней… дико! – Весело сказал он, Элизабет.

– Учитывая то, какие холодные зимы в Сен-Шарле…

Лукавая нота в её голосе.

– Это не их собачье дело!

Жан-Юг Гара захохотал.

Они вошли в кафе.

– Что вы желаете, Лизетт? Попить, поесть…

Элизабет посмотрела на Жана.

– Бокал шампанского.

Странно он посмотрел на неё.

– Вы тоже?..

– Что?

– Словно умираете перед первым выстрелом.

Ей захотелось закурить, ей захотелось сказать ему:

– Я постарела, Жан… уже не перед первым.

Мужчина, напоминающий ей Лино, посмотрел на неё с нежностью.

– Как я люблю вас… за правду, за истину!

Элизабет мрачно усмехнулась.

– Я истекаю кровью, вы видите?

Он был одет в чёрное, джинсы, куртка, сорочка, а на груди – крестик.

– Вы верите в Бога?

– Верю.

Ей показалось, что Жан не договорил.

– И как они, ваши отношения с Ним?

Элизабет закурила «Gitanes».

– Любовь к Богу похожа на любовь к женщине – от душевных метаний, ты не станешь любить её меньше.

Она выдохнула дым гадкой, крепкой сигареты.

– От кого вы мечетесь, и к кому?

Он взял свой бокал с шампанским, отпил.

– Я люблю жизнь, Лизетт, и я ненавижу её! Ненавижу за то, что она отняла у меня!

– Это похоже на любовь к недостойному человеку…

Элизабет тоже взяла свой бокал с шампанским, и отпила.

– Козёл, но ты его любишь!

Жан рассмеялся.

Она накрыла его руку своей рукой.

– Люби, ненавидь, но живи, иначе мне вновь будет больно!

Элизабет смятенно добавила:

– «Вновь» – это значит «заново», «как в первый раз»…

– И ты боишься? – Тихо спросил Жан.

– Я в ужасе!

– Я давно хочу вам признаться, или довериться… Я – псих, ненормальный!

Она рассмеялась.

– Почему? Что случилось?!

– Любовь к женщине…

– «Любовь»? О, она всех делает безумцами…

Он посмотрел на неё с надеждой, капитан Гара.

– Вы тоже? Безумны…

– Я?

Элизабет посмотрела на бокал с шампанским в своей руке – грубоватое дешёвое стекло и золотой напиток…

– Вы сказали мне «я люблю жизнь»… Я тоже, Жан, я тоже люблю жизнь! Когда ты любишь жизнь, ты живёшь, ни смотря, ни на что, живёшь – трагедий много, а жизнь одна!

– Знакомьтесь, оружие пехотного снайпера (марксмана) – СВД (снайперская винтовка Драгунова)!

Оружие было матово-чёрным, только под оптическим прицелом, с правой стороны, краска вытерлась почти до металла.

– И каково это? – Задумчиво спросила Элизабет, Жана. – Обладать чем-то страшным?

– Так же как и обладать чем-то прекрасным… испытание!

Она удивилась.

– «Испытание»?

– Да, – Весело сказал он. – Властью!

Элизабет задумчиво усмехнулась, ей понравился его ответ.

На стрельбище было очень холодно – Жан снял шубу, и укутал её.

– Вам тепло?

Он улыбнулся, посмотрел с нежностью.

– Да!

Она заглянула ему в глаза.

– Давай больше не будем встречаться наедине?

Его глаза потемнели, он расстроенно спросил:

– Ты меня боишься?!

Элизабет посмотрела на него очень ласково.

– Боюсь, что… я боюсь себя!

Он расхохотался, громко, весело, с надрывом.

У неё внутри всё перевернулось от этого смеха, ей захотелось оправдаться:

– Я же живая… Я живой человек!

Жан посмотрел на неё, странно, посмотрел.

– Один человек рассказывал мне, что встречается с некой женщиной, чтобы просто подержаться за ручки, прижаться к ней, вдохнуть аромат её парфюма… Идиот, подумал я, держаться за руки… Я бы лучше с ней трахался…

Пауза.

– Это я идиот, а не он, я не понял, что он мне сказал, я ничего не понял!

Усмешка, страшная усмешка.

– Я искал это всю жизнь, с юности, думал, что ищу любовь, жажду, любви, а я искал эмоциональную близость… этот человек говорил мне об эмоциональной близости!

Когда Элизабет пришла домой, её встретил Рик.

– Привет! – Ласково сказала ему, она. – Где твой отец?

– Привет!

Он улыбнулся с теплом в глазах.

– В зимнем саду. Переживает!

– «Переживает»? – Удивилась она. – Из-за чего?

– Из-за тебя…

Улыбка Рика стала лукавой.

– Он приехал домой, а тебя нет…

Элизабет почувствовала досаду на себя.

– Я забыла ему сказать!..

Странно юноша посмотрел на неё, тоскливо.

– Поэтому и переживает, Элизабет!

Лино сидел в кресле, одетый в свои любимые голубые джинсы «Balmain» и белую сорочку.

– Привет! – Сказала ему, Элизабет.

– Привет!

Он посмотрел на неё то ли, сердито, то ли, грустно.

– Почему ты не позвонила мне, и не предупредила меня, что едешь с Жаном на стрельбище?

– Я забыла…

Она вновь почувствовала досаду на себя, разозлилась, сама на себя.

– Прости меня!

– «Забыла»?! – Резко сказал Лино. – Как ты могла забыть обо мне, Элизабет!

– Я не забыла о тебе! Я никогда о тебе не забываю!

Он нервно раздавил сигару в пепельнице.

– Я запрещаю тебе встречаться с ним наедине!

Элизабет вспомнила «Давай больше не будем встречаться наедине?».

Её поразило то, как Лино всё чувствует… чувствует её!

– Хорошо. – Примирительно сказала ему, она, не желая обострять конфликт. – Пожалуйста, прости меня!

Он посмотрел на неё – ей в глаза.

– Почему? Почему ты поехала с ним?! Чего я тебе не додаю?!

Боль в его глазах, и тоска.

Элизабет почувствовала такой гнев на себя, что ей захотелось себя ударить.

Она вспомнила тоску в глазах умершего Джейка, в глазах Жана, Рика, Лино, она подумала, – Я что, монстр?!

– Мне это было нужно!

– Что именно?!

Элизабет ответила ему не сразу, вытащила из себя:

– Я боюсь. Счастье моё, я до безумия боюсь надоесть тебе со своим горем, со всеми этими чувствами, которые разрывают меня изнутри!

Она вдруг вспомнила «Однажды человек по фамилии Флиткрафт ушёл на обед из своей маклерской конторы в Такоме и более туда не возвращался. Не пришел он, и играть в гольф в четыре часа дня, куда сам же пригласил знакомого за полчаса до своего ухода на обед. Жена и дети больше никогда его не видели… Он исчез, как исчезает кулак, когда разжимаешь пальцы… Случилось это в 1922 году. В 1927 я работал в крупном детективном агентстве в Сиэтле. Приходит к нам миссис Флиткрафт и говорит, что в Спокане видели человека, похожего на её мужа. Я поехал туда. Это действительно оказался Флиткрафт. Он уже два года жил в Спокане под именем Чарлза Пирса. Торговал автомобилями, что приносило ему от двадцати до двадцати пяти тысяч долларов в год, имел жену, сына-малыша, дом в пригороде Спокана и в теплое время после четырех часов дня любил играть в гольф… Чувства вины Флиткрафт не испытывал. Он оставил свою первую семью хорошо обеспеченной, собственное же поведение казалось ему вполне оправданным… В тот день по дороге на обед он проходил мимо стройки. Неподалеку от него на тротуар грохнулась балка, сорвавшаяся с восьмого или девятого этажа. Балка его не задела, правда, осколком выбитого асфальта ему оцарапало лицо. Просто кожу содрало, но шрам всё-таки остался. Когда он рассказывал об этом, то любовно потирал его пальцем. Хотя он, по собственному признанию, до смерти испугался, главным всё же было потрясение, а не испуг. Он испытывал такое чувство, будто кто-то сорвал покров с жизни и показал ему её устройство. Флиткрафт был достойным гражданином, хорошим мужем и заботливым отцом не по принуждению, а из внутренней потребности жить в согласии с окружающим миром. Его так воспитали. Такими были люди вокруг него. Та жизнь, которую он знал, была ясной, упорядоченной, здравой и ответственной. Падение балки показало ему, что на самом деле жизнь совсем не такова. Его, достойного гражданина, мужа, отца, могло смахнуть с лица земли между конторой и рестораном случайно сорвавшейся балкой…».