Стелла Фракта - Дикий и неистовый. У тебя было слишком много свободы

Только теперь на правой потолочной ручке – так, что моя конечность была задрана вверх, крест-накрест с моим развернутым в противоположную сторону телом.

– Сука! – вырвалось у меня, и никто из нас так и не понял, было ли это обращено к незнакомке или в пустоту.

Она, абсолютно не смущаясь моего дикого вида, взяла меня за подбородок, фиксируя свободную руку уже привычным захватом запястья, заставляя смотреть прямо на нее через плечо. Я пытался высвободиться, но ничего не вышло – ее холодные пальцы, обжигающие кожу, держали крепко и бескомпромиссно.

Ее лицо было слишком близко, и я не решался даже облизать пересохшие губы.

Просторный салон автомобиля вдруг стал тесным и душным.

– Как тебя зовут? – потребовала она ответ.

– Лео, – солгал я.

Женщина фыркнула.

– Не ври!

Я опешил, хлопая глазами. Она не может знать – она же…

– Ну, говори!

– Да какая разница?!

– Тебя зовут не Лео. Тогда как тебя зовут?

– Виктор, – отозвался я после паузы.

Какой смысл скрывать?.. Однако незнакомка не отпустила мой подбородок, как я ожидал – она продолжала смотреть на меня тем странным взглядом.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, – закатил я глаза.

– Не ври, – уже спокойнее возразила она, а я дернулся, с подозрением отшатнувшись, удерживаемый только ее цепкими пальцами, впившимися во впалые щеки.

Она с тем же успехом на любую мою фразу может обвинить меня во лжи – она не может знать обо мне ничего!..

– Хорошо, четырнадцать, – я с шумом выпустил воздух через нос.

– Где ты живешь?

– В ночлежке на Бауэри, – вновь сказал я неправду, но с таким видом, что любой бы поверил мне.

Она, почему-то, лишь покачала головой, немного ослабив руку, но продолжала касаться моего лица.

– Где твои родители?

– Я уже взрослый, мне не нужны родители!

– Все понятно, – пробормотала она.

– Что понятно?! – рассвирепел я внезапно. – Не смейте осуждать меня, вы, мелочные и слепые людишки, вы ничего не знаете обо мне! Все ей понятно!

– Тише…

– Да кто ты вообще такая, чтобы удерживать меня?! Кто ты, чтобы вот так ловить меня – как бездомную собаку, с браслетами, насильно! Что ты о себе возомнила – сука тупая! Или ты решила поиграть в благотворительность? Засунь себе в вагину свою жалость!

Как только ее ладонь на моем правом запястье ослабла – от неожиданности моей тирады, полагаю, – я тут же вновь распахнул дверцу, уже почти ничего не соображая, искренне веря в то, что чем сильнее я рвану, тем вероятнее будет сломать потолочную ручку.

Я рисковал сломать себе руку (если уже не сделал это), и безуспешно дергаясь и выбираясь из машины, я почувствовал, как эта чертова женщина затаскивает меня обратно.

Уже отстегнув наручники каким-то неведомым образом. С трудом, но затаскивает.

Я поцарапал себе щеку о сверкающие кольца на безымянном пальце, я укусил ее за запястье, оказавшееся у моего рта, и только потом осознал это… и еще я орал что-то невнятное и бессмысленное, и она пыталась заткнуть меня, весом своего тела придавливая к сиденью.

Она не произнесла ни слова, она ждала, пока меня перестанет так нещадно трясти, и только после того, как я обессиленно обмяк под ней, лежа ничком, носом в диван, незнакомка обратилась ко мне, по-прежнему будоража нервы теплым дыханием, щекочущим шею.

– Отстаиваешь свою свободу? Говоришь, я не имею права тебя удерживать? У тебя было слишком много свободы – и как ты ей воспользовался? Ты доволен?

Я злобно пыхтел, но ничего не произнес вслух.

– Ответь мне, Виктор, доволен ли ты своей свободой?

Что за вопрос такой? Я не выбирал свободу.

Все сложилось так само: сначала приют, потом побег (уж лучше бежать, чем терпеть издевательства), потом улица – я уже три года так живу! Какой был у меня выбор?

В тот момент я всячески старался сделать вид, что ее вопрос ничуть не потревожил меня, но в глубине души поселилось беспокойство – а что, если она права?

– Уж лучше так, чем быть рабом системы и жить в розовых очках в обществе потребителей! – пробурчал я в сиденье.

– Ты это про меня что ли?

Мне показалось, или она рассмеялась? Она точно больная на голову.

Словно спохватившись, она приподнялась на руках, высвобождая меня из-под себя, присев рядом. Я осторожно повернулся и принял вертикальное положение, с опаской поглядывая на висящие на потолочной ручке браслеты.

– Зачем вам все это? – наконец, хрипло спросил я.

– Я уже говорила – я хочу тебе помочь.

– Какой от этого прок? Вы поможете мне, если просто отпустите и больше никогда не станете меня преследовать.

– Мне это не подойдет.

Я не мог вспомнить, сколько времени прошло с того момента, как она погналась за мной на вокзале, но ее красивое лицо будто стало знакомым – как же все-таки занятно устроен наш мозг.

Меня вдруг осенило.

– Я понял, – мои губы скривились в ухмылке. – Вы хотите отработать свое чувство вины на мне! Мне , – я выделил это слово специально, чтобы передразнить ее уверенный тон, – это не подойдет.

– Все не так просто.

– Да проще некуда, – парировал я, отнюдь не чувствуя себя увереннее, вновь разжигая конфликт, но желая вывести женщину на чистую воду. – Лучше подкармливайте птиц или спасайте бенгальских тигров – а я здесь не причем. Не тратьте свое время и силы – это не сработает.

Она внимательно разглядывала меня, и впервые за многие месяцы я различил не привычное отвращение и пренебрежение, а интерес.

Я боялся поверить, что она видит во мне нечто большее, чем просто бродячего мальчишку, ворующего сумки.

– Ты прав в одном: дав себе помочь, ты поможешь мне, – изрекла она.

– Вы не по адресу.

– Ты меня не слушаешь – мне нужен именно ты.

– Вы меня совсем не знаете.

И правда – я могу быть опасен; я могу, в конце-концов, сделать с ней что-нибудь – да что угодно – от грабежа до изнасилования!..

– Так дай мне себя узнать.

– Вы с ума сошли, – обреченно вздохнул я, опуская голову, пряча лицо в волосах. – В последний раз прошу – отпустите.

Я до самого конца сопротивлялся с каждой секундой нарастающему желанию просто отдаться с потрохами и позволить этой ненормальной сделать все, что она хочет. Уж не настолько плохи могут быть ее условия – а вдруг я тоже получу удовольствие от различного вида извращений?

Может быть, она просто попросит на нее помочиться – мне же уже когда-то предлагали педофильскую содомию… я, само собой, отказался (сбежал при первой же возможности), но теперь – другое дело.

Мое воображение уже разыгралось ни на шутку, и я поймал себя на мысли, что во-первых, судя по всему, ее предложение не будет иметь ничего общего с тем, что я себе напредставлял, и во-вторых, меня это почему-то расстроило.