Марк Липкин - Зима посредине мира

Сначала мы осторожно соприкасались губами, словно пробуя на вкус что-то мягкое, деликатное, непрочное, потом сцеплялись ими, прикусывали, втягивали их в себя, впитывали влагу друг друга. В том, как поддавались его губы и как раскрывались навстречу моим, проступала неведомая мне ранее интимность, в которой стиралась граница между отдельными людьми. Я прижимал его к себе обеими руками, а он своими пальцами гладил мои волосы. Нежные и раскованные, мы попали в чудесное затишье, которому ничего не предшествовало: ни эти недели изматывающих тренировок, ни соревнования, ни соперничество, ни тягостное томление, не существовало ничего и после – только двое парней в прямоугольном пятне света посреди ночи.

Алексей оторвался от моих губ, расстегнул молнию и снял свою олимпийку, оставшись в одной футболке с длинными рукавами, которая выбивалась из трико, – я тут же просунул под неё руки. Он вздрогнул, когда мои холодные ладони коснулись его тела, обнял меня и положил голову мне на плечо – от него пахло мылом, и я вдыхал этот сладковатый запах, боясь выдохнуть его, чтобы не растратить впустую.

Высвободив руки, я стал торопливо снимать через голову свой вязаный свитер, Алексей же, помогая мне, подхватил мою майку и потянул её тоже вверх. Я почувствовал прохладу и невольно напряг мышцы, он провёл по ним от плеч по груди к моему животу, едва касаясь меня кончиками пальцев, – нежная волна растеклась по всему телу. Алексей снял свою футболку, и мы, обнажённые, трогали друг друга, жадно изучая пальцами изгибы и впадинки мускулов, щупали бархатно-маслянистую от пота кожу.

Впервые в жизни я не боялся и не стеснялся своего возбуждения, чувствуя сквозь трико реакцию Алексея. Он собрал нашу одежду, размашисто распределил её по мату и опустился вниз, увлекая меня за собой. Мы легли рядом, не выпуская друг друга из объятий, прямо в широкую полосу света, падавшего на пол сквозь замерзшее окно. Сердце бешено колотилось: неужели это сейчас произойдет – то, что в мечтах всегда вызывало одновременно восторг и страх?

– Я никогда раньше этого не делал, – прошептал я ему, приподнявшись на одной руке.

– Я… я тоже, – ответил он и, обняв меня за шею, притянул к себе, так что я припал щекой к его груди.

Мы, двое равно неопытных мальчиков, робко следовали своим инстинктам. Всё, что в моём юношеском запасе знаний касалось любви, было чувственным, но платоническим. Что ещё я мог почерпнуть из той громады классической прозы и поэзии, которые с раннего возраста начиняли мою жизнь? Плотскую сторону интимных отношений я романтизировал как чисто гипотетическое обладание телом другого человека и предоставление своего тела в его полную власть, но что конкретно делать с этим телом, не смыслил. Для ночных фантазий и редких быстрых сеансов мастурбации в ванной сознание всегда удовлетворялось абстрактным мужским образом. О любви между двумя мужчинами мы ничего не знали, во времена нашего советского детства для неё не существовало подходящих, не ранящих сердце обозначений – выбор был невелик: от ледяных формулировок медицинского справочника до витиеватых непристойностей, которыми лихо щеголяла нецензурная улица.

В искусственном свете фонаря белая кожа Алексея будто светилась на фоне чёрного мата. Повернув голову, я прикоснулся губами к солнечному сплетению – он резко вдохнул, и его грудь подалась вверх, навстречу моему поцелую. Продолжая целовать его, я лёг сверху, тогда Алексей чуть оттолкнул меня за плечи, словно пытаясь сдвинуть, и, когда я завис над ним, притянул меня выше к себе. Его руки обхватили меня с обеих сторон, проскользнули мне под штаны, и он крепко сжал пальцами мои ягодицы. Я едва не застонал от изумления, настолько потрясало это ощущение ничем не ограниченного телесного контакта, когда-то казавшегося невозможным.

Мы долго лежали так и целовались. Мне хотелось собой, своими руками, губами, всем телом полностью охватить его, не оставив ни одного пустого места. Сначала Алексей стянул штаны с меня, затем спустил на бёдра свои трико. Опираясь на локти, я сохранял между нами зазор, он в это время одной рукой держал меня за низ спины, а другой – медленно водил по моему члену, стиснув его между пальцами. Дыхания не хватало, как после марафонского забега, всё мое тело вдруг перестало быть гибким, превратившись в одно твёрдое целое, по нему побежали хаотические вспышки тепла. Воздух набирался в грудь, но выдохнуть было невозможно, казалось, ещё мгновение – и меня разорвет изнутри. Наслаждение, связанное с мастурбацией, было мне знакомо и раньше, но сейчас оно стало всеобъемлющим: вспышки соединились в одно большое тепло, которое охватило меня всего, когда горячая струя, выплеснувшаяся несколькими сильными толчками, ударила в грудь и шею.

Я выдохнул и осел на него, откинувшись чуть вбок, кровь барабанила во мне, отдавая в голову, руки дрожали от накатившей слабости. Поцеловав Алексея, я опустил свою руку вниз и так же, как делал перед этим он, обхватил ладонью его скользкий от накопившейся влаги член, который, оказалось, был толще моего. По телу Алексея прошла зыбь напряжения, и он приник к моим губам, часто-часто дыша. Спустя всего пару коротких секунд он вытянулся в пружинистую, нервную дугу – ещё одна обжигающая капля выстрелила мне в живот.

Мы лежали рядом в колеблющемся свете окна, не разнимая рук, и молчали, потому что так много необязательного и неважного сказали перед этим, но не смогли произнести самого главного, того, о чём догадались без слов. Я сжимал Алексея, боясь, что он, как видение или призрак, исчезнет у меня на глазах.

Как бы хорошо нам ни было вдвоём в этом тёмном спортзале, благоразумие заставляло вернуться в спальный корпус, пока нас не начали искать. Мы вытерли своими носками следы «преступления», оделись и крадучись пошли в комнаты, не забыв по пути вернуть на место ключ. В корпусах ещё бурлила подпольная жизнь, так что нашего временного отсутствия никто не заметил.

На следующее утро завтрак мы с соседями по комнате, как, впрочем, и остальные старшеклассники, проспали. Когда я проснулся, за окном светило солнце, был прекрасный морозный день, свободный от занятий и тренировок.

Я отлично выспался, хотя полночи не мог заснуть: думал о том, что произошло. С плеч будто упал многотонный груз, впервые моё тело принадлежало мне целиком и безоговорочно, в каждой его клеточке слабо вибрировало возбуждение, а физическая память о прикосновениях Алексея и его запах, оставшийся на ладони, соединялись с ожиданием новой встречи с ним.

Мне не хотелось думать о том, что будет после сборов, ведь нам предстояло расстаться буквально завтра. Я не представлял, что меня ждёт в жизни, но верил, что теперь она точно будет другой, более счастливой, потому что в ней появился мой собственный, неповторимый человек, ради которого стоило рисковать.