Джули Дейс - Пять шагов навстречу

Мэйсон

Кики улыбается нам, но вижу, что тут что-то не так. Я всегда с безразличием смотрел на кого-то, и она не была исключением до того момента, пока не начал наблюдать немые разговоры и обмен взглядами между ней и Трикси. Выглядело так, как будто они понимают друг друга без слов. Сейчас они по разные стороны баррикад. Они не смотрят в сторону друг друга; делают вид, что не знакомы.

Дожидаюсь, когда Кики примет заказ и, перехватив в зале, подталкиваю в безлюдный уголок.

Девушка растерянно хлопает глазами, что вовсе не удивительно, учитывая, что никогда не проявлял интерес к её персоне.

– Почему Трикси уволилась? – я оглядываюсь через плечо, дабы лишний раз убедиться в приватности разговора.

– Она не совсем уволилась. Она успела уйти до того, как уволят, – толику сожаления всё-таки улавливаю в голосе.

– По какой причине?

– Почему тебя это интересует и почему я должна отвечать?

– Потому что работали сообща и вам нравилось; потому что сидели в аудитории вместе, потому что переглядывались и улыбались друг другу. Продолжать?

– Она нагрубила клиентам.

Вполне в характере Трикси, но до сих пор она ощетинивалась по отношению меня. Но почему-то не могу поверить, что для грубости не было резонного повода.

– Просто так?

Глаза Кики беспокойно бегают по залу, как будто девушка придумывает причину для ухода. Со мной не прокатит.

– И? – подталкиваю я.

– Я не должна говорить с тобой об этом. Ты не работаешь тут.

– А если прямо сейчас устроюсь сюда?

Она вскидывает подбородок.

– Картер, ты смеёшься надо мной?

– Похоже на то, что я смеюсь?

Окинув меня недоверчивым взглядом, она поёживается и скрещивает руки под грудью.

– Я же сказала, она нагрубила клиенту.

– Она не могла нагрубить ему без причины. Какой повод, Кики?

– Калеб шлёпнул её… – сказав этою, она начинает жевать нижнюю губу и переминается с пятки на пятку, словно нервничает. И не напрасно.

Вероятно, парень уже мертвец. А если нет, то сожалею.

– По каком месту? – вопрос цедится сквозь плотно сжатые зубы. Кровь насыщается адреналином, желанием вырвать ублюдку руки и сунуть в задницу. В его задницу.

– Для чего тебе знать?

– Не твоё дело. Ответь на вопрос.

– Я отвечу, если ты ответишь на мой.

– Она помогла мне, я хочу помочь ей.

– Чем помогла? Опозориться в коридоре университета?

– До этого, – я закипаю, как вода в кастрюле. – Куда, Кики.

– По заднице…

Клянусь, я закрываю глаза только для того, чтобы не вылетели искры и не спалили кафе к чёртовой матери. Кулаки непроизвольно сжимаются, и я уже не в силах взять под контроль необузданные эмоции.

Похоже, он и правда холодный труп.

– За что её хотели уволить?

– Калеб пожаловался, – Кики с беспокойством разглядывает меня. – Я думаю, ей понравился Тоби, а Калеб… он просто любит прикалываться. Не трогай Тоби, пожалуйста, он не виноват!

Из груди вырывается рык.

– Сам разберусь.

Она продолжает таращиться на меня. Вижу, как крутятся шестерёнки в голове, отвечающие за разные исходы, но я не обманываюсь. Всё приведёт к одному – к тому, что откручу его башку. Любого из них.

Кики спешит оправдать кретинов. Она начинает тараторить:

– Я попросила помочь, потому что Тоби… он нравится мне, и я волнуюсь в его компании. Я нуждалась в поддержке! И я… попросила Трикси. Тоби просто спросил, почему она не здоровается, а Калеб шлёпнул её по заднице… Мне жаль… Мне правда очень жаль…

Не желая оставаться в кафе, я ухожу. Существует только одно место, где могу обуздать гнев, где могу избавиться от эмоций, где можно не сдерживаться.

До скрипа зубов цепляет, что он тронул её, что позволил наглость. Неважно, кто был, как это было, имеет значение только одно: он сделал это. Трикси вовсе не та, кто стерпит и уйдёт. Она та, что вышибет мозги. Она умеет постоять за себя, а я тот, кто хочет постоять за неё. Но она не позволяет, а если позволяет, впоследствии чувствую себя виноватым, поэтому грубость вырывается сама по себе. Я не понимаю, что испытываю, путаюсь в чувствах и не могу разобраться. Что меня злит?

Я приезжаю в зал на скорости, за которую права должны испепелиться ещё до того, как вручу их копам. Клубы дыма рассеиваются по ветру, когда хватаю сумку из багажника и сломя голову несусь в сторону дверей. Отец всегда говорил: «Не хочешь оступиться – бей грушу». Так я и поступаю, избавляюсь от гнева на подопытном мешке.

Не останавливаясь в течение получаса, выбивая всё дерьмо, но оно не исчезает, а растёт на дрожжах. Доводит до нового уровня отчаянья, мотивируя задействовать больше сил.

Я не могу остановиться.

Не хочу.

Всегда добиваю себя, чтобы не убить другого.

Выплескиваю всё.

Трикси, которая засела в голове; урода, который тронул её; кретинов, что по непонятной причине запугивают её; Эмили, что вновь появилась на пути; их общение, которое наблюдаю на ежедневной основе; слова, что сказал сам того не желая. Я не в силах взять себя под контроль. Как будто сказав что-то, она тянет за язык, и я продолжаю. Так получает зелёный сигнал наша война. Никто из нас не хочет сдаться первым.

– Остановись, твою мать! – голос отца эхом отзывается в стенах зала, и я застываю, как по приказу командира.

Медленно поворачиваю голову, ощущая, как одежда пропиталась потом, будто на голову вылили ведро.

Карие глаза, что он подарил мне, искрятся гневом и замешательством.

– Какого чёрта ты вытворяешь?

– Тренируюсь.

– Это не тренировка, это дерьмо собачье. Снимай перчатки. Ты закончил.

– Я ещё не закончил.

– Снимай, чёрт возьми, перчатки! – гаркает он, из-за чего вздрагиваю на месте, как запуганный пацан.

Первый раз за всю жизнь, бросаю их на пол и, оставив на отце многоговорящий взгляд, грузно вышагиваю к дверям. Парни расступаются, подозревая, что я окончательно поехал.

В раздевалке с особым раздражением сбрасываю одежду и встаю под холодный душ. Ледяная вода не остужает горячий пыл.

Я обматываю бёдра полотенцем и выхожу в раздевалку, где отец, прибившись к стене и сложив руки под грудью, приступает сверлить красноречивым взглядом.

– Я спрашиваю, какая муха тебя укусила?

– Я уже говорил.

– Нет, это дерьмо я уже слышал.

– Значит, оно повторяется.

Повисает гнетущая тишина.

Я наспех натягиваю одежду, всеми силами сдерживая дрожь в руках то ли от ярости, то ли от усталости. Хотя последнее утверждение вряд ли правдоподобно. Я не ощущаю желаемое опустошение. Всё ещё грезю найти ублюдков и сломать руки.

Ладонь отца ложится на плечо и возвращает обратно.

– Остановись!

– Не хочу! – я дёргаюсь, сбросив руку. – Я. Не. Хочу.

– Ты сбегаешь, Мэйсон.