Диана Крымская - Паутина

– Не понимаю, как она могла пойти на такое? – повторила меж тем Марья Андреевна, нервно обмахиваясь веером. – Какое безумство! Я так благодарна вам, ваше сиятельство, за то, что вы взяли вину на себя. Это было так благородно! – В ее глазах сверкнули слезы, а он смутился и даже, кажется, покраснел. – Но Анна… Я растила ее, граф, воспитывала, любила, как собственную дочь. И вот чем она отплатила мне за все! Немедленно отправлю ее к отцу в деревню! Завтра же! Ваше сиятельство, вы можете быть спокойны: вы больше ее не увидите!

– Она не так виновна, мадам, как вам кажется сейчас, – мягко возразил Раднецкий, подумав вдруг про себя: «А буду ли я спокоен, не видя ее больше?.. Скорее, наоборот!»

– О, нет! Что бы ею ни двигало, – как могу я простить такое? Принести на бал заряженный пистолет… Это все было приготовлено заранее, это не было спонтанно. Мерзкая девчонка! А мы-то с Елизаветой Борисовной так радовались, что нашли ей достойного жениха!..

– Как? У Анны Ильиничны есть жених? – неприятно удивился Сергей.

– О, – спохватилась и замялась Марья Андреевна, – это еще не совсем решено…

Раднецкий неожиданно почувствовал болезненный укол в сердце. У Ани есть жених! Интересно, кто он? И знает ли его он, Сергей?

– Могу ли я навестить вашу жену, граф? – спросила Марья Андреевна. – Я бы хотела извиниться перед нею за безобразный поступок моей падчерицы.

– Она приняла лекарство и, наверное, уже заснула, мадам. Быть может, завтра… Но, будьте добры: никто не должен знать о происшедшем. Ирэн просто упала и ударилась головой.

– Я все понимаю, ваше сиятельство, и вы можете на меня положиться. Даже моя Алина ничего не будет знать, – с готовностью заверила его Марья Андреевна.

Он молча поклонился и отошел. Рука… Нет, лауданум нужен вовсе не Ирэн, а ему!

Но кто же, черт возьми, жених Ани Березиной?..

– Маменька! – Алина подошла к матери, и Марья Андреевна поняла, что что-то случилось: дочь была подавлена, так недавно сиявшее лицо ее заволоклось.

– Что с тобой, моя дорогая? Ты же только что танцевала с князем Янковским и была такая счастливая!

– В этом все и дело, – чуть не со слезами отвечала Алина. – Князь сказал мне… – она всхлипнула.

– Что? Что он сказал?

– Он намекнул… что у него близится помолвка, – она снова всхлипнула.

– Глупышка, – улыбнулась Марья Андреевна, – он, видно, имел в виду как раз помолвку с тобою. Мужчины порой так неловки и не знают, как сделать предложение, вот и говорят обиняками.

– О, нет, – Алина с тоской смотрела на мать, – я бы поняла, если б речь шла обо мне… Но Янковский ясно дал понять, что его невеста – другая девушка. Мама! Что же делать?? Я так несчастна!

Лоб Марьи Андреевны прорезала тонкая складка. Губы сжались в узкую полоску.

– Ангел мой, только не плачь, – сказала она мягко, – Алина, ты не должна. Князь не один во всем мире; вспомни, есть еще барон…

– Он старый, и у него бородавка на носу! – воскликнула Алина. – Я не хочу за него! Хочу за Янковского! Почему, почему он передумал?? Я уверена, что он любил меня, что готов был жениться хоть завтра!.. – И вдруг она ахнула: – Маменька, я догадываюсь, в чем тут дело! Это графиня Раднецкая. Помнишь ее угрозы? О, наверное, это она, она наговорила на меня князю, за то, что я…

– Что ты? – спросила мать.

– Да нет, ничего, – смешалась Алина, и лицо ее пошло пятнами.

– Девочка моя, – промолвила мать, – ты ведь одна осталась мне на свете после смерти Андрея; ты – единственная моя радость. Мне горько, что ты мне не доверяешь.

– Я доверяю, маменька, – пробормотала Алина. – Но я, правда, так просто сказала… – И спросила, надеясь сменить тему разговора: – А Аня где? Я ее давно не вижу.

– Не знаю. Наверное, отошла в туалетную комнату.

– Слава богу, что ее здесь нет. Представляю, как бы она обрадовалась моему горю… Ах, маменька! Но надо что-то делать! Неужели эта женщина разрушит мою жизнь?!

– Не разрушит. Обещаю, – твердо ответила мать. – Никто не посмеет помешать твоему счастью. А пока вытри слезы, припудрись и посмотри в карне. Кто твой следующий кавалер? Ты должна выглядеть так, будто ничего не случилось.

Алина послушно полезла в ридикюль за пудреницей; Марья Андреевна же обвела залу холодным взглядом, и вновь складочка появилась на ее чистом, как у молодой девушки, лбу…

Генеральша Лисицына появилась вновь на балу ближе к полуночи. Раднецкий увидел ее – и понял: случилось что-то нехорошее. Сердце его сжалось от недоброго предчувствия.

– Ани нет, – первое, что он услышал от тетушки. – Ее дома не было вовсе. Серж, она не здесь? Не вернулась?

Он покачал головой.

– Вот беда-то! – всплеснула руками генеральша. – Куда ж она могла пойти?

– Не волнуйтесь так, – сказал Сергей, сам не зная, кого больше хочет успокоить: ее или себя. – Верно, к какой-нибудь подруге пошла.

– Да нет у нее никаких подруг! Я точно знаю. Она ж четыре года безвыездно в Шмахтинке просидела. Есть кузины, по отцу, так они сейчас в Москве… Я одна здесь ее родственница. Серж, ах, плохо дело! Она же такая безрассудная! Беды бы какой не случилось, не дай бог… – Она мелко закрестилась.

Сергей нахмурился, машинально потирая вновь заболевшую рану. Что Аня выскочила из дома в состоянии невменяемом, было несомненно. На ночь глядя, зимою, в одних тонких туфельках, – куда могла она направиться? Он вспомнил рассказ Ольги, как та нашла переодетую мальчиком Аню на кабацкой улице, когда к ней приставали какие-то мерзавцы. Вдруг Аню и сейчас занесло куда-нибудь в такое же место? И, возможно, сейчас она в лапах таких же негодяев, беззащитная и хрупкая…

Он вдруг испытал прилив дикой ярости, представив себе эту картину. И эта ярость неожиданно открыла ему глаза на его отношение к Ане: это было не просто желание защитить слабую женщину, тут было нечто гораздо более глубокое… Неужели это любовь? После того, как Ирэн разбила его сердце, он не считал себя более способным на столь сильное чувство; как же могло оно вновь завладеть им, – и к кому? К невзрачной худышке, смуглой, странноглазой девчонке!..

– Серж, а вдруг она… избави нас, Господи! – грех на душу взяла? – отвлекла его от этих мыслей генеральша.

Он и сам боялся этого. Не бросилась ли Аня где-нибудь в прорубь? Или еще как-нибудь не наложила на себя руки?

– Елизавета Борисовна, она не могла так поступить, – твердо сказал он. – Она вернется домой. Непременно. Но вы обязаны держать себя в руках.

– Да я понимаю, понимаю… Знать о том, что было, никто не должен. Марье Андревне-то я всю правду скажу, а вот что Алиночке говорить? Куда сестра ее подевалась?

– Придумайте что-нибудь.

– Придется, – вздохнула генеральша. – Серж, ты уж, коли об Анюте узнаешь что, немедленно мне известье пошли! Хорошо?