Светлана Полякова - Храни меня, любовь

Кстати, почему она так занервничала? Неужели, усмехнулся он про себя, сердце Веры Анатольевны уже занято? И вот этим самым Старцевым, который сейчас внимательно, наклонив слегка голову стареющего льва, слушает, что поет ему юная птичка, попавшая в силки? Ему стало смешно. Вот такие нюансы, подумал он. Психология, мать вашу… Прав был старик Фрейд на все сто процентов. Наверное, сам, старея, открыл эти странные процессы в организме. И вычислил, что сие свойственно всем.

— Да пойдемте же, — позвала его нетерпеливо Вера Анатольевна. — Что вы вылупились на них, как баран на новые ворота? Хотите, чтобы он нас заметил?

— А что в этом такого? — Он даже невинно похлопал ресницами. — Можно было бы и подойти!

— Нет уж, увольте, — проговорила Вера Анатольевна, и он отметил про себя, что лицо у нее неприятное. Особенно в минуты раздражения.

— Хорошо-хорошо, я не настаиваю… Хотя так жаль лишаться вашего общества!

Он постарался сыграть искренне, убедительно, и, кажется, у него получилось. Вера Анатольевна посмотрела на него испытующе и подозрительно, но — поверив его наивному взору, даже вздохнула.

— Почему вы его лишаетесь? — смягчилась она. — Это не единственная забегаловка в этом месте. Чего-чего, а забегаловок тут полно…

Он кивнул. Да, ему тут хотелось остаться, посмотреть на эту комедию, но… Он же может потом сам придумать. Сюжет-то — вот он, простенький и незамысловатый.

Он бросил прощальный взгляд. Старцев теперь, словно услышав их, слегка обернулся. «Да не на льва он похож, — подумал спутник Веры Анатольевны. — Не на льва. На… волка. Одинокого, несчастного. Волка».

Даже жалость появилась на одну секунду, но потом — исчезла.

Не до жалости было…

Да и Вера Анатольевна вела себя странно. Ему показалось, что она убегает. «Как лань от охотника», — подумал он. И глупо хихикнул — таким смешным, право, показалось сравнение… Вера Анатольевна, спешащая прочь от этого «гнездилища разврата» гренадерскими шагами, с прямой оскорбленной спиной, остановилась.

— Что вы смеетесь? — поинтересовалась она.

Он замялся, ругая себя за неуместную веселость.

— Да вот подумал, как смешно выглядит старик, обольщающий девочку, — нашелся он. — Эти восхищенные девичьи глаза… Это, наверное, обретается с годами — умение использовать слово в личных целях. Но — почему он пленился этой пейзанкой? Неужели не нашел посимпатичнее?

И он снова засмеялся, на сей раз делано, ожидая, что Вера Анатольевна подхватит его смех. Но она молчала. Смотрела на него холодно и строго, как учительница, и молчала. Он стушевался — кажется, снова наболтал лишнего.

— Я хотел сказать…

Вы уже сказали все, что хотели, — перебила она его. — Молодые люди глупы. Они не знают, что время идет для всех. Нет избранных, для которых время останавливается на точке «золотого» тридцатилетнего возраста. А вы все равно любите. И хотите, чтобы вас любили. Несмотря на то что время… — Она рассмеялась невесело, подняла глаза к небу, словно ожидая нового дождя, и продолжила: — Это смешно, смешно — о да, время уходит, как вода… Так что, милый юноша, вы тоже станете седым. Не знаю, достигнете ли вы тех высот, которых достиг Старцев. Но — его возраст будет и вашим тоже. Тогда мы поговорим о смешном.

Он совсем запутался. Только что ему казалось, что Вера Анатольевна сама не расположена к Старцеву. И вот — нате вам, бросилась на его защиту. Или это — такая солидарность у них?

— Ладно, пойдемте, — сказала она. — И кстати, если сейчас нас увидит юный драматург, идущий мимо, знаете, что он может подумать? — Она засмеялась, как закашляла. Отрывисто и нервно. Потом наклонилась к нему близко-близко и прошептала: — Что Карасева обольщает самым пошлым образом юного пиита. А тот, ради грядущей славы, согласен на все. Даже прыгнуть к Карасевой, этой смешной старушке, в постель…

Она снова засмеялась, пристально наблюдая, как он, помимо воли, краснеет, точно стыдливая девица.

— Я пошутила, — сказала она. — Пойдемте. Никто так не подумает. К женщинам вообще принято относиться иначе. — Она погрустнела и добавила: — Женщины еще смешнее выглядят, позволяя себе такие вольности, как любовь в предпенсионном возрасте…

«И нет ни печали, ни сна…»

Он хотел остановить время. «Что ты мчишься, такое неумолимое…» Оно и в самом деле мчалось. А ему казалось — расставание подобно смерти. И Волк внутри напряженно смотрел вдаль, точно видел, как двигаются огромные стрелки Вечности, забирая в свои владения этот вечер.

Дождь кончился. Когда они вышли, было уже совсем темно, и луна выглядывала из черной тучи, закрывавшей полнеба. «Черная луна», — подумал он, и сердце сжалось. Его не покидало чувство тревоги. Он знал — так с ним бывает всегда, когда он подходит близко к счастью. И сейчас он просто знает, что потеря неизбежна. Сейчас она повернется к нему и скажет: ну вот и все… Спасибо. А потом, протянув ему руку на прощанье, даст возможность дотронуться хотя бы до руки сухими от волнения губами. Он ее, конечно, проводит до дома. И останется совершенно один в Вечности, ощущая, как уходит время. Его время. Осталось несколько минут. И все закончится. Только — Волк останется. Если не уйдет от него с этой девочкой-птицей.

Она остановилась и робко посмотрела на него. «Ну, говори же, — обратился он к ней мысленно. — Говори. До свиданья. Мы непременно еще встретимся. Вы знаете, где я работаю». Он проговорил за нее мысленный диалог, и ему стало легче. В конце концов, у каждого из них своя жизнь. И никто не обязан ее менять.

В конце концов, «не изменить направленья пути в земных пределах».

— Вы, наверное, ужас как спешите? — услышал он ее голосок.

— Нет, — сказал он.

«Глупенькая, как я могу спешить… От тебя? Зная, что, может быть, никогда больше не повторится в моей жизни этого вечера?»

— Тогда… Тогда…

Она отчаянно смутилась, и это вызвало в нем новую волну нежности.

— Знаете, — наконец решилась она. — Я хотела посмотреть в последний раз на реку. Понимаете? Скоро зима, и она покроется льдом. И я ее не увижу…

Почему-то ему стало холодно. Он прекрасно понимал, что она имеет в виду. Зиму. Но откуда-то донеслись слова: «Он уснул, подобно Нилу-реке пред холодной зимой…»

«Это просто моя вечная тревога, — постарался убедить он себя. — Когда мне кажется, что именно сейчас, именно в данный момент я нашел то, что искал, вполне естественно, что я смертельно боюсь потерять это. И жизнь, в которой отныне присутствует смысл, может оборваться именно в этот момент».

Эти мысли о смерти, усмехнулся он невесело, почему-то всегда появляются в тот момент, когда — любишь. А он — любит?

Ему стало немного страшно. До этого мига он не думал об этом. Просто — принимал происходящее с ним как дар Божий. Маленький. Может быть, последний…