Светлана Полякова - Лестница на небеса

— Может быть, я одна не буду смеяться…

Она услышала хрупкий детский голосок откуда-то издалека. Увидела девочку с хмурым взглядом. Словно предчувствующую, что эта толпа непременно попытается раздавить ее.

— У вас ничего не выйдет! — закричала она. — Ничего! Это вы не имеете права на счастье! Вы — подлые, грязные, напичканные бесами, как фаршированные баклажаны чесноком! От вас смердит, как от разлагающихся трупов!

Они смеялись. Повизгивая, смеялись… Как свиньи. И она увидела, что они и есть свиньи. И вместо носов у них — пятачки… Это было так страшно, что она побежала прочь. Ветки хлестали ее по щекам, но она знала — ей надо на открытое место. Туда, где видно небо. Чтобы удрать отсюда. Потому что там, на открытом месте, ее ждет лестница на небеса…

Она проснулась. То ли от собственного крика, то ли от песни, которая доносилась в открытую форточку.

— Господи, — прошептала она. — Как хорошо, что это был только сон…

Почему-то не уходило омерзение, она все не могла забыть этих жутких баб в бассейне…

— И с чего такое приснилось? Наверное, я переслушала вчера Гребенщикова… Он там тоже возмущался какими-то бабами У пруда…

Она заставила себя рассмеяться. Но на душе сохранялся осадок боли и тоски.

— Хорошо, что мне некогда об этом думать, — вздохнула она. — А к вечеру все забудется… Завалится заботами, суетой, мыслями…

Она оделась, быстро выпила холодный кофе — только сделав последний глоток, она поняла, что пьет его кофе. Невесело усмехнулась — говорят, так можно узнать чужие мысли… И тут же ощутила страшное одиночество, резкую боль в душе, почти ощутимую физически. Ей даже показалось, что в этот миг ее жизнь на самом деле — кончилась… Раз уж она отказалась принять от Бога подарок…

Она поставила чашку на место, не допив до конца, и быстро выбежала из квартиры, точно пыталась спастись от его дыхания, которое еще хранил ее дом…

— Ты меня слышишь?

Он приподнял голову. Она смотрела на него карими глазами, и отчего-то он подумал: «Чего это я раньше считал ее красивой?» Он ведь даже гордился ее присутствием…

Сейчас ему показалось, что она банальная. То ли оттого, что слишком много косметики… Пускай даже эта косметика очень умело нанесена. Интересно, сколько времени она тратит на то, чтобы нарисовать себе лицо? Дура… А если душу нарисовать?

Она сидела на его мотоцикле, покачивая длинной ногой, и он прекрасно видел, как все выше и выше задирается край мини-юбки, точно она всерьез полагает, будто нет на свете ничего соблазнительней голого тела…

— Я слышу тебя, — сказал он, пряча усмешку. — Ты спрашивала у меня, почему я такой вредный… Я не вредный. Я просто занят.

— Слушай, Дэн, это нечестно… — Она надула губки и вытаращила глаза. — Можно подумать, я тащилась сюда специально за тем, чтобы насладиться твоим молчанием…

— Можно подумать, — рассмеялся он.

— Говорят, ты просто увлекся. Старухой…

Он с интересом поднял на нее глаза.

— Да, старухой, — повторила она. — Еще и треснутой… У нее с башкой не в порядке… Ее тут все знают. Ходит вечно как бомжиха. И улыбка на губах, как будто она по облакам разгуливает…

Он ничего не отвечал. Продолжал копаться в моторе.

— Дэн! — воскликнула она. — Это правда, что ли?

— Нет, — сказал он, не поворачиваясь.

— Слава богу…

— Неправда, что я увлекся, — задумчиво проговорил он. — Неправда, что она, как ты выражаешься, треснутая… И уж никак не старуха… Это ты вот старуха… Мысли у тебя убогие. И жизненные планчики так себе… Средней паршивости… А еще я забыл тебе сказать, что ты меня совершенно не интересуешь… Пожалел тебя, а зря…

Она вскочила и теперь стояла, уперев руки в бока.

— Ты совсем охренел…

— Я треснутый, — спокойно кивнул он. — Так что вали отсюда…

Он больше не обращал на нее внимания. Его только удивляло, почему он раньше не замечал, какой у нее неприятный голос. Каркающий… И сама она похожа на ворону…

Она все верещала что-то, пытаясь его оскорбить и оскорбить Анну, но он молчал. Разве это может оскорбить? Так, мелкое тявканье…

— Слушай, я же просил тебя уйти, — пробормотал он. — Почему, когда кто-то отказывается вам подчиняться, вы покрываетесь такими пятнами и вопите?

— Потому что это… — Она задумалась и брякнула: — Не по-людски…

— А я и не обещал тебе жить по-людски. Так что катись отсюда…

Она замолчала, потом судорожно всхлипнула и схватила свою сумку.

— Знаешь что, Дэн? Я желаю тебе и твоей старой корове поскорее сдохнуть! — прокричала она. — И чтобы у вас родился урод! Такой же, как вы!

— Хорошо, что не такой, как ты.

Он не испытывал угрызений совести. Наоборот — когда она наконец-то ушла, вздохнул с облегчением.

— Единственный человек, чьей добычей я хотел бы стать, этого не хочет… А эти акулы… Боже, как мне надоело быть добычей!

Он прекрасно знал, что в данный момент Наташка уже бежит со всех ног к Юрасику. У них же всегда есть запасной вариант, усмехнулся он. Всегда…

А вот когда любишь, нет никаких вариантов. Только она…

Он вспомнил ее растерянное лицо и в очередной раз обругал себя за ту — ненужную! — откровенность. Сейчас он мог бы к ней пойти. Мог бы. Если бы не сказал ей…

— Все-таки я придурок, — прошептал он. — Хотя бы позвонить ей… Хотя бы услышать ее голос.

В последнее время у Майка все валилось из рук. И вообще ему иногда казалось, что за горизонтом собирается воронье…

Вообще-то он уже давно не верил в эти заморочки… За свою жизнь он имел возможность убедиться, что удар всегда приходит резко и неожиданно. В спину. И никаких лестниц на небеса он не видел. Или видел, но забыл?

Он снова набрал ее номер, хотя знал стопроцентно — она его пошлет…

В кои-то веки он умудрился встретить в этом серпентарии нормальную деву… И вот, пожалуйста…

— Лиза, — прошептал он в трубку, услышав ее голос. — Лиза, я…

— Миша, — проговорила она. — Я же тебя просила… Зачем ты мотаешь нервы себе и мне? Давай закончим все это. Я прошу тебя…

— Лиза, я тебя люблю…

Она молчала. Потом коротко вздохнула и повесила трубку. Он почувствовал, как сердце сдавило железным обручем тоски. Все кончено. Не будем мотать друг другу нервы… Ах, Лиза…

— Дядя Миша, вас к телефону…

Он поднял трубку. Голос он узнал сразу. И только удивился сухости тона. Значит, что-то случилось…

— Сейчас буду, — сказал он, быстро собрался и спустя пять минут уже отъехал.

Лиза положила трубку и посмотрела на свое отражение. Это всегда получалось — телефон стоял рядом с зеркалом. Получалось так, что после каждого разговора с ним она не могла спрятаться от самой себя. Сразу, подняв глаза, она упиралась в собственное отражение. А там, еще не успев спрятаться, в глазах жила горечь. Тоска. Боль. Смертельное желание вернуться в тот день, когда все разрушилось… Чтобы постараться куда-нибудь уехать вдвоем. Изменить это чертово «направление пути». Откуда это? Ах да… Снова Миша. «Не изменить направленья пути в ее пределах»… Что-то из даосизма. Интересно, он на самом деле в юности был другим?