Сергей Тарадин - Закон сохранения. Книга 1 трилогии «Связь времен»

Егор будет слушать, и перед его глазами встанут картины далекого детства: вот бабушка любуется, как сверкают капельки на листьях после дождя, вот слушает птичку, щебечущую в высокой кроне, вот удивляется огромному помидору, вот неотрывно смотрит в пылающий закат. Да, она не ходила по концертным залам и картинным галереям. Она радовалась миру. Она видела оригинал, и ей не нужны были копии.

Егор не станет спорить, чтобы никого не обижать, тем более будучи в гостях. Но ему надолго запомнится выражение гадливости и презрения на лице этой интеллигентной женщины в момент произнесения ею слова campesinos, что как раз и означает «крестьяне».

Как рассказывала бабушка, в начале двадцатых годов, после революции, новая власть, пришедшая под лозунгами «фабрики – рабочим, земля – крестьянам», поначалу и вправду раздавала сельчанам бывшие господские земли – кто сколько возьмет. Народ от такого счастья прямо обезумел – еще бы, сбылась вековая мечта земледельца! Наделы брали до горизонта! Скотину, правда, в Гражданскую войну всю поистребили, так что пахали на себе. Работали так, что даже спать в деревню не ходили, ложились прямо на поле, чтоб не тратить время на дорогу и продолжить прямо с рассветом. Только детей посылали домой сорвать на огороде лука да принести бидончик кваса. Хорошо, если у кого было припасено сальцо, а так в основном на сухариках.

Но и результат трудов ждать себя не заставил: уже через год-два у всех были быки, а потом и кони, а там, гляди, начали строить новые дома, уже кое-кто и земляным полом брезговал – настилал деревянный! Стали снова отмечать праздники. В выходные дни с утра на скамеечках перед домами усаживались старики в новых, подаренных детьми рубахах, а вечерами собиралась на игрища молодежь.

Пошли справлять свадьбы. Бабушку, тогда еще совсем юную, шестнадцатилетнюю, тоже выдали замуж. Посватался неплохой человек, не стали обижать. Девка – товар скоропортящийся: передержишь – беды не оберешься. Хотя, как потом призналась бабушка дочке, Егоркиной маме, больше года она мужа к себе не подпускала – считала, что слишком молодая еще. Муж был заметно постарше и отнесся к этому с пониманием, не сильничал.

А потом как-то зимой в деревню приехал незнакомый человек в кожанке и с наганом. Зайдя в сельсовет, он показал председателю документы и спросил:

– А кто у вас в селе самый бедный?

– Да, пожалуй, вон – Ванька-дурачок, беднее его никого нет.

– Ну, вот и определяй меня к нему на постой.

– Да у него там клоповник и жрать нечего. Бобылем живет – кто за него пойдет! Его если от жалости кто покормит, а так – одними буряками питается.

– Ничего, я привычный.

На следующий день жители деревни, занимаясь своими делами, нет-нет да и замечали в разных местах странную пару – незнакомца и Ваньку-дурачка, тоже уже в такой же кожанке и с маузером в деревянной кобуре на тонком кожаном ремешке через плечо. Ванька дымил самокруткой и что-то рассказывал гостю, тыча пальцем в самые богатые подворья.

Наутро спозаранку председатель сельсовета обошел дворы и передал тридцати мужикам из числа наиболее зажиточных приглашение собраться перед зданием сельсовета к десяти часам, дескать, комиссар с ними потолковать хочет.

Слухи были самые разные: от хороших («электростанцию строить собираются») до плохих («излишки зерна будут вымогать»).

На деле все оказалось иначе. Пришедшие к сроку мужики с удивлением увидели возле сельсовета отряд вооруженных матросов, стоявших строем и переминавшихся с ноги на ногу – морозец придавливал, а ботиночки – не валенки.

Когда подтянулись последние из мужиков, матросы по команде вдруг слаженно, с глухим топотом и бряцанием оружия, побежали двумя цепочками и сомкнулись, опоясав мужиков ровным кругом.

– А ну снять всем верхнюю одежду! – скомандовал мужикам вышедший вперед тот самый вчерашний незнакомец.

– Вы что, хлопцы? Чего-то мы не поняли… – начал было один из мужиков.

– Тут понимать нечего – скидавай кожух и портки! – вякнул из-за спины комиссара Ванька.

Матросы по команде клацнули затворами и взяли ружья на изготовку.

Мужики, поглядывая друг на друга, стали раздеваться: обыскивать, что ли, будут?

– В колонну по трое – стройся! – скомандовал комиссар, когда селяне остались в одних рубахах и кальсонах.

– Это нам? – переспросил ближайший к нему мужик.

– Вам, вам! – снова высунулся Ванька.

И уже через минуту – в деревне еще никто всполошиться не успел – лучших ее хозяев строем, в одном исподнем, босиком по снегу, под конвоем матросов погнали за тридцать километров в город. Больше их не видели. Спустя пару дней все их подворья подверглись полному разорению прибывшей бригадой по раскулачиванию.

Молодую бабушкину семью эта беда тогда не затронула – они с мужем только начали жить отдельно в небольшой хате и хозяйство имели самое скромное. Бабушка, с детства приученная к работе, трудилась от зари до зари и ни о чем, кроме хозяйства, сильно не задумывалась. А вот муж ей достался немножко не от мира сего.

Звали его Семен. Высокий, худой и широкоплечий, то есть по деревенским меркам слегка несуразный (тут уважалось более плотное телосложение), он нередко служил объектом для шуток и получил у односельчан прозвище «каланча». Нельзя сказать, что Семен был плохим хозяином, нет. Работник он был азартный. Особенно любил копать вилами картофель, с восторгом глядя, как из серовато-черной рыхлой земли вываливаются на свет крупные золотистые клубни.

Но вот, бывало, встанет вдруг во время прополки:

– Гляди, Аня, какой закат!

Молодая жена только отмахивалась: какой там закат, когда до темноты вон еще сколько протяпать надо, сорняк стоймя стоит!

Или купил как-то мандолину и выучился на ней играть. Оно, конечно, послушать, может, и приятно, да только когда этим заниматься, если гуси в соседский огород залезли и хрюшки верещат голодные.

А по осени ружьецо на муку выменял, на охоту ходить. Да толку с той охоты! Весь день по лесу прошляется, а добычи – когда-никогда тетерев или куропатка. Охота – забава барская, а крестьянину о хозяйстве думать надо.

Когда образовался колхоз, муж стал с Аней заговаривать – не вступить ли? Та была категорически против:

– Ты, Сеня, видел, как там со скотиной обращаются? Они ж на работу к восьми часам выходят, а коровы с четырех не кормлены и не доены мычат! Чтоб я свою Зорьку туда отдала – да ни в жизнь!

– Ох, Ань, смотри, не нажить бы нам беды!

И беда пришла. Богатых дворов в деревне давно не осталось. Теперь раскулачивали уже тех, кто просто имел коня или, например, два самовара. Действительно, зачем два-то? Излишество, барство! А то вдруг приходил донос, что такой-то съездил на рынок и продал мешок семечки, выращенной своими руками, – торгаш, спекулянт, враг! Или зарезал по осени и съел свинью, «воспрепятствовав таким образом ее переходу в социалистическую собственность». А чаще всего причиной доносов становились сведение личных счетов и банальная зависть.