Елена Сазанович - Улица вечерних услад

Я, честно говоря, растерялся. И, честно говоря, не знал, что ответить.

Вера приблизилась ко мне. И заглянула в глаза.

– Разве не так, Костя?

Я усмехнулся. И прошелся по комнате.

– Я не пойму, что ты добиваешься, Вера. И разве этого можно требовать. Ты хочешь новой жертвы? Но, поверь, бешеная скорость не по мне.

– Лоб, а зачем ты приехал, Лоб?

Я пожал плечами. Я этого не знал сам. Вначале мне казалось, что я приехал дописать повесть. Теперь мне кажется, что я приехал просить у судьбы то. Что она мне когда-то пообещала. Но так и не смогла дать.

Я подошел к окну. И зажег сигарету.

– Уже темнеет, – задумчиво сказал я. И тут же повернулся к Вере. – Ты что-то сказала, Вера?

– Зачем ты приехал, Костя? Впрочем, можешь не отвечать. Я знала… Я была уверена, что рано или поздно мы с тобой обязательно встретимся.

– Не обязательно, Вера.

Вера встряхнула каштановой челкой. И улыбнулась.

– Ты мечтателен, Костя. Но не более. Когда твои мечты начинают сбываться. Ты почему-то идешь на попятную. Ты почему-то этого боишься. Хотя ты и не из пугливых.

Я присед на корточки. И прикоснулся пальцем к дорогой индийской вазе, стоящей на полу. В ней стояли засушенные желтые цветы. И мне почему-то вспомнились наши полуразбитые глиняные горшки и вазочки. Из которых торчала разноцветная зелень, ветки и шишки.

– Он богат, твой муж, Вера? Любит звезды. И любит вещи, – с нескрываемой грустью заключил я. Потому что сам всю жизнь был абсолютно равнодушен к вещам и домашнему уюту.

– Одно другому не мешает, – и Вера вновь стряхнула пепел на свои залатанные джинсы. И мне показалось, что ее залатанные дырки непременно от пепла. Вера никогда не знала о существовании пепельницы.

– Одно другому не мешает, Костя. Главное, что он любит меня. И поверь, больше звезд. И больше вещей.

Мне были неприятны ее слова.

– Ах, Вера, – не выдержал я. – Только не набивай себе цену. Я твою цену знав, поверь.

– Ну так оцени, – и Вера вновь приблизилась ко мне. И в сумерках комнаты был заметен ее лихорадочный блеск глаз. Она положила руки на мои плечи. И я почувствовал ее горячее дыхание. Мне страшно хотелось обнять ее до боли. Зацеловать до смерти. Непонятная дьявольская сила влекла меня к этой женщине. И только сегодня я нашел мужество сознаться себе. Что влекла очень давно. И я всю жизнь заглушал это влечение, Своими книгами. Своими поездками. Чужими женщинами. И сейчас. Сегодня. Когда судьба через двадцать лет исполняет свое обещание. Я вновь отказываюсь от него. И сам не понимаю, чем вызвано мое ослиное упрямство. Скорее всего я хотел получить все сполна. Я ждал той же искренности чувств. И гордость моя не позволяла мне быть обманутым. И я, стиснув зубы. Аккуратно убрал Верины руки со своих плеч.

– Не понимаю, что ты боишься, Лобов, – обиделась Вера.

Я поднял руки перец собой. И попытался пошутить, как можно естественнее.

– Только твоего мужа, Вера. Я не хочу раньше времени улететь к звездам…

– Мужа никакого нет, Костя. И ты не дурак, чтобы этого не понять. Остались его вещи. Остались звезды за окном, которые он, действительно, любит. Но его нет, Лобов. И, если ты кого и боишься. То только меня. Ты боишься влюбиться, Костя. Разве не так?

Я промолчал. Я хотел ей заметить, что бояться мне нечего. Что я уже давным-давно влюблен. Но я промолчал. Я хотел, чтобы меня тоже любили.

Вера распахнула окно. И сладкий пьянящий запах ворвался в комнату. И сбил меня с ног. И я покачнулся.

– Не привычно? – рассмеялась Вера. – Эти цветы никого не щадят. Даже таких сильных, как ты, Лоб.

Я пристально вглядывался в темноту. И увидел много-много цветов. Они светились в ночи, словно изумрудные камни. Словно отражение звезд. Мне захотелось прикоснуться к ним. Я никак не мог поверить в существование этих драгоценных цветов.

– Давай прогуляемся, Вера.

Мы вышли за порог, держась за руки, как дети. Как тогда, двадцать лет назад. Я вновь почувствовал себя ребенком. И мне хотелось слушать и слушать эту женщину. И верить каждому ее слову. И подчиняться каждому ее желанию.

Вера вырвала руку. И побежала. Босиком, в залатанных джинсах, с растрепанной каштановой стрижкой.

– Ко-о-о-стя! – кричали сил мне уже издали. – Иди сюда, Ко-о-о-о-стя! Ну быстрее же!

Она стояла на пригорке, усыпанном изумрудными цветами. И, забросив голову вверх, смотрела на звезды.

– Отсюда лучше всего можно рассмотреть звезды, – сказала она мне, не оглядываясь.

А у меня промелькнула мысль, не с мужем ли она их тут успела рассмотреть. Но эту мысль я мудро решил оставить при себе.

– А днем, – продолжала Вера, не прочитав моей мысли. – А днем отсюда видны солнечные человечки. В которые ты никогда не верил, Лоб.

– Ты такой же ребенок, Вера, – усмехнулся я.

– А ты так же скептически смотришь на мир, Костя. Какая красота, Костя. Хотя бы один разочек, только один подержать в руках звездочку. Ну, самую маленькую.

– Вера – звезды – это плазменные шары, подобные солнцу. Их никак… – и я осекся.

Вера не слушала меня. Она зачарованно вглядывались в ночное небо. И часто вздыхала.

– Ну почему мы не там, Костя?

Меня она совсем не замечала. И мне стало даже обидно. И чтобы обратить на себя внимание. Я сорвал цветок. И пощекотал им шею Веры.

Вера поморщилась. И оглянулась. И взяла цветок из моих рук.

– Это твое сочинение, Вера?

– Почти. Эти цветы были, конечно, и до меня. Но назвала их усладами я. Красиво?

– Все красиво. И цветы. И звезды. И мир. И ты, Вера.

– Леша тоже так говорил. Только в рифму. Но я никогда ему ничего не рассказывала.

– Почему?

– Мне трудно это объяснить. Просто доверять можно только одному человеку. И делиться с одним человеком. Даже если он оказывается совсем другим. Намного хуже. Намного холоднее. Даже если в нем ошибаешься. Сердце все равно хочется раскрыть только ему. А остальным… А остальным можно раскрыть свою тайну. Свою судьбу. Но не сердце. Так случилось и с Китом…

– И с многими другими, – продолжил я за Веру.

– Да, – быстро согласилась она. И просто добавила: – Со многими другими. Но не с тобой.

Я не знал, что ей ответить. Я ей еще не верил. Я присел на траву. Она села рядом. И вытянула свои ноги. И уперлась руками о землю.

– Как только не называли эти цветы! И цветком зеленое печали. И цветком змеиной страсти. И цветком вечной любви.

– Оригинально, – не выдержал я.

Вера покрутила пальцем у виска.

– Идиот, – разозлились она, – разве может быть банальным то, что случается раз в сто лет? Представляешь, ты умрешь, а твоя любовь нет.

Я отрицательно покачал головой.

– Не представляю.

– Ты умрешь, а твоя любовь останется жить. Если ты, конечно, любил по-настоящему. Она останется жить в море. В звездах. В цветах. Сила твоих чувств переполняет маце. Искренность твоих чувств заискрится в звездах. Красота твоих чувств распустится в цветах. Она не умрет, твоя любовь. Если ты, конечно, любил, – и Вера на меня выжидающе посмотрела.