Елена Сазанович - Улица вечерних услад

Мы сидели в открытом кафе. И лениво тянули холодное шампанское. Я давно заметил, что девушка за соседним столиком с нескрываемым интересом поглядывает на меня. Она была довольно мила собой. И главное – молода. И, что самое любопытное, не пробуждала во мне абсолютно никаких желаний. Я усмехнулся. Я признался, что все-таки Вера для меня была единственной. Но ей этого никак не показал. А напротив, в открытую стал пялиться на эту смазливую куколку. Она самодовольно хихикнула. И презрительно оглядела с ног до головы Веру. Явно рассчитав, что эта старушка не идет в счет. И, действительно, экстравагантность Вера почему-то частенько воспринимала как нечто, не заслуживающее внимания. Эта куколка наверняка решила, что ее напудренное накрашенное личико не идет ни в какое сравнение с лицом Веры. К которому никогда не прикасалась краска. И дорогие туфельки на высоком каблуке вообще никак нельзя ставить в один ряд с поношенными сандалями Веры. На меня такие девицы всегда накатывали невыносимую тоску. И я заранее знал их вопросы о развитии отечественной культуры. Да, пожалуй, на эту курочку Кит мгновенно бы положил глаз. Но Кита рядом не было. Поэтому глаз положил я. От скуки. И от непонятного желания вновь позлить Веру.

Вера сразу же заметила мой маслянистый взгляд. И резко обернулась. И заметила эту молоденькую блондинку. Клянусь всеми богами, раньше бы она только рассмеялась. И посчитала выше своего достоинства заводить о ней разговор. Но теперь… теперь Вера была влюблена. И не на шутку встревожилась. И в ее взгляде запрыгали бешеные искорки.

– Она тебе нравится? Да, Лобов? Нравится? Ну, конечно же! Ты же на нее пялишься. Значит, нравится. Да?

– Ты сама когда-то говорила, что любому дозволено смотреть на красивое тело, лицо. Ну, как в музее…

Вера со всей силы стукнула по столу. И бокалы задребезжали.

– Когда я такую чушь молола, Лобов? Тысячу лет назад! Когда была круглой дурой! Почему ты должен смотреть на это чучело, если я рядом!

– Она вовсе не чучело, – с нескрываемым садизмом протянул я. – От нее пахнет свежестью, Вера…

– От нее??? – возмущению Веры не было предела. – Да она в свои пятнадцать с половиной уже знаешь… Знаешь… – Вера задыхалась и не находила слов.

– Ну, Вера. Не более, чем ты в свои пятнадцать с половиной.

Вера не выдержала. И вскочила со стула. И помчалась к выходу. Все на нее недоуменно оглянулись. А куколка прыснула в кулачок. И мне подмигнула. И показала на место рядом. Я приблизиться к ее столику. И отдал галантный поклон.

– Я вам не завидую, – блондиночка кокетливо улыбнулась.

И кивнула вслед убегающей Вере.

– А я – вам.

Она недоуменно вскинула вверх свои выщипанные брови.

– Это еще почему?

– Слишком много трудитесь над своей внешностью, бедняжка.

А я в твои годы читал книжки. И ходил босиком.

– А в свои годы? Что ты в свои годы делаешь? – и она презрительно оглядела меня с ног до головы.

– Провожу работу с несовершеннолетними, – я в свою очередь снисходительно оглядел с ног до головы куколку. – Поверь, работа не из самых приятных.

– Хамло! – уже в спину бросила она мне в ответ.

Я кинулся догонять Веру. Я искал ее долго. Пожалуй, слишком долго. Мысли путались в моей голове. И страх вновь проступал наружу. Я проклинал себя за свои ребяческие игры. За свое нездоровое желание мстить Вере. Нашел ее я на закате. Она сидела у самого берега озера. И спокойная вода едва касалась ее ног. Она смотрела на солнце. И как давным-давно меня не замечала. Я подошел к ней. И обнял за плечи. Она даже не вздрогнула.

– Нельзя же так, Вера.

– Я не знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Я чувствую, что старею с бешеной скоростью. И так не хочу этого.

– Тебе ли бояться старости, Вера.

Вера повернула ко мне свое лицо. Мокрое от слез. И мне показалось, что она, действительно, постарела.

– Я стала ненавидеть людей, Костя. Я не знаю, что со мной. Но это не самое страшное. Я пришла прощаться с солнцем. И вдруг поняла, что мне безразлично – есть оно или его нет. Я перестала любить солнце, Костя. И к цветам тоже стала совсем равнодушна. И к воде. И к песку. И к ним тебя тоже ревную, Костя. Мне вдруг открылась простая истина. Их ты будешь любить всегда. А я… А меня…

– Успокойся, Вера, прошу тебя. Ты сама мне говорила, что не нам распоряжаться временем.

Вера раздраженно махнула рукой.

– Слишком много я тебе говорила. Лучше бы ты этого не знал.

– Нет, Вера, и тебе за все благодарен. За все. Ведь ты… Только ты научила по-настоящему любить жизнь.

Вера гневно сверкнула глазами.

– Да! Я тебя научила всему. Но самому главному! Любви! Надежной, верное любви я не смогла тебя научить. Потому что сама в нее не верила. И не хотела, чтобы ты верил в иллюзию. Но теперь.

И Вера заплакала. К взял ее за руку. И приподнял. И как маленькую повел в дом. Она шла со мной рядом, босая. С растрепанными каштановыми волосами. В расстегнутой мужской рубашке. И мне стало ее до боли жаль. Но вместе с чувством жалости пришло понимание. Что наша любовь зашла в тупик.

И ночью, сославшись на головную бель я лег на полу. И как ни странно, крепко уснул. Без всяких красочных сновидений.

Утром я проснулся от пристального взгляда. Вера сидела на корточках возле меня. И не отрываясь смотрела в мои глаза. Я недовольно поморщился.

– Ты меня не любишь, Костя? Да? Скажи только честно. Не любишь? Почему ты молчишь? Ну, отвечай же! Не бойся! Я уже старая. Я знаю. И мешки под глазами. А у той, беленькой, ну, которая в кафе. Глазки чистые, ясные. Да, Лобов?

Я приподнялся на локтях.

– Вера! – выкрикнул я. – Это становится невыносимым, Вера!

Вера вцепилась в меня острыми коготками. И зашептала:

– Я умоляю тебя, Лобов. Если ты уедешь… Я не перенесу это, Лобов. Мои цветы увянут. И улицы вечерних услад больше не будет. Никогда…

Я с трудом освободился от ее цепких объятий. Подошел к окну. И закурил. Мне вдруг захотелось до боли очутиться в маленьком кафе с видом на полуразрушенный сарай. Подмигнуть милой глупышке официантке. Заказать себе чашечку крепкого кофе. И пошарить в кармане ручку. Мне захотелось прошвырнуться по маленьким улочкам. Погладить по пути бродячую собачонку. А потом завалиться на свой старый диван своей старой квартиры. И чтобы никого не было рядом. Только молчаливые стены. И обшарпанный потолок. Разве что мыслям можно позволить посетить меня. И еще воспоминаниям. О болтливом Ките. Об умнице отце. И о Воре. Вере… О той, милой мартышке Вере, так безумно когда-то влюбленной в жизнь. Мне захотелось, чтобы по утрам никто не следил за мной. Мне захотелось свободы.

Вера словно угадала мои мысли. Она подскочила ко мне. И забарабанила со всей силы кулачками по моей спине.