Leo Vollmond - Гамбит. На сером поле

В холодном зимнем воздухе, опустившимся на Нордэм вместе с приходом ночи, кружил мелкий колючий снег, укутывая остывавшие серые улицы светло-молочной дымкой. Сгусток клубящегося белого тумана расползался по дорогам и заползал между домами, будто отрава, пущенная в кровоток, растекалась по венам и дурманила сознание. Дымка сгущалась с каждым часом глубже наступавшей ночи и становилась плотнее, все больше напоминая собой глухую непроходимую стену, но это было всего лишь иллюзией. В реальности же – протяни руку и сможешь коснуться ледяного облака, устало прилегшего отдохнуть на твердую землю, чтобы после восхода опять взмыть ввысь и выстроить над городом непробиваемый хрустальный купол из мелких кристалликов замерзшей воды и унести в себе тайны и секреты, случившегося ночью. Со стороны казалось, так легко увязнуть в ледяном тумане, который скрывал грядущее, таил в себе страхи и опасности, подстерегающие за каждым углом, и глупо было бы думать, что если ужасы ночи скрыты от твоего взгляда, то и сам ты можешь остаться для них незамеченным.

Снегопад усиливался, делая еще более плотной белесую пелену, стучавшую в большие панорамные окна пентхауса, где Адам лежал в теплой постели, но сон отказывался посещать его уставшую голову и вымотанное за день тело. Легкая вибрация телефона отвлекла его от рассматривания потолка и окон, о которые скоблил снегопад, и имя звонившего подтолкнуло Адама практически вскочить с постели сразу же на обе ноги, не разбирая, с нужной ли он встает или нет.

– Алекс, – коротко поздоровался он с одним из деловых партнеров, схватив телефон с прикроватной тумбочки и отвечая на вызов.

– Адам, – тем же деловым и холодным тоном ответил ему Майер.

– Чем обязан в столь поздний час… – распев учтивых речей уже начинал входить у Адама в привычку, и проявлялся сам собой, даже когда его не звали.

– Давай-ка мы отбросим весь официоз и перейдем сразу к делу? – по тону Майера стало очевидно, что разговор радовал его не многим больше, чем самого Адама. – Ты просил меня сообщить, когда где-то замаячит информация об отце Николаса и вашей ручной мышке, – Адам уже видел, как Майер закатывает глаза, вспоминая его просьбу.

– Слушаю, – решил он не мучить хорошего знакомого излишним обмусоливанием жареных фактов и весь превратился в слух.

– Так слушай, – резко ответил Майер, а наигранно вежливый тон Ларссона пришелся ему не по вкусу. – Базу данных одной из моих частных лабораторий в штате Мэн только что взломали, похитив некие данные… – загадочно говорил, но интриги в разговоре было столько же, сколько ее было в вареном картофеле.

– Ты пресек взлом? – напугано спросил его Адам, задержав дыхание на выдохе.

– А зачем? – насмешливо спросил Майер. – Пусть думают, что крадут нечто ценное, а хозяин и не спохватился, – хмыкнул он, манерно растягивая слова и нервируя собеседника.

– Алекс, я же просил, – Адам начал шипеть от раздражения, – на кону репутация моей семьи, моя репутация, черт тебя дери, мы мало сил положили, чтобы я смог пролезть в конгресс? – яд в его словах грозил просочиться в телефонную трубку, но с Алексом Майером этот номер не пройдет.

– Успокойся, друг мой, – отмахивался чикагский бизнесмен и меценат от слов будущего конгрессмена, будто жужжания назойливой мухи. – Твои опасения совершенно беспочвенны, а в свете последних событий еще и глупы, – Майер быстро пресек все претензии, поставив Ларссона перед фактом, и тот ненадолго задумался над словами полночного нарушителя спокойствия, а Алекс все продолжал нагнетать:

– Стащил кто-то, а мне кажется, это ваш недалекий коп из департамента по особо тяжким, данные об отцовстве малыша Никки. Куда он с ними пойдет? К прессе? Это информация, как чемодан без ручки, выкинуть жалко – нести неудобно, а вот тебе это только на руку, – Майер, казалось, был рад такому стечению обстоятельств, в отличие от Ларссона.

– Алекс, это рискованно, – осторожничал Адам, надеясь, что Майер просто проверяет его на прочность, а взлом пресечен с легкой руки его знакомого по великодушной просьбе.

– А ее ты, значит, слушаешь, – цинично хмыкнул Алекс в трубку.

– Я не понимаю, – уже заготовив приличную порцию вранья, Адам собрался вводить собеседника в заблуждение, но, потерпел поражение, даже не начав, ведь не на того, как говориться, нарвался.

– Прекрати! – слегка прикрикнул Майер, и бодрствование в столько позднее время суток ему не прибавляло терпения. – Вылези вся правда наружу, от тебя ни в одном месте не убудет, а ты только панику разводишь, – начал откровенно раздражаться он.

– Думаешь? – в расчетливости Алекса Майер сомнения были разве что у умалишенного, и к его словам стоило прислушаться, по крайней мере, Адам всегда прислушивался и еще ни разу не пожалел.

– Уверен, – успокоил его Алекс, сменив тон на загадочный. – Общественное мнение творит чудеса! Намного интереснее другое. Кто-то интересовался файлами Жаклин Ронье и отцовством внучки вашей мадам. Образец ДНК отца, конечно же, неизвестен, – Алекс намекал, что важен был сам факт поиска, а не личность залетного ухажера Жаклин. – Чтобы там у вас не происходило, Адам, будь предельно осторожен. Не принимай никаких опрометчивых решений. Забудь ты про мальчишку хоть на минуту! На кону твое будущее, наше будущее! – предостерегал его Майер, в голосе которого проскальзывало беспокойство.

– Я тебя понял, – обнадежил его Ларссон, желая как можно скорее закончить этот разговор.

– Пообещай мне, что будешь осмотрителен, – Алекс не просил. Он требовал ответа, и ответ, по его мнению, не имел ни малейшего права содержать и намека на отказ.

– Обещаю, – опять опрометчиво соврал Адам, как врал всегда и всем.

– Черт возьми, Ларссон! Не со мной тебе играть в эти игры! – негодовал Майер.

Ларссон может петь самым сладким, медовым голосом безмозглым девочкам, у которых нервная система состоит из трех нейронов «сцепление-тормоз-газ», но Майер ждал от него честности, коли тот хотел состояться как партнер, и взаимной поддержки, хотя честность и поддержка в их кругах понятия относительные.

– Заляпаешься хоть в чем-то, и хрен нам, а не налоговые льготы в девятьсот миллиардов, – напомнил он, что благие это, конечно же, хорошо, но истинные никто еще не отменял.

– Я чист, как только что выпавший снег, клянусь, – наверное, честно ответил Адам, всматриваясь в густую белесую пелену за окном, затягивавшую его все глубже и глубже, с головой окуная в воспоминания, отчего его голос постепенно начинал терять интонации и становился безжизненным.

– Воодушевляюще, Конгрессмен, – усмехнулся Алекс в трубку, удовлетворенный ответом, а точнее тоном, которым тот был произнесен. – Адам, помни, я рядом, но я не смогу исправить, если ты наложаешь, – поддержка поддержкой, но провали Адам всю их авантюру к чертям собачьим, и Алекс тут же примет позицию «ни при делах», о чем он постоянно напоминал.